Евгений Петров - Том 5. Рассказы, очерки, фельетоны
Медицинские весы для лиц, уважающих свое здоровье.
На островах Жилтоварищества.
Сушил усы грелкой. Любимое было удовольствие.
Один этаж надстроило одно учреждение, второй – другое. Причем, оба между собой враждовали.
Лицо, не истощенное умственными упражнениями.
Человек, получивший новую комнату, невыносим. Он требует восторгов сначала молча, а потом и иными способами. Он обращает внимание гостя на достоинства плинтуса, на чудный сад, на величину комнаты и т. д.
Магазин дамского трикотажа. Мужчины сюда не ходят, и дамы ведут себя совершенно как обезьяны. Они обступили даму, примеряющую пальто, и жадно ее рассматривают.
Он так много и долго пьет, что изо рта у него пахнет уже не спиртом, а скипидаром.
Дождь дробил лысину.
А она все летала в трамвае мимо дома.
Учреждение в доме, где раньше была больница.
Работницы на газоне работают в позе пишущего амура.
Крытых-Рынков.
Крайних-Взглядов.
20 сыновей лейтенанта Шмидта. Двое встречаются.
В учреждение вбежал человек с палкой и ударил кого-то по голове.
Вас я помню, а стихи забыл.
В городе все были Фаины, Маргариты. Переменили имена – Матрены, Феклы.
Автомобиль имел имя. Его часто красили.
Даже не для собаки, а для кошки украшение.
Торговала, как испанцы с индейцами.
По случаю учета шницелей столовая закрыта навсегда.
Хамил, а потом посылал извинительные телеграммы.
Генеральное общество французской ваксы.
Станция Анадысь.
Шахматист – лекция. Внезапно он заявил, что девятка дает больше комбинаций, чем шахматы.
Купили замечательную машину и стали из-за нее спорить. А машина стояла.
* * * *Лоб, изборожденный пивными морщинами.
У старушки узкий ротик, как у копилки.
Сползаешь на рельсы, скатываешься!
Однообразная биография турецких госдеятелей: «Повешен в Смирне в 1926 г.»
По каким признакам объединяются люди? Служащие, вдовы…
Подбородок, как кошелек.
Два знаменитых человека. Беспокойство. Кто раньше будет говорить речь над могилой.
Одну пару рогов я заготовил, но где взять копыта?
Под портретом плакат: «Соблюдайте тишину». И это казалось заповедью.
«В ночной тиши слышен был только стук лбов».
Никто не спрашивал его о том, что он думает о мещанстве.
Скажи мне, что ты читаешь, и я скажу тебе, у кого ты украл эту книгу.
Рыба южных морей? Селедка!
Солист его величества треснулся лбом.
Нам такие нужны. Он знает арифметику. Он нам нужен.
Оратор вкрадчивым голосом плел общеизвестное.
Человек, потерявший жанр.
Все языки заняты, кроме языка черноногих индейцев.
Думалкин и Блеялкин.
Выгнали за половое влечение.
Украли пальто, на обратном пути все остальное. И он вышел из вагона, сгибаясь под тяжестью мешка с дынями, которые подарила ему мама.
Отравился наждаком. Первый случай в истории клиники Склифасовского.
Чистка больных.
А рожать все так же трудно, как и 2000 лет назад?
Дети говорят, как взрослые: «Понравилась тебе эта дамочка?»
Блудный сын возвращается домой.
У трамвайной остановки: – Меня преследуют, – хрипло сказал он.
Что может изготовлять кооптоварищество «Любовь»?
Гефтий Иванович Фильдеперсовых-Чулков.
Тов. Жреческий.
Гуинпленум.
Филипп Алиготе.
Усвешкин, Ушишкин и Усоскин.
Бронзовый свет.
Такое впечатление, будто все население в трамваях переезжает в другой город.
Одинокий ищет комнату. Одинокому нужна комната. Одинокий, одинокий, страшно одинокий. Одинокий с дочерью ищет комнату.
