Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто
— Кто там еще языком треплет? Старцев, вам придется отвечать перед прокурором…
Закончив разговор, Старцев плюнул и сел за стол.
— Ладно, не расстраивайся, — пытался успокоить его Мирон Иванович. — Дожди от нас не зависят…
— Да не прокурора я боюсь. А вот откуда у нас развелись такие? Сам видит, что черное, а кричит: белое! Попробуй ему доказать… Все равно он окажется правым. Комбайны не идут, а он кричит: «Не должно быть! Надо пустить!» — Лицо председателя горело от возмущения. — Ему наплевать, что мы с поля получим. Ему лишь бы доложить вверх: «Уборка закончена».
Старцев не торопился уходить из правления колхоза. Нет, говорят, худа без добра. После переклички всегда можно перекинуться парочкой слов с другими председателями. Тут начинались дружеские беседы, деловые просьбы, советы, обмен новостями.
Старцеву хотелось насолить председателю колхоза «Авангард» Михайлову за то, что тот отказался соревноваться. Размолвка произошла ещё весной. Самым богатым и сильным колхозом в районе всегда считался «Авангард». У них и на трудодень получали больше, и общественные постройки добротнее, и дела шли лучше. Рядом с ним средненький колхоз «Ударник» выглядел бедным. Но три года назад выбрали председателем сравнительно еще молодого Старцева. С тех пор «Ударник» пошел в гору. В этом году Старцев на правлении настоял на том, чтобы вызвать «Авангард» на соревнование. Но получился конфуз. Михайлов отказался.
— Что толку каждый год бумажки подписывать? Была Скуда, Скудой и останется, — ответил он на вызов.
Крепко обиделись тогда в «Ударнике» на Михайлова. Не могли ему простить Скуду. Не виноваты же колхозники, что в народе их село до революции называли не Покровское, а Скуда. Ведь и деревня авангардовцев называлась не Полуденной, а Бедой. Так и говорили: «Пошел в Скуду через Беду».
Правда, секретарь райкома Масленников пристыдил тогда загордившегося Михайлова, договор подписали, но неприятный осадок на душе остался.
Дружно начали сенокос и жатву в этом году. Умел Старцев организовать, зажечь людей, а все же отстали от «Авангарда» в первые дни. На витрине у райкома партии опять появился портрет Михайлова. Казалось, и тут председатель авангардовцев смеется над Старцевым: улыбка была видна из-под пышных усов.
Первым Михайлов и хлеб повез государству. «Ударник» подвела природа. Хоть и стоят оба колхоза рядом и расстояние между ними всего семь километров, а в Полуденном, где поля расположены на южном склоне, хлеба на два-три дня созревают раньше, чем в Покровском. На этом и выиграл Михайлов. Старцев в эти дни не находил себе места. С утра до поздней ночи он носился от комбайна к комбайну, говорил с бригадирами, советовался с колхозниками, ругался с работниками МТС.
И так было тошно молодому председателю, а тут Михайлов подлил масла в огонь. Ночью, когда Старцев подводил итоги за день, раздался телефонный звонок.
— Ну, как дела, дорогой сосед и соперник? — спросил ехидный хрипловатый голос Михайлова.
— Ничего, слава богу, — бодрился Старцев, нервно подергивая редкую бородку. — Работаем помаленечку. Правда, на Доске почета не красуемся, но не всем же там быть. Места не хватит.
— Не унывай. Скоро мы закончим и придем на помощь. — Михайлов намекал на то, что в тридцать четвертом году авангардовцы два дня работали на полях «Ударника».
— Спасибо на добром слове. Ну, однако, бог не выдаст— свинья не съест. Сами как-нибудь справимся, — смиренно отвечал Старцев, с трудом сдерживая желание обложить Михайлова отборными словами…
С той ночи они частенько стали разговаривать друг с другом.
Михайлов обычно спрашивал, сколько убрано хлеба, сколько осталось. Несмотря на неприязнь, Старцев отвечал добросовестно.
Однажды после такого разговора Старцев не выдери жал и с сердцем сказал:
— Ох, как только обгоню, повыдергаю же я твои проклятые усы! По волоску повыдергаю!
— Не удастся! При мне будут! — донесся далекий голос Михайлова.
Тут только Старцев заметил, что трубка телефона не висит на рычаге, а лежит на крышке аппарата.
