Иван Шевцов - Лесные дали
Афанасий Васильевич угостил свежим медом в сотах. Подкладывая Ярославу янтарный душистый ломоть, приговаривал:
- Кушай, не стесняйся. Майский мед самый что ни на есть полезный, потому как в нем содержатся все соки земли, от всех болезней лекарства.
При последних словах старик хитро подмигнул, и знак этот Ярослав принял за тайный намек: мол, лекарство от любви. "Врешь, старик, такою не бывает, потому как любовь не болезнь, а, напротив, само здоровье". Его мысли перебил Афанасий Васильевич, говоря с легким упреком:
- Скрытный ты парень, не доверяешь мне.
Ярослав покраснел, смутился. А Рожнов продолжал:
- Канавой делянку мою огородил. От других узнаю. А от тебя ни слова. На пастуха в суд подал - тоже молчок. Нехорошо так, хлопче. Не обижай старика. Не враг же я тебе, верно?
У Ярослава отлегло от сердца. Он поднял на Рожнова ясный преданный взгляд:
- Что вы, Афанасий Васильевич. Разве я могу вас обидеть? О пастухе не сказал потому, что не хотел вас волновать. О траншее - сам не знаю, почему не сказал. Забыл, наверное, простите. - И улыбнулся неловкой обезоруживающей улыбкой. Старик вздохнул, но непонятно было, к чему относился этот вздох.
- За что ж прощать? Парень ты… да ладно, - с облегчением махнул рукой: - Не перехвалить бы. Но я горжусь…
Лесники собрались в половине четвертого. На Ярослава обратили внимание.
- Вырядился как на парад, - сказал Чупров, дружески обняв Ярослава.
- Для начальства, значит, - добавил Чур, не то с подначкой, не то с явным осуждением: сам он, впрочем, как и все остальные лесники, был одет в обычную повседневную, видавшую виды одежду. И Погорельцев обратил внимание на опрятный праздничный вид Ярослава; тоже решил, что нарядился тот по случаю приезда директора лесхоза. Похвалил молодого лесника, даже в пример другим поставил. В душе Ярослав посмеивался: получилось нечто вроде естественной маскировки. Лишь один Афанасий Васильевич понимал, что не для Виноградова Ярослав с таким усердием с утра пораньше занимался стиркой, утюжкой, чисткой, не для директора лесхоза больше обыкновенного прихорашивался у зеркала. Наблюдательный и чуткий старик умел понимать не только деревья и лесных обитателей - он и людей видел насквозь. Давно уже догадался - замешана тут женщина, и знал ее имя. Выбор Ярослава не радовал старика: замужняя она, вот в чем беда-то. Да что поделаешь - сердцу не прикажешь, особенно чужому. Оно и вмешиваться в сердечные дела как-то негоже, не пристало ему на старости лет подавать советы в любовных делах. Но и предостеречь не мешает. Да ведь не послушает же, нет, не внемлет. Влюбленный, он что вепрь раненый - напролом идет.
Виноградов опоздал, и совещание началось в половине пятого. Ярослав намеренно занял место у самого выхода. Он уже беспокоился. Передние места пустовали, как это часто бывает на подобных собраниях и совещаниях, и Виноградов, сидя за председательским столом, попросил:
- Давайте, товарищи, поближе усаживайтесь. Товарищ Серегин, прошу поближе. Вот здесь свободные места. - И указал рукой на стул.
Розовый от волнения Ярослав сделал было неловкое движение, но вовремя опомнился - остался сидеть у двери, Чупров прошел вперед. Совещание открыл Погорельцев. Он сильно волновался, делал какие-то странные движения, говорил минут десять сбивчиво, запинаясь, часто заглядывал в заранее приготовленную бумажку и, вконец измучившись, предоставил слово директору лесхоза.
Виноградов начал с сообщения о вчерашнем решении бюро горкома. Ярослав посмотрел на часы: было без четверти пять. Подумал: "Сколько он будет говорить? Не меньше часа. Если сразу после его выступления выйти и бежать бегом, то можно успеть".
Виноградов остановился на недостатках в работе лесничества и, в частности, лесников, приводил примеры, он говорил о любви к лесу, об ответственности, о принципиальности лесников. Помянул добрым словом Афанасия Васильевича Рожнова, назвал имя Серегина как серьезного, подающего надежды лесника и принципиального инициативного товарища. Ярослав сидел как на иголках и в мыслях торопил директора лесхоза: скорей, скорей закругляйся, и так все ясно. А Виноградов продолжал говорить спокойно, размеренно, точно нарочито хотел затянуть время. Ярослав посмотрел на часы: четверть шестого. "Что-то надо придумать, найти какой-то выход", - лихорадочно стучало в голове. Не прийти на свидание?! Исключается. Но что же делать, что делать? Хоть бы перерыв устроили - он просто скрылся бы без всяких объяснений. А Виноградов все говорит. Двадцать минут шестого. И неожиданная мысль: "А что, если мои часы отстают?"
