Приключения Букварева, обыкновенного инженера и человека - Владимир Степанович Степанов
— Я тоже мечтаю использовать отпущенный судьбой срок жизни сполна. Только не по-твоему, — возразил Букварев. — У меня всегда это получалось чисто и серьезно.
— Ха-ха! Насмотрелся я вчера на это!
— Плохо глядел. Но и сегодня то же увидишь.
— Так что же мы сидим без толку? Пошли!
И друзья пошли. С мечтательной улыбкой шел Губин, хмурился и вздыхал Букварев. Остановились у последнего на пути к общежитию магазина.
— Купим бутылочку? — предложил Губин. — Или не стоит? Арка сказала, что у них все будет. Но нам ихнего вдруг да не хватит! Так уж чем из-за стола мимо вахтерши бегать — лучше сейчас запастись.
И друзья купили не одну, а две бутылки.
Через пять минут они уже снимали плащи и шляпы в тесной комнате общежития и озирались по сторонам. Львиную долю этой жилплощади занимали две койки стерильной белизны, придвинутые к противоположным стенам, и обшарпанный фанерный шкаф, предназначенный, видимо, для белья. В переднем углу стояли квадратный стол с яркой клеенкой и три видавших виды стула. Со стены верещал казенный радиодинамик. Подоконник единственного, шириной во всю стену окна был уставлен банками со съестным и баночками с парфюмерией. Плохо замазанные рваные трещины, островки отлетевшей краски на двери наводили на мысль, что сюда, возможно, ломился кто-то, обладавший чугунными кулаками.
Пришли друзья рановато. Дамы были еще не готовы принимать гостей, хотя встретили их радостными возгласами. Они поживее стали передвигаться по комнате, обе в коротких стареньких халатах, застегнутых не на все пуговицы, обе с бигудями в волосах. Букварев ожидал увидеть здесь совсем не это, и вид растрепанной Нади неприятно поразил его. Ему даже вспомнились слова одного ядовитого писателя о том, что женщины по утрам выглядят совсем не так, как вечером. Бесконечно симпатичной и милой была вчера Надя в глухо повязанном платке, а сегодня оказалось, что лоб у нее несоразмерно велик, и на нем посередине, там, где начинался пробор, желтел нарывчик. И коленки толстоваты и красны… Но не было заметно, чтобы это хоть чуточку смущало Надю.
— Видишь, у меня после вчерашнего прыщик. Продуло. То у костра жарища, то ветер в машине, — просто сказала она Буквареву, подойдя к нему так близко, что он увидел прямо перед собой острую складочку между ее грудями, прикрытыми халатиком. Букварев заморгал, и лоб у него вспотел, но он ни на шаг не мог отстраниться, так было тесно. Надя что-то поняла и запахнулась поплотнее. Губин улыбался всем и потирал руки.
Букварев опустил взгляд и увидел под столом бутылки, — их было несколько штук, и это тоже покоробило его. Он тревожно взглянул в глаза Нади, а они, улыбающиеся, живые, переливающиеся разноцветьем, опять полонили его. Нет, они не были вчерашними. Сейчас в них уживались и радость, и тревога, и еще что-то вроде просьбы. То ли в совете она нуждалась, то ли умоляла за что-то извинить?.. Букварев понял выражение глаз, хоть и не до конца. Он просто снова любил их, любил с восторгом, с упоением и боялся потерять.
Арка иноходью носилась из комнаты в общую кухню, доставала тарелки и вилки, которые хранились между двойными рамами окна. Губин вознамерился помочь ей, но только мешал, поминутно кого-нибудь толкая и похохатывая. Толкался он не намеренно: между койками оставался такой узенький проходик, что вдвоем тут было не разойтись, если не прижаться друг к другу.
Скоро на столе дымилось большое эмалированное блюдо с разварной картошкой, появились банки с квашеной магазинной капустой, глазунья, хлеб, соль и стаканы. Букварева усадили на самое удобное и почетное место, и он только после этого удивился, что обе хозяйки уже были в модных цветастых платьях. Он не мог понять, когда и где успели они переодеться.
Буквареву налили полный стакан, и он не стал отказываться, выпил до дна, не видя, как крепится Надя, стараясь, чтобы ничего не отразилось на ее лице. Трудно было сказать, одобряла она своего кавалера в эту минуту или нет. А Букварев как-то сразу почувствовал себя здоровым и веселым и опять незаметно для всех стал главой и душой компании. Арка хваталась за живот и хохотала над его остротами. Смеялся Губин, радуясь за себя и за друга. Надя неотрывно глядела на Букварева и веселилась вместе с ним.
Букварев позднее не совсем отчетливо помнил, о чем у них был разговор. Кажется, больше всего о том, что воспитательнице Аркадии Аркадьевне и отдохнуть некогда, что стучатся к ней обитатели общежития с глупыми вопросами и в ночь и в за полночь. А она тоже имеет право на личную жизнь, и свои вопросы у нее есть, только задавать их некому, оттого она возлагает большие надежды на внимание и опыт Губина и особенно Букварева.
Губина такая тема вполне устраивала, он не скупился на двусмысленные реплики и снова начал расписывать безграничные возможности своего руководящего друга Букварева, который не только может взять на полный день «Волгу», но и квартиру «пробить» вне очереди, если это потребуется. Это так заинтересовало Арку, что она открыла рот и на время умолкла. Но Букварев заверял хозяек, что не меньшие возможности имеет и Губин, только не желает себя утруждать: пусть, мол, стараются другие, а он свои резервы пока прибережет.
Губин из самых искренних побуждений, но все же чрезмерно нахваливал Наде Букварева. Он громковато шептал ей на ухо, что ее поклонник — признанный технический талант, целая энциклопедия и что если она, Надя, будет общаться с Букваревым побольше, может свободно листать эту энциклопедию, многому научиться и быстро пойти в гору по службе.
От выпитого, от табачного дыма и хохота у Букварева вдруг резко заболела голова. Он потер виски, раздумывая, под каким предлогом уйти на улицу и вызвать за собой Надю. Да и Губин давненько уже
