Константин Волков - С тобой моя тревога
— Суюнчи?.. Нет, не знаю.
— У нас, узбеков, есть старый добрый обычай — одаривать того, кто первым сообщил хорошую весть. Это и есть суюнчи. Так вот, с тебя суюнчи, подарок, Сергей Петрович!
— Что же за весть ты мне хочешь сообщить, Мурад Гулямович?
Коробов улыбнулся, показал два пальца:
— Две вести! Два подарка с тебя, Дорофеев.
— Раз такой обычай, я готов. — У Дорофеева при виде улыбающегося Коробова полегчало на душе.
— Первая весть, — Мурад Гулямович сегодня говорил с Ташкентом. Сообщили, что среди большой группы химиков, награжденных орденами и медалями, есть и Сергей Петрович Дорофеев, уважаемый директор нашего завода. Указ будет опубликован в республиканских и областных газетах в ближайшие дни… Орден «Знак Почета», — добавил Коробов. — Поздравляю, Сергей Петрович!
«Чего же я молчу?.. Надо что-то сказать сейчас! Ведь полагается же что-то произносить в таких случаях…» — Дорофеев как-то обмяк, убрал руки со стола и положил на колени, привалился грудью на стол. Не поднимая головы, произнес:
— Спасибо…
— Дай-ка твою руку пожать. Пока не в торжественной обстановке, не на сцене, — предложил Гулямов и вышел из-за стола.
Дорофеев поднялся, поглядел на улыбающиеся лица Гулямова и Коробова, смущенно улыбнулся, с силой ответил на крепкие пожатия.
— А еще кто с завода есть?
— Есть. Еще трое. Но пока секрет.
— Мне же вы сказали, — заметил Дорофеев.
— Тебе сказали — причина есть, — откликнулся хозяин кабинета. — Это чтобы подготовить тебя ко второй новости… Одним словом, очередной орден, а я уверен, что ты его заслужишь, но заслужишь и будешь получать уже не здесь…
— Не понимаю, — Дорофеев испытующе заглянул в глаза Гулямова, ничего, кроме доброжелательства и едва приметной грустинки, не увидел в темных зрачках, поглядел в голубые глаза второго секретаря и, уже поняв все, повторил машинально: — Честное слово, не понимаю.
— Чего уж понятнее… Забирают тебя от нас, Дорофеев.
— Шутите? — без тени надежды спросил Дорофеев.
— Нет, не шутим… Год назад отстояли. Тогда с нашими доводами согласились. Ты был здесь нужнее. Сейчас у нас веских оснований задерживать тебя нет. Да и сам понимаешь, что после Пленума ЦК по развитию химии в стране каждый, у кого есть опыт строительства, как у тебя, — на особом счету.
— Да, опыт… — Сергей Петрович закрыл глаза, помял пальцами веки. Вспомнил постановление Пленума: десяток заводов и комбинатов в разных уголках страны, срочные и ответственные задания проектировщикам, исследовательским институтам, машиностроителям и приборостроителям.
— Строить, да?
— Да. Строить, — подтвердил Гулямов. — И как ни жалко тебя отпускать, а придется. — И уже в утешение себе, больше, чем Дорофееву, закончил: — Горкому партии, всем нам дорого, что тебе доверяют такой объект. Ты — наш, у нас вырос. И орден тебе — за наш завод. Так ведь?!
— Так…
Они помолчали минуту-другую.
— Скажи, Сергей Петрович, а кого бы ты мог оставить вместо себя? Есть такой человек, кому ты со спокойным сердцем, уверенно передашь предприятие? На заводе, я имею в виду.
— На заводе? — переспросил Дорофеев. — Есть и на заводе.
— Кто?
— Камал Каюмов, мне думается, справится.
— Начальник цеха? Болезненный такой?
— Да. Ангина у него часто.
— Чингирин у нас есть. В институте. Пусть ему покажется. Один из лучших специалистов. Не рановато ли его из цеха на завод?
— Ему бы, конечно, главным поработать сперва. Да времени, похоже, нет…
— Посоветуйся насчет Каюмова в партбюро.
— А как Медведовский? Главный?
— Медведовский? Да так… Вышел он из упряжки. Рядом идет. Кроссворды решает на работе. На должность главного Вишневского бы, технолога сернокислотного. Светлая голова! В партию приняли перед праздником. За этот год его рационализация дала заводу четверть миллиона рублей. Каюмов и Вишневский дополнят друг друга.
— Значит, подумывал все-таки о замене! — заметил Гулямов.
— Нет, не думал.
— Ну, значит, договоримся так: подтяни Каюмова до директорского кресла. На это время у тебя будет. До весны, по-моему, ты еще поработаешь.
— Что ж. А куда мне предстоит ехать-то — не секрет?
— Пока не знаю…
Гулямов проводил Дорофеева до двери.