Еще пять минут, и он выйдет, никому ничего не сказав. Объяснится потом, завтра.
Виноградов кончил внезапно, без предварительных закруглений. Двадцать пять шестого. "По-божески, говорил меньше часа", - мысленно похвалил его Ярослав. А Погорельцев поднялся, спрашивает:
- У кого какие вопросы к Владимиру Петровичу?
- Все ясно, вопросов нет, - негромко, но четко прозвучал голос Ярослава. Он даже сам удивился своим словам и особенно поспешности, и присутствующих удивил. Пожалел, что сорвалось необдуманно. Попробуй теперь уйди, и все поймут: куда-то торопится.
- Может, послушаем товарищей? - переводя взгляд с лесничего на лесников, предлагает Виноградов. - Вот и начнем с товарища Серегина… - Он что-то спросил у Погорельцева и продолжал: - Пожалуйста, Ярослав Андреевич…
Все пошло кругом: Ярослав не готовился выступать. Дали бы время собраться с мыслями, ну хотя бы пять минут. Но так неожиданно, вдруг… А его ждут, смотрят на него с нетерпеливым любопытством и товарищи-коллеги и начальство. И тут произошло то, что уже не однажды с ним бывало: Ярослав взял себя в руки, сказал самому себе: "Спокойно, Серегин. Разве тебе нечего сказать? Разве мало ты думал, бродя по лесу? Скажи об этом вслух". И он сказал:
- Я не думал, что тут придется выступать… Это для меня неожиданно, и, может, скажу что-нибудь не совсем так… - Внешне он был спокоен и собран, глядя на него со стороны, можно было подумать, что человек этот - профессиональный лектор или пропагандист. Ярослав не был ни тем, ни другим. Выступать ему приходилось нечасто - на комсомольских собраниях в школе да на заставе, перед товарищами. Но ведь здесь тоже были его товарищи. Что же касается начальства, то к нему Ярослав никогда не питал ни подобострастия или робости, ни неприязни или неуважения. Присутствие директора не могло ему помешать. - Я бы мог подписаться подо всем, что сказал тут товарищ Виноградов. Правильно сказал о наших недостатках. - По залу прокатилось веселое оживление. Заулыбался и Погорельцев. Кто-то сказал: "Хи-те-е-ер". Но это не смутило Ярослава. - Но, по-моему, товарищ Виноградов не назвал причины этих недостатков, вернее, не все причины вскрыл, поэтому я и хотел бы дополнить его.
- Давайте, давайте, для этого мы и собрались, - подбодрил Виноградов, желая создать атмосферу непринужденного, откровенного разговора.
- Прежде всего, как мне кажется, нам, лесникам, не полностью доверяют, - продолжал Ярослав. - Ограничивают нас, не дают самостоятельности. А где нет доверия, нет самостоятельности, там и ответственность снижается. Я так считаю. Лесник - хозяин на своем участке.
- Требуется пояснение, - покачав большой круглой головой, бросил Виноградов.
- Поясню, - ответил Ярослав. - Вот смотрите, вы сказали: лес захламлен, много сухостоя, бурелома, валежника, которого мы, лесники, и лесничество своими силами не можем вывезти. Мы едва справляемся с рубкой ухода. Гортопу тоже невыгодно бродить по лесу, по оврагам, собирать по полену. Они предпочитают делянки, где идет прореживание. Как быть? Дайте право леснику самому договориться с колхозом, с колхозником - дрова-то им нужны и лошади у них есть, так что никакие овраги не страшны, по первому снегу на санях вывезут.
- Верно говорит! - воскликнул Чур.
- А кто кому будет платить за те дрова: колхоз - лесничеству или лесничество - колхозу? - с нескрываемым ехидством спросил Погорельцев.
Ярослав ответил не сразу, хотя этих слов он ожидал и ответ у него был приготовлен. Ярослав прислушался к настороженной, полной любопытного внимания тишине. Ответил подчеркнуто спокойно:
- Валентин Георгиевич, а кто платит: дятел лесничеству за то, что мы ему позволяем питаться короедом и прочими лесными вредителями, или лесничество дятлу за то, что он очищает лес от вредителей?
В зале громко и весело рассмеялись. Смеялся и Виноградов. Смущенный Погорельцев, не ожидавший такого подвоха, размахивая рукой перед своим покрасневшим лицом, говорил:
- Ну, большая разница.
Но Ярослав не счел нужным спорить с лесничим и продолжал:
- Когда я говорю о большей самостоятельности лесника, я что имею в виду? Чтобы мы, как поденщики, не являлись в обязательном порядке каждое утро в лесничество за получением на день руководящего наряда. Достаточно собираться, скажем, раз в неделю. Но не на час, а может, на весь день. Поговорить, отчитаться, получить задание. И, быть может, послушать хорошую лекцию. Да, да, товарищи. Лекцию о нашем деле, о лесе, об охране природы.
