Николай Богданов - Легенда о московском Гавроше
— К оружию, товарищи! — грохотал зал.
Уралова обступили бывшие на митинге двинцы. К Андрейке подошел Стешин отец.
— Эй, дорогой товарищ, это, оказывается, ты о моем семействе заботился? Мне Стешка рассказывала про Арбуза, который для них лучший друг. Значит, ты и есть Арбуз! Ну спасибо, парень!
Андрейка покраснел от таких похвал, хотел смыться, а двинец его за руку.
— В честь твоих забот пошли на званый обед в мое семейство. — И обратился к Уралову: — Отпустите до вечера вашего Арбуза в мое распоряжение.
— Валяйте погуляйте! — улыбнулся Уралов. — Только не загуляйтесь, учитывая обстановочку, бойцы!
Гордясь, что он причислен к бойцам, Андрейка важно зашагал к Боронину в гости.
Вот и знакомый дом, и ступеньки в полуподвал.
Боронин вошел, и все произошло, как мечталось: Стеша повисла у отца на шее, ее мать прижалась щекой к его щеке. Солдат обнял обеих сразу и целовал поочередно то ту, то другую.
— Ну не плачьте вы… Зачем же? Такая радость…
— Да разве мы плачем? — говорила мать, отирая слезы.
Стеша принесла и поставила на стол сковородку с шипящими, скворчащими голавлями.
— Богато живете! — воскликнул Василий Боронин. — А мне не верилось, когда Стеша рассказывала. Думал, голодаете.
Мирная радость заполнила Стешину каморку.
ЖУК НА БУЛАВОЧКЕ
Вернувшись домой в неурочный час, Павлов-старший так бахнул кулаком по столу, что любимая бабушкина чашка раскололась. Подпрыгнула, и пополам!
— Опять двадцать пять! Станки остановлены. Теперь приспичило Керенского свергать. Слесари, токари, кузнецы вместо работы с ружьями бегают. Где Сашка? Где Андрей? Пойду их искать…
Такого еще не было, чтобы сам отец за сыновьями гонялся.
Павлов вернулся домой поздно и очень злой. Его на завод не пустили вокруг стояла вооруженная охрана. Пропускали только красногвардейцев. Сотни рабочих толпились вокруг завода. Многие требовали оружия. Против кого? Зачем?
Слухи ходили разные. Одни говорили, будто большевики уже взяли власть и Керенский бежал, а вдогонку за ним матросы, чтобы отнять все тайные печати, которые тот с собой унес. А без печатей власть не власть. Другие заявляли, будто Керенский поехал к фронтовым войскам, чтобы солдат, которые в окопах, привести в Питер и в Кронштадт, а на их место отправить находящихся в Питере. Третьи утверждали, будто Керенский убежал из Питера потому, что там уже германцы, и Керенскому приходится пробираться в Москву, нарядившись бабой.
Все чего-то ждали. Уралов расхаживал, проверял караулы, нервно покусывал усы.
В заводские ворота вдруг въехала походная кухня, и всех красногвардейцев стали кормить солдатской пищей, как на войне.
Андрейка не растерялся и сумел съесть две порции, после чего залег на обтирочном тряпье в углу цеха и хорошо вздремнул на сытый по-буржуйски желудок.
Разбудил его шепот. Бакланов, Пуканов, Киреев сговаривались пойти добывать оружие. Андрейка подсказал им, где выйти лазейкой, миновав караулы, и за это был взят в компанию.
Ночь пала холодная, туманная, чуть моросило. Огни тускло светились лишь кое-где на перекрестках да у подъездов богатых домов.
Подошли к одному бородачу в тулупе, из-под которого торчал ствол берданки. Только хотели наброситься на него — из темноты Гришка Чайник.
— Жук! — предостерег Андрейка друзей.
— На булавочке! — как на пароль отозвался Гриша. И, опознав михельсоновцев, откозырял.
Потом Гриша подошел к дворнику, шепнул ему что-то на ухо, и тот снял с плеча берданку. Гриша осмотрел ее и на вытянутых руках преподнес ребятам.
— Вот так культурнее! — сказал он назидательно, а дворнику разрешил пойти поспать, сказав, что охрану сегодня будут нести заводские патрули.
Так они обезоружили нескольких охранников, и ни один не подумал сопротивляться.
Берданки были громадные, тяжелые, времен турецкой войны. Можно было бы и еще добыть, но, взглянув на Андрейку, Гриша сказал:
— «Пистолету» нужен пистолет, а не такая бандура. Пошли, ребята! Подкатимся к одному моему знакомому, выпросим для Арбуза игрушку!
Гриша направился к своему дому, где он жил в полуподвале, а над ним занимал квартиру комиссар Временного правительства, уполномоченный Керенского по Замоскворечью.
