Роман Ким - Девушка из Хиросимы
А мне нравятся плакаты этого Кацу Гэнго, — сказал нисей.
Когда показалась школа, нисей свернул с тропинки и пошел в сторону шоссе. Они вышли на шоссе недалеко от того места, где стоял столбик с надписью: «Медленно». Нисей посмотрел по сторонам и поднес два пальца к фуражке.
— Можете спокойно итти. Спускайтесь в долину и поднимайтесь в сторону тутовой рощицы. У Нового поселка, кажется, нет полицейских засад.
Спасибо, — сказал Ясаку и поклонился.
Все тоже поклонились.
— Не стоит, — нисей взмахнул короткой рукой. — Я хоть и нисей и хожу в этой волчьей шкуре, но кровь у меня японская. Когда я увидел плакат и листовки, сразу догадался, что вы патриоты… Хорошо, что смог услужить вам.
Он оглядел всех и засунул руку в карман куртки.
— Вы не выдадите меня? — спросил он и посмотрел на знаки, вышитые на рубашке Комао.
Он наш товарищ, — сказал Ясаку и похлопал Комао по спине. — Сегодня–полицейским досталось от него… на митинге.
Хэйскэ–кашлянул в кулак и покосился на Ясаку.
— Смотрите не выдавайте меня, — повторил нисей. — Вам–то ничего, а со мной живо расправятся. Я военнослужащий… переводчик интендантской части базы. Американцы почти никакой разницы не делают между нами, нисеями, и неграми. Мы те жг цветные.
Мы не шпики, — буркнул Хэйскэ.
Я могу вам сообщить одну важную новость. — Он оглянулся и приставил руку ко рту. — Это военный секрет. Скоро командование базы проведет здесь маневры с участием парашютно–десантной части. Это для того, чтобы напугать вас и напомнить, на чьей стороне сила. Поэтому маневры будут называться «Операция Римайндер».
Римайндер? — переспросила Марико. — Напоминание. «Операция Напоминание».
Еще раз прошу… не выдавайте меня, — нисей положил руку на грудь и коротко поклонился. — До свидания.
Он быстро пошел назад. Когда его фигура скрылась в темноте, Комао поцокал языком.
— Все–таки странно… правду говорит или нет?
Шкура действительно волчья. — Рюкити усмехнулся и покрутил головой. — Сейчас пока ничего нельзя сказать. Посмотрим.
Шкура–то волчья, — сказал Ясаку, — но… под ней все–таки человек. Я думаю, что он говорит правду.
То, что он нас сейчас выручил, это факт, — сказала Марико.
Они спустились в лощину и стали подниматься вверх.
— Через две недели в Бухаресте начнется фестиваль. — Ясаку вздохнул. — Как хочется попасть туда… хоть одним глазком посмотреть.
А Сумико–сан хорошо танцевала, — сказала Марико. — Хотите поехать на фестиваль?
Сумико шла медленно, с трудом волоча ноги и прикрывая платочком глаза. Она остановилась, потерла ногу и кивнула:
— Хочу.
Вот таких, как Сумико–сан, надо посылать, — произнесла Марико.
Ясаку тряхнул головой.
— Вот вместе и поехали бы… Сумитян и я.
Таких, как ты, как раз нельзя посылать, — про^ бурчал Хэйскэ. — Зачем таскал с собой плакат и бюллетени? Чуть–чуть не влопались из–за тебя.
Я хотел расклеить во время митинга и не успел.
А во время драки с полицейскими прятался за спины чужих. Болтун и трус! Волосы отрастил…
Хэйскэ схватил Ясаку за ворот рубашки, но Рюкити и Комао оттащили его, держа за руки.
— Хэйскэ, не дури! — прикрикнул на него Ркжи: ти. — Срывай зло на врагах, а не на своих.
Ясаку пригладил волосы и тихо оказал:
— Я немножко струхнул, это верно… но я все–таки не убежал…
Если б удрал, я бы тебе башку отвинтил, — сказал Хэйскэ. — Лисья морда!
Они молча дошли до дома Сумико.
— Не три глаза, — посоветовал Рюкити.
Прикладывайте мокрую тряпку, — сказала Марико. — Платочек оставьте. Я навещу вас.
Марико взяла руку Сумико и крепко пожала ее.
5
После Урабона пошли дожди. Их не было уже давно, и те, кто имел участки суходольного риса, собирались даже устроить моление о ниспослании дождя. В этом году уже не приходилось рассчитывать на хороший урожай. Рис был невысокий и тощий, и когда над ним пробегал ветерок, вместо мягкого шелеста слышалось зловещее сухое шуршание.
Сумико слышала, как мать Инэко жаловалась ко–му–то:
— Ив прошлом году и в этом удобряли только сгнившими листьями и травой. Вот и вылез бурьян вместо риса.
