Тамара Каленова (Заплавная) - Не хочу в рюкзак. Повести.
Но долго раздумывать ей не пришлось. В вестибюле стояла медсестра и поторапливала проходившие классы:
— Быстрей, быстрей! Товарищи воспитатели, через пять минут начнется «тихий час»!
«Может, там отдохну немного, — подумала Лида. — Ребята уснут, будет тихо-тихо, сяду где-нибудь в уголочке...»
Но она напрасно надеялась. На тихом часе все, оказывается, только и началось. Спать никто не желал. Стоило Лиде отвернуться — то в одном, то в другом углу прокатывался смешок, возникали разговоры, кто-нибудь вскакивал.
— Пожалуйста, перестаньте, — попросила Лида.
На секунду стихли. Но зато в палате девочек послышался писк. Затем возня.
Лида туда. Вернулась — мальчишки кидались подушками. Прикрикнула — бесполезно.
— Как вам не стыдно? — возмутилась Лида. — Сами не спите и другим классам мешаете!
Ребята не унимались.
На шум из соседней комнаты вышла седая, подстриженная под «мальчика» женщина, невысокого росточка, вся какая-то ладная, аккуратная, и поманила Лиду к себе.
Лида подошла.
— Меня зовут Надежда Федоровна, — шепотом представилась женщина.
— Здравствуйте, — машинально поздоровалась Лида.
— Вы попробуйте иначе, — мягко, необидно сказала Надежда Федоровна. — Не говорите с ними. Молчите! Или смотрите. Они длительного взгляда не терпят. И все время ходите, ходите, ходите... Из палаты в палату! Пусть знают, что вы тут как тут. Вот туфли у вас... громкие.
Лида шепотом принялась благодарить.
— Что вы! — отмахнулась женщина.— Просто у вас еще опыта маловато... А так — дело нехитрое.
Да, это был опыт. Открытие! Разговаривать нельзя — это хуже. И еще: они не выносят пристального взгляда.
Лида в чулках — для тишины — заметалась: то к девочкам в палату, то к мальчишкам.
Через несколько минут ребята уснули. А Лида в изнеможении опустилась на первый попавшийся стул.
— Молодец! — похвалила ее подошедшая на цыпочках Надежда Федоровна.
Лида счастливо и устало улыбнулась. Она добилась первого успеха — они все-таки спят, лохматые, стриженые, конопатые! Спят как миленькие!
Она с гордостью прошлась между кроватей. Сопротивляющийся, загадочный народ спит. Их поступки порой совершенно необъяснимы, во много раз непонятнее, чем поступки малышей или взрослых. Подростки... Сейчас они в твоей власти, а проснутся — ты очутишься у них в плену.
Захотелось поделиться своими мыслями с Надеждой Федоровной, которая вовремя оказалась рядом. Лида пошла в соседнюю палату. Осторожно заглянула.
Надежда Федоровна бесшумно ходила от тумбочки к тумбочке. Она раскладывала для своих воспитанников свежее белье, как если бы это делала заботливая мать, когда дети заснули и не мешают ей.
Лида позавидовала ее ловким движениям, ее неутомимости. Ей захотелось походить на эту женщину, научиться всему, что умеет она.
Лида вернулась в свою палату и какими-то новыми глазами осмотрелась вокруг.
Мальчишки мирно сопели, раскинувшись на кроватях. На пол свалились Ирфановы брюки с продранными коленками, а сам он, разметавшись во сне, лежал на самом краю. «Свалится еще, — подумала Лида. — Ишь ты, какой тяжелый...» Она пододвинула Ирфана на середину кровати. Подняла брюки, повертела в руках и решительно направилась к хозяйственному шкафу. Достала нитки, иголку, вышла в небольшой коридорчик, опустилась в кресло и принялась чинить брюки.
Прошло немного времени. Во всех палатах установилась прочная тишина, без шепотков и разговоров.
— Здесь, пожалуй, заплату надо, — услышала вдруг Лида над головой.
— А, Надежда Федоровна, — обрадовалась Лида. — Садитесь, отдохните! Какой-то день суматошный...
— Я не устала, но с вами посижу с удовольствием. А день-то как раз обычный, — сказала Надежда Федоровна и села рядом с Лидой. — Первый год работаете?
— Первый.
— Ну, как вам наша школа показалась? — дружелюбные глаза Надежды Федоровны были внимательны и серьезны.
— Интересно... — сказала Лида. — То есть даже замечательно! Только...
— Что? — быстро спросила Надежда Федоровна.
— Человек тут один не понравился... — сказала Лида.
Надежда Федоровна улыбнулась: Лидино признание прозвучало как-то обиженно, по-детски.
