Илья Штемлер - Поезд
– Какой же он пьяный? – обиделся дед и, подумав, для большей убедительности признал: – Может, выпимший был малость и все… Дома глянул я в карман, а билет там, завалился, подлец.
Дежурная протянула бланки.
– Заполните. И к администратору. В первое окно. Следующий!
Дед замешкался, бросая опасливый взгляд в сторону первого окна, где маячила фигура гитариста.
– В первое, отец! – закричали из толпы. – Не задерживай.
Кто-то из очереди вызвался заполнить бланки, ускорить дело.
Свиридов приглядывался к тому, что происходило у дежурной по вокзалу. Он давно усвоил истину: наиболее четкое представление о состоянии дел дает отношение к своим обязанностям работников низовых должностей. Так иной врачеватель по биению пульса может определить все, что происходит в организме. И теперь, бродя по залам с праздным видом, он впитывал в себя заботы этого странного мира, называемого вокзалом, где никому ни до кого не было дела, едва сдерживая улыбку при мысли о том, какая поднялась бы суматоха, если б люди узнали, что он и есть самый главный человек на дороге…
Поезд, которым приехал Свиридов, прибыл без опоздания. В дороге Свиридов скрывал свою должность, да и одет был не по форме, в светло-коричневый костюм. Обычный командированный, с небольшим чемоданчиком, напоминающим деловой портфель…
В гостиницу Свиридов не торопился, успеет еще там намаячить, пока ему подберут квартиру. К тому же день воскресный, время не позднее, хорошо пройтись по городу, в котором приходилось когда-то бывать, гостить у старого институтского друга Савелия Прохорова, давно, правда. Не думал тогда Свиридов, что ему придется сменить Савелия, отстраненного начальника дороги…
Свиридов спустился в зал, где разместились автоматические камеры хранения. К вечеру здесь, как всегда, напряжение спало, и зеленые фонарики свободных ячеек светлячками слетелись в скудно освещенные глухие подвалы. Да и перед обычными камерами никто особенно не топтался. Ухоженные кладовщики глядели из-за решеток своих секций, точно сонные обитатели зоопарка…
– Что, молодцы, нет работы? – обронил Свиридов.
Не в правилах кладовщиков точить лясы с посторонним человеком. Ребята они гордые, в простоте слова не обронят.
– Сдаете? – сурово спросил молодец из ближайшего «вольера», глядя на синий чемоданчик.
– Прогуливаюсь.
– Выбрали место! – кладовщик подозрительно уставился на Свиридова.
– Ну… не совсем гуляю, отношение некоторое имею к вашему ведомству.
Кладовщик и без того почуял уже в незнакомце значительную птицу, но отступать с поджатым хвостом было неловко, коллеги только делают вид, что заняты своими делами, слушают небось. Тут каждый друг за другом приглядывает, система.
– Ну, раз имеете отношение, то здрасьте. – В голосе кладовщика уже не было суровости. – Какая ж работа вечером? Разъезжается народ. – У парня кривая, соскальзывающая с лица улыбка человека, знающего себе цену.
– Вижу, спорится у вас работа, – произнес Свиридов. – Даже кассы сломались от перегрузки. – Он обвел взглядом четыре кассовых аппарата, спрятанных под надпись «ремонт». Ему давно знакомы подобные уловки. – И настоятельно вам рекомендую, мальчики: проследите, чтобы кассы больше не ломались после ремонта. – Он говорил негромко – как человек совершенно уверенный в том, что его прекрасно слышат.
– Экой ты! – ввернула невесть откуда взявшаяся бабка в дворницком фартуке поверх черной шинели. – Считай, у них выгода вполовину пропадает, если касса цела. Не соображаешь? – Бабка смотрела на Свиридова, удивляясь его непонятливости. – И веник у меня уперли. В углу оставила, возвращаюсь – нет веника. Небось за решетку унесли, да кто ж их проверяет? Делают, что хотят…
Свиридов вышел в коридор. Бесчисленные реконструкции основательно запутали вокзальные переходы, а указатели только увеличивали путаницу, нередко предлагая совершенно противоречивую информацию, – новые таблички во многих местах висели вместе со старыми. Память Свиридова впитывала все эти недоразумения, она будет хранить их до тех пор, пока не примут меры. Между кабинетом Свиридова в управлении дороги и этими катакомбами стояло такое несметное число служебных ступенек, что появление начальника дороги здесь можно было бы пометить в календаре как невероятное событие, имеющее место быть раз за многие годы. Иные и не поверили бы в такую ситуацию. Тем более что Свиридов о ранге своем не распространялся и голоса не повышал – обычный пассажир, слоняющийся по вокзалу от нечего делать… Он хотел было заглянуть и в комнату отдыха, но передумал – наверняка там пришлось бы задержаться, – повернул к залам ожидания и тут, на широком подоконнике, увидел спящего мужчину. Сапоги, замызганный плащ – и несуразно богатый портфель из желтой кожи под головой.
Свиридов приблизился.
Мужичонка приподнялся на локтях и сел, мигая дурными ото сна глазенками.