У него было темное прошлое. Он был первый ученик, и погоня за пятерками отвлекла его от игр. Он не умел кататься на коньках, не играл на бильярде.
Он был такого маленького роста, что мог услышать только шумы в нижней части живота своего соседа, пенье кишок, визг перевариваемой пищи. Пища визжит, она не хочет, чтоб ее переваривали.
Голенищев-Бутусов.
– Ай, какие шары! Я из этих шаров питался.
Правда объектива, бинокля, телескопа.
Нападение тигра, подшитого биллиардным сукном, на бунгало.
«Иногда мне снится, что я сын раввина».
На основе всесторонней и обоюдоострой склоки.
При расстановке основных сил на театре вы будете сметены.
– Что, молния скоро ударит в это невинное здание?
– Скоро.
– А грозы и бури будут?
– Будут.
– И фундамент затрясется?
– Да, фундамент затрясется.
У вас туманные представления о браке. Вас кто-то обманул.
Опять смотреть, как счастливцы спускаются по мраморным ступеням.
Номера нет, пальмы растут, настоящие Гагры.
Искусство на грани преступления.
Хозгод.
Что бы вы ни делали, вы делаете мою биографию.
Немцы вопили: «Ельки-пальки».
Теперь этого уже не носят. Кто не носит, где не носят? В Аргентине? В Париже не носят?
Собаковладельцы-страдальцы. Перед собаками надо унижаться.
Потенциальная гадюка.
Настроение было такое торжественное, что хотелось вручить ноту.
Снег падал тихо, как в стакане.
Теория потухающей склоки.
Девушка шла через приемную, прижимая к глазам платок.
X. уцелел от взрыва, но ходил с обгорелыми усами.
Ветчинное рыло.
Подлейший из ангелов.
Старые анекдоты возвращаются.
До революции он был генеральской задницей. Революция его раскрепостила, и он начал самостоятельное существование.
Не гордитесь тем, что вы поете. При социализме все будут петь.
Самогон можно гнать из всего, хоть из табуретки. Табуреточный самогон.
У меня расстройство пяточного нерва.
Невинные на вид люди. Но при прикосновении к ним преображаются, как при ударе электричеством.
За срастание со львами – царями пустыни.
Молодой человек в трамвае, девушка и платок.
Бог правду видит, да не скоро скажет. Что за волокита?
Умалишенец.
Мрачная лавина покупателей, дефилирующая перед прилавками и, не останавливаясь, направляющаяся к выходу.
Носил все вещи с пломбами.
На почтамте оживление. «Дорогая тетя, с сегодняшнего дня я уже лишонец».
Быстрое течение вещей. Они мелькают. И вдруг все останавливается (обеднение), каждая вещь становится значительной – резервом, – каждую вещь подолгу осматривают.
Старуха, которая никогда ничего не заработает. Она слишком громко кричит о своем товаре – средстве от пота ног. «При средней потливости, а также подмышек».
Пришли два немца и купили огромный кустарный ковш с славянской надписью: «Мы путь земле укажем новый, владыкой мира будет труд».
Бочоночков.
Это была обыкновенная компания – дочь урядника, сын купца, племянник полковника.
Он за советскую власть, а жалуется он просто потому, что ему вообще не нравится наша солнечная система.
Одеколон не роскошь, а гигиена.
Долговязыч и Сухопарыч.
Если у вас есть сын, назовите его Голиафом, если дочь – Андромахой.
Не красна изба углами,А красна управделами.
И голова его, стуча, скатилась к ногам.
Лампа в 1000 свечей. Счетчик срывается со стены и летает, как гроб, по комнатам.
Девочка с пальмочкой на голове.
Не помню я, чтоб мой отец насаждал у нас дома коллективный быт.
Татуированные сотрудники.
Сумасшедший дом, где все здоровы.
Заскакиванье. Бытовое загнивание.
* * * *– Вы культурное наследие царизма. Мы вас используем.