— Что за человек? — мягко спросила она. Лида смутилась: ей вдруг показалось неудобным говорить о толстяке географе, которого она совершенно не знает.
Надежда Федоровна все поняла и переспрашивать не стала.
— Да, школа у нас и в самом деле замечательная, — сказала она. — Трудно порой бывает, очень! Нам даже за вредность платят. Но я бы ни за что не согласилась уйти отсюда. Где еще такая возможность бывает: целый год дети в одних руках — и никакого чужого влияния. Иногда страшно становится от сознания собственной власти, — Надежда Федоровна тихонько засмеялась.
Они помолчали. Лиде казалось, что Надежда Федоровна хорошо ее понимает, и ей было приятно чувствовать рядом человека, в котором очень хочется предполагать друга.
V
— Смотрите, Юрка!
— Юрка, Юрка, ур-ра!
— Кидай сюды-ы!
Крики неслись снизу вверх. Задранные до ломоты в затылке головы. Брошенные на землю фуражки. Девчоночьи платки сползли на плечи, а то и наземь. Все с восторгом смотрели на Юрку Косовского.
А он расхаживал по краю крыши школьного здания и спокойно собирал там что-то. Рубашка на животе оттопырилась, снизу казалось, что Юрка очень толстый, толще самого Ирфана, весом которого гордилась вся санаторно-лесная школа.
В это время от замершей в ожидании толпы отделилась девочка и со всех ног бросилась в школу...
Лида заканчивала переписывать на доску слова с пропущенными непроверяемыми гласными, когда в класс ворвалась тоненькая, маленькая кореянка Лена Сюй Фа Чан и, задыхаясь от восторга, крикнула:
— Ли-фин-генна! Косовский на самой-самой верхе!..
— На самом верху, — машинально поправила ее Лида, не отрываясь от доски.
Но тут до нее дошел смысл услышанного, Лида бросила мел и подскочила к девочке:
— Где? На каком еще верху?!
Лена показала тонким пальчиком в потолок, и ее узенькие щелочки глаз почти совсем исчезли.
— На крыше? — упавшим голосом спросила Лида и выбежала из класса.
Она хотела бы немедленно закричать: «Кто ему разрешил?! Ну, погоди!», но в этом крике не было бы ровно никакого смысла: никто никогда никому не разрешает, а нарушения все же случаются, и ежедневно.
Во дворе толпились ребята. «Странно, — подумала Лида. — Моих почти нет, одни первочата».
Косовский поглядел вниз. Сверху Лидия Афиногеновна казалась очень маленькой, нестрашной, и он непринужденно помахал ей рукой.
Лида не знала, что делать. Полезть за ним на чердак? А вдруг он начнет прятаться, убегать да заспешит... Кричать нельзя. Да и что кричать: «Слазь счас же!»?
Прошли две-три томительные минуты, пока Юрка добрался до слухового окна и исчез в его черном квадрате.
У Лиды отлегло от сердца.
— Ну, погоди! — вырвалось у нее.
Через некоторое время на пороге школы показался все тот же Косовский. Малыши так и бросились к нему. А он, сияя гордой улыбкой сильного и щедрого человека, стал выуживать из-за пазухи мячики — черные, красные, из гуттаперчи и вопрошать:
— Чей?
— Мой! — обрадованно отвечал ему кто-нибудь из толпы.
— А этот чей?
— Серегин! Он в изоляторе!..
— Отнести немедленно! А этот чей?
— Мой...
И к Юрке тянулись нетерпеливые руки первочат.
Лида медленно пошла в школу. Проходя мимо облепленного ребятишками Юрки, она сказала негромко:
— Косовский, придешь в класс, когда закончишь свои дела.
— Ладно, — пообещал Юрка.
Лида еще раз посмотрела на всю эту живописную толпу ребят и решительно отправилась к завхозу.
— Федор Иванович! Нужно немедленно закрыть чердак! А то дети... — еще с порога потребовала она.
— Дети, дети, — заворчал завхоз. — Сразу же и кричать...
— Но, Федор Иванович, в какой же школе оставляют чердак открытым?! — возмутилась Лида.
— Замков нет, — сказал завхоз.
— Так забейте!
— Эдак все на свете позабивать придется! — повысил голос завхоз. — Следить надо толком...
Лида не уходила.
Тогда он встал, нехотя взял топор, гвозди и пошел забивать чердак.
Лида плотно прикрыла дверь его каморки.
Она не обиделась на Федора Ивановича. В сущности, он добрый человек. На его плечах вон какое хозяйство! Да и правильно он говорит. Конечно, надо хорошо следить за ребятами, неотлучно быть с ними. Знать каждый их шаг... Но как это сделать?! Двадцать шесть ребят — двадцать шесть самых противоречивых «шагов».