— Да, совсем забыл. В парткоме и завкоме договорились пару воскресников провести. В цехе грансупера. Кое-что доделать надо и, главным образом, мусор строительный убрать. Хорошо бы студентов с химфака пригласить на помощь. Пусть привыкают. После окончания многие на завод будут проситься. Как вы думаете, Мурад Гулямович?
— Что от горкома требуется? В ректорате поговорить? Сделаю. А эти как, трое?
— Из заключенных?
— Да.
— Держатся вроде… Лихову на учебу послал. Забрал ее из столовой. К автомату ее поставим, мешки зашивать…
— А остальные?
— Работают… Одинцов — в ремонтно-механическом. Сварщиком. А старший — экспедитором.
— Да, вот что, Сергей Петрович! Пусть наш разговор о предстоящем твоем отъезде тебя не расхолодит. Работай как прежде, как всегда.
— Какое там! Придется поднажать. Постараюсь кое-что довести до ума, а времени — мало. Ты мне пообещал, что только зиму одну.
— Может, еще и зимой придется ехать. Ну, крепись!
…С крыльца горкома Дорофеев оглядел улицу, автомашины, выстроившиеся на обочине дороги. Вон и его старенькая «Победа». Он разглядывал рыжую, потускневшую машину, как разглядывают старого, доброго друга перед расставаньем. «А ты еще ничего, старик! Ты еще потопаешь по земле».
«Победу» он получил в обкоме сразу, как приехал и жил еще в городе, в гостинице. Шоссе тогда ни до поселка, ни до завода не было, и в сухую погоду сзади машины всегда долго висел над проселком густой шлейф белесой пыли…
Уже на крыльце Дорофеев почувствовал давно забытое состояние приподнятости и тревоги. Так он себя чувствовал на фронте перед наступлением, а последний раз — когда получил назначение строить этот вот свой первый завод. Он вспомнил, что не договорил с Каюмовым, но ехать на завод не хотелось.
— Заедем домой на минуту, — сказал Дорофеев шоферу, когда впереди показались над деревьями крыши новых двухэтажных домов поселка и еще недостроенной огромной школы-интерната справа от дороги.
Он стремительно миновал палисадник, резче обычного постучал в дверь. Послышались легкие шаги.
— Ты, Сережа?
— Да!
По каким-то едва уловимым признакам Лидия Федоровна догадалась о необычайном состоянии мужа: туфли не снял у порога, прошел на веранду, не поцеловав ее в бледный лоб, как обычно.
— Что-нибудь случилось, Сережа?
Он зачем-то включил телевизор. Это днем-то, когда никаких передач не бывает!
— Чего ты молчишь?
Он выключил телевизор.
— Да. Случилось.
— Неприятность на работе?
— Уж лучше бы неприятность! Скоро уезжать предстоит. Понимаешь? Совсем!.. Новое назначение скоро получу.
— Куда? — она села на зачехленный стул, пальцы непроизвольно принялись теребить бахрому скатерти. — Куда, Сережа?
— Еще не знаю… Строить новый завод.
— Сереженька, это правда?! — Лидия Федоровна молитвенно прижала руки к груди.
— Пока не знаю, ни куда, ни когда. Просто Гулямов вызвал к себе и сообщил, что горком дал согласие на мой перевод. Сделано это, думаю, с ведома обкома. Вот пока и все…
— Ты рад, Сережа? — она спросила просто так, будучи уверена в ответе.
— Рад, говоришь? Старые мы с тобой, старики, Лидушка. Трудно будет… — Он вздохнул, как Мурадов по телефону. — Трудно!.. Думал, что здесь буду столько, сколько сил хватит. Как кокандский Базилев. Перед войной начал строить завод, в войну и после — достраивал и перестраивал и до сих пор директорствует. Ехал домой и вспомнил о Дмитрии Владимировиче, позавидовал…
— Но ведь новое дело, новые люди, Сережа, новые места! Это разве не заманчиво?!
— Заманчиво, что и говорить… Ну, а если мне мои заводские, как родня, дороги, тогда что? А если я этот свой первый завод люблю, а?
— И тот будешь любить…
Он погладил ее по седой голове:
— Ты ведь знаешь меня… Я — однолюб. Просто я понимаю, что ехать и строить нужно. А насчет интересно, почетно, ново — так это не про меня. Здесь тоже почетно и каждый день — ново и интересно… Давай-ка обедать, мать…
Глава десятая
НИКТО В ВАС НЕ СОМНЕВАЕТСЯ
Секретарь приемной доложила:
— Лихова просит принять.
— Пусть войдет…
…Лихова вошла, остановилась у приоткрытой двери, не зная, с чего начать. Час назад она получила деньги и командировочное удостоверение. Кассир за узеньким окошечком в железной двери дважды пересчитал бумажки, будто хотел каждую запомнить, прежде чем передать ей.