– Ну чего тебе? – вскинулся он на Свиридова.
– Ничего. Иду вот, – ответил Свиридов.
– Ну и иди, – пробурчал мужичонка, ощупывая портфель.
– И иду, – ответил Свиридов. – Разлегся, точно царь. – Он намеревался пройти мимо, но передумал, остановился.
Мужичонка сидел нахохлившись, боком, точно голубь, поглядывая на Свиридова, чувствуя в незнакомце значительное лицо. И решая, как себя вести: соскочить на пол или продолжать кемарить…
– Поезд ждете? – миролюбиво проговорил Свиридов.
– Жду-у-у, – протянул мужичонка. – Мой поезд ушел… От стерва! – воскликнул он и сухо сплюнул в сторону. – Я ж ей говорю: продай хоть стоячее место, в дороге все утрясется. Нет, отвечает, нет мест никаких… А поезд пустым ушел.
– Так и пустым?
– Сам видел. Прибег на перрон, думал – проводнички подберут, не впервой. А их вспугнули – контроль большой ожидается. Мы, говорят, тебя бы взяли, места есть, только рисковать не хотим. Так и уехали, – мужичонка еще раз сплюнул, сопровождая свои действия успокаивающими душу словами, извинился. – Ну а ты кем служишь-то?
– Я? Ну… по хозяйственной части.
– А-а-а, – чему-то разочаровался мужичонка. – Ты вот мне скажи – вроде все мы русские люди, верно? И чего друг на дружку так бычимся?! Что стоило той стерве мне билет продать? Ведь были места. Теперь я должен до утра на подоконнике ошиваться, как кот. Ведь в зале ожидания ступить некуда… Закурить дашь?
– Не курю.
– Тю! Тоже случай послал сотоварища… Думал, начальство какое, заступится. А у тебя и табака не выпросишь… Чего стоишь, иди. Я еще посплю.
Мужичонка пощупал портфель.
– Красивый, – Свиридов повел подбородок в сторону портфеля. Нравился ему этот тип, наверняка сибирского корня мужичонка.
– А то… Премия! Хорошую работу отметили портфелем, – ему пришлась по душе похвала незнакомца. – Еще и грамоту дали… Знатный человек я, вот кто есть.
– Знатный. А подоконник отираете. Мужичонка остренько обернулся. Его загорелое,
привычное к солнышку лицо стянулось от обиды.
– Знатный и есть. Только не сичас. В прошлом месяце. Тогда и портфель вручили, мать его… И в гостиницу определили, и билет обратный. Все было. А сичас я так явился в город, по личной надобности. Но знатный я же остался, верно?
– Верно, – согласился Свиридов. Чем же занимаетесь-то?
– Я-то? Берестянщик я. Штуковины всякие плету, – мужичонка подумал немного: хвастануть, нет? – и щелкнул замком портфеля, пошуровал в его темном брюхе, достал металлическую банку, извлек из нее два берестяных бокала. Один в другом. Кора излучала нежный березовый свет. Прокуренные жесткие пальцы мужичонки казались детскими…
– Красота? – горделиво вопросил он. – За границу отсылают… Все я делаю – табакерки, короба, корзины. Что хочешь! Могу статую сварганить на коне… Только вот билет сделать не могу…Я ей, дуре из шестой кассы, подарить хотел бокал за билет. Раскричалась она: дескать, взятку суешь, сукин сын. Не понимает красоты, курва. Денег чистых, видать, хотела. А денег-то у меня всего что на билет. – Мужичонка подумал немного. – И хорошо, что не взяла берестень. Клял бы себя потом, что в потные ее лапы красоту отдал… Ладно, ступай. Я вздремну малость, – он упрятал в портфель свое добро. – Следующий поезд утром. Если и на него билет не дадут, пойду шуметь в Дом художественных промыслов. Пусть защитят, ежели я для них свой. Знатный я или уже не знатный у них…
– Вот что, любезный, – проговорил Свиридов, – идемте со мной. Может, и смогу вам помочь, раз вы такой знатный.
Мужичонка вскинулся, обмерил долговязую фигуру незнакомца цепким взглядом, но допытываться не стал. Резво соскочил с подоконника, застегнул плащ, вытянул из кармана засаленный кепарь, нахлобучил и был готов.
В вокзальной суете он отставал и боялся, что потеряет незнакомца из виду. И имени не спросил, чтобы окликнуть, если совсем растеряются…
Свиридов остановился у депутатской комнаты, нажал кнопку звонка. Дверь приоткрылась и в проем высунулась голова дежурного в красной парадной фуражке. Свиридов показал удостоверение. Дежурный прочел, охнул и торопливо распахнул дверь. Перепустив мужичонку, Свиридов ступил на вишневый ленивый ковер. Мужичонка приподнялся на мысках своих стоптанных сапог, да так и стоял, пока, одеревенев, не шагнул с ковра в сторону, на сверкающий лаком паркет. Искоса оглядел убранство комнаты: мягкую мебель, горку с чистой посудой, цветы, столик с яркими журналами. Домашняя обстановка, кто бы подумал…