Оставив ребят во дворе, Гриша легко открыл дверь отмычкой. Комиссар что-то писал, сидя за столом.
— Что за шутки?! — вскричал уполномоченный, шаря в столе оружие.
— Провалился за бумажки, — помог ему Гриша, извлекая револьвер. Шутки были — шутки кончились.
— Вы с ума сошли?! Мне с минуты на минуту может позвонить сам Александр Федорович Керенский!
— Спите спокойно, не позвонит. В бегах Александр Федорович. И боже вас избавь выходить из дому. Сидите смирно.
— Так это арест? По чьему полномочию?
— Никаких арестов. В Замоскворечье все тихо… Бери, Арбуз, играйся. Взрослым такие штучки ни к чему. — И Чайник, передав Андрейке браунинг, церемонно откланялся.
— Господи, неужели этот страшный большевик — наш любезный Гриша, который нас охранял, опекал, — прошептала супруга уполномоченного.
— Большевисткий оборотень! Как я раньше не догадался? — стукнул себя по лбу ее супруг и бросился к окну.
С улицы донесся мерный топот множества шагов. Под покровом ночи куда-то маршировала воинская часть. По четкости шага, по плотности строя, по выправке уполномоченный определил: идут юнкера — оплот и надежда Временного правительства.
— Значит, действительно началось то, к чему так долго готовились. Юнкера идут навести порядок.
— Сюда! Ко мне! На помощь! — закричал уполномоченный Временного правительства.
Но строй проследовал мимо, и никто не обратил внимания на его крик.
— О боже! — заломил руки уполномоченный. — Такое решающее мгновение, а я в таком нелепом положении. Этого история мне не простит!
…Притаившись в подъезде, ребята смотрели на ровные ряды, на четкий шаг, на блеск штыков. Юнкера шли в полном молчании. За каждой ротой везли пулеметы и патроны.
— Юнкера на войну тронулись, — прошептал Арбуз.
— На войну с нами, — проводив их взглядом, сказал Гриша. — Запомните, ребята, эту ночь, этот час…
Часть третья
ЧАС НАСТАЛ
— Наш час настал! — сказал Руднев, войдя в кабинет Рябцева. — Вот телеграмма Керенского, возлагающая на меня бремя власти.
— Час настал несколько раньше, чем мы предполагали. Большевики взяли власть в Петрограде, — встал навстречу городскому голове полковник.
— На зачинщиков бог! — обидчиво воскликнул Руднев.
— Бог-то бог, да Александр Федорович плох. Где он? Что с ним? Что за телеграмма?
— Несколько странная. Он дал ее, покидая Зимний дворец, не указав, куда поехал…
— Ах, Питер, Питер! Лучше бы он достался Вильгельму, чем Ленину. Столица революции в руках большевиков! — посетовал Руднев.
— Сделаем столицей Москву. Кто владеет белокаменной, владеет Россией. В Москве у меня много верных штыков: юнкера, казаки, унтер-офицерские училища, школа прапорщиков. У большевиков здесь ни балтийских матросов, ни пушек Авроры и, главное, нет Ленина. Так с богом? Могу привести свои штыки в действие, с вашего разрешения. — Рябцев церемонно поклонился, щелкнув каблуками.
— М-да… Волею обстоятельств я сейчас законный представитель незаконно свергнутого правительства. От меня должна исходить инициатива. Нам обещана поддержка: с фронта на Москву будут двинуты верные Временному правительству войска. Так что, не сбрасывая этого обстоятельства со счетов, я полагаю создать Комитет общественной безопасности и от его имени выступить против большевиков. А затем, когда они будут подавлены…
— Боитесь? И хочется и колется! — зло бросил полковник.
— Не за себя боюсь. За Россию. Может пролиться много крови.
— Без крови и дети не рождаются! — усмехнулся Рябцев. — А новые правительства подавно.
— Так вот, законные основания могут быть таковы, — потупившись, сказал городской голова. — В Москве как раз собрался Вселенский собор для выбора патриарха, и… по историческим аналогиям русское духовенство может пригласить нас с вами для усмирения всероссийской смуты.
— Что ж, можно и так! Вас в качестве Минина, меня как князя Пожарского.
— Было бы эффектно, если бы голос духовенства прозвучал из стен древнего Кремля, — просительно сказал Руднев.
— Вам нужен Кремль? Хорошо, я подарю вам его! — полковник широким жестом указал на зубчатые стены и башни, виднеющиеся в окне.
— Но в Кремле большевистский гарнизон…
— Это не ваша забота!
— И потом надо покончить с двоевластием…
— Захватить Московский Совет?
— Да. Если б можно, и… ликвидировать Московский комитет большевиков.