На заливных полях рис тоже был плохой. Не наклонялся к воде, а торчал прямо, как осока. Потому что не хватало воды. Она просачивалась сквозь насыпи и уходила вниз в долину, а из бамбуковых труб текли тоненькие струйки — воробьиные слезы.
Старик Хэйдэо обвинил своего соседа–племянника в краже воды. В том месте, где от толстого бамбукового ствола ответвлялись стволы потоньше, Хэйдзо нашел пучок травы, прикрывавший отверстие трубы, — как раз той трубы, по которой вода шла на арендованный им участок на склоне холма. За такой поступок было принято наказывать всем миро–м. В других местах за это даже полагалось «мурахатибу». Тот, кого наказывали этим способом, становился отверженным. Все односельчане прекращали всякие сношения не только с виновным, но и со всей его семьей. С ними не здоровались, не разговаривали, ничего им не давали, не помогали даже при посадке риса и уборке, к ним относились хуже, чем к прокаженным. Это было страшное наказание.
Но старика Хэйдзо уговорили на этот раз простить племянника, у которого была жена, прикованная к постели, и трое детей. Хэйдзо удовлетворился тем, что огрел виновного несколько раз палкой по спине.
На участках других арендаторов дело с водой обстояло не лучше. Несколько раз в течение лета прочищали бассейн во дворе господского дома и трубы. А больше всего были виноваты насосы, которые подавали воду снизу, из водоема. Их уже давно надо было сменить. Арендаторы ходили к Сакума, но не застали его дома: хозяин уехал на все лето на курорт на полуострове Ното, где он строил гостиницу с целебными ваннами.
Одна женщина из соседнего уезда, торговавшая вразнос лекарственными травами и мазями, пришла в Старый поселок и стала уверять, что в горном лесу за рекой видела своими глазами белую змею. Змея была не особенно большая, но вся белая — с головы до кончика хвоста. В этих местах белую змею считали недобрым предзнаменованием. Старики помнили, как она появлялась перед смертью императора Мейдзи и •перед рисовыми бунтами тридцать пять лет тому назад. На этот раз она, очевидно, предвещала неурожай и кто знает еще какие беды.
Барсук–Санта снова стал появляться в поселках. Теперь он приезжал в маленьком автомобиле, — судя по всему, дела у него шли очень хорошо. Он катал ребятишек в машине и давал им засахаренные земляные орехи и переводные картинки. В этом году он платил больше, чем в прошлом, но зато требовал от родителей, чтобы они ставили печатку на письменном заявлении о том, что просят взять их дочку на воспитание. И отбирал он в этом году значительно строже — браковал всех девочек, имевших шрамы или какие–либо изъяны вроде признаков ревматизма* или следов трахомы.
Кроме Барсука, приезжали и другие посредники. Они брали не только девочек, но и мальчике©. За мальчиков давали в среднем пятнадцать тысяч иен, часть стоимости выплачивалась продуктами.
Ясаку принес Сумико только что вышедший номер «Нашей земли». В нем было напечатано его стихотворение, в котором говорилось о том, как несколько жителей Восточного поселка продали мальчиков в возрасте от шести до девяти лет, и о том, что в Токио в этом году впервые стали передавать на расстояние театральные представления, концерты и состязания по бейсболу и японской борьбе. Ящики для приема изображений, так называемые телевизоры, выпускаемые американской фирмой Филипс, продавались в магазинах по сто восемьдесят тысяч иен за штуку. Один телевизор стоил столько же, сколько стоила дюжина деревенских мальчиков.
6
В ту ночь, когда было объявлено о перемирии в Корее, на военной базе было очень шумно. Оттуда доносилась беспорядочная стрельба, взлетали разноцветные ракеты, гремел громкоговоритель перед бараками у круглой скалы, и через поселок все время сновали машины и беспрерывно гудели, а ехавшие на них солдаты орали во весь голос под звуки аккордеонов. В городе около бейсбольного поля они разгромили почти все бары и закусочные. Перед 'кинотеатром на главной улице разыгралось настоящее сражение между солдатами и матросами; было ранено несколько прохожих–японцев.
А через две недели после этого произошло то, о чем говорил нисей. Он сказал правду насчет маневров со странным названием.
Со стороны Черепашьей горы на рассвете прилетело несколько больших самолетов. У каждого самолета стали раскрываться оба борта и посыпались парашютисты. Они спустились на холм позади кладбища и на поляну около дороги, ведущей к рыбацкому поселку. Вместе с парашютным десантом были сброшены ящики, пулеметы и трубы — длинные и коротенькие, с расширяющимся концом. Несколько ящиков и труб упало ка кукурузные и бататные участки, прилегающие к дороге. Парашютисты были в зеленых костюмах, кашне у них были разных цветов — серые, белые и желтые. Спустившись на землю и собрав парашюты, десантники начинали устанавливать пулеметы и приставлять треноги к длинным и коротеньким трубам.