— У, черт! — выругался он и швырнул трубку на рычаг…
А вот сегодня можно посмеяться над Михайловым. «Ударник» сейчас на первом месте по району, а на витрине — портрет Старцева.
Вскоре позвонил Масленников и спросил Старцева: — Как дела?
— Слава богу. С государством рассчитались по хлебу. Уборки осталось не так много. В начале следующей недели, если погода не подведет, все уберем.
— Молодцы.
— Федор Трофимович, мы на собрании решили пересмотреть свой производственный план. На пять лет наметить. С учетом роста, конечно. Старый план нас стесняет. Силенок, вроде, побольше теперь. Как вы смотрите на это?
— Усы Михайлову хочешь повыдергать? Стоит. А как я смотрю? Хорошо придумали. На собрании план еще не обсуждали?
— Пока нет, но с колхозниками говорили.
— Ого! Смотри, что задумали.
— Здорово! — зашумели на линии.
— Минуточку, товарищи, — остановил Масленников невидимых собеседников. — Старцев, ты с этим делом не спеши! Закончишь уборку — приезжай в райком, вместе разберемся. Да больше с колхозниками советуйся!.. Так, говоришь, у тебя все нормально?
— Хорошо! — с особым удовольствием сказал Старцев, зная, что его слушают многие председатели колхозов, а Михайлов наверняка кусает свои усы. Но тут же спохватился, что сказал лишнее. Масленников терпеть не может хвастовства. — Нельзя сказать «очень хорошо». Ну, тройку можно поставить, по-школьному.
— Оценочка! — многозначительно сказал Масленников. — Ну, что же? Договорились?
Через несколько дней Старцев съездил в райком и вернулся оттуда раньше, чем его ждали. Не заходя домой, он засел за бумаги, а к вечеру вызвал бригадиров, членов правления и старых колхозников. — Как там в районе? Небось, как первого по району встретили? — спросил, заходя в правление, Василий Ефимович Снопов. — Знамя переходящее привезут?
— Знамя-то привезут, а вот по шее мне тоже надавали.
— Что так? Опять за политучебу?
— Нет. С политучебой у нас все в порядке. За другое влетело. — Старцев почесал в затылке, усмехнулся. — Приехал я туда герой героем! Думал: лучше меня и на свете нету. А вылетел от Масленникова как ошпаренный. Аж рубаха мокрая… — Старцев был из тех людей, кто не боится правды. — В районе дерут — это еще полбеды, а вот от своих нагорит — запоешь Лазаря.
— Кто же взгрел-то?
— Как кто? Свои. Коммунисты.
— За что?
— Есть за что… Тетке Аксинье лошадь не дал, а ей надо было в больницу! Я ее не выслушал как следует и бухнул: «Некогда. Жать надо!» Потом, помнишь, Иван Петрович, — обратился он к пожилому колхознику, — повздорили мы с тобой на мельнице. И это припомнили. Говорят, зазнайкой становлюсь, черствею, на лаврах почивать начал.
— А пожалуй, и правильно, — в раздумье сказал Василий Ефимович. — Это полезно, когда и при хороших делах поругивают. Людей будешь уважать и работать лучше…
В это время в правление вошел Масленников. За ним показалась грузная фигура Михайлова.
— Здорово, соседи! — сказал он громко.
— Здравствуй. Проходи, садись, — пригласил Старцев. — Ладно, ладно! Победил, — сказал Михайлов и с
размаху хлопнул по протянутой руке Старцева. — Слава победителю! Но знаешь ли, дорогой соседушка, а поступил ты нечестно. До поры до времени скрыл от райкома успехи, а потом выложил. В соревновании так не делают! — балагурил Михайлов. — Скажешь, не обманывал? Как же ты тогда выскочил в передовые? — А ты спроси у колхозников.
— Это интересно, — насторожился Масленников. — А ну, рассказывайте.
— Что рассказывать? Все думали и все работали, — ответил пожилой колхозник, кого Старцев называл Иваном Петровичем.
— Ловко! — присвистнул Михайлов. — Все сами колхозники? Что же тогда делал председатель? Может, вам упразднить эту должность? Зачем зря хлебом кормить?
— Председатель — голова! — совершенно серьезно ответил Василий Ефимович, куривший около открытой вьюшки.
— Начнем, что ли? — спросил Старцев и по тетради начал читать наброски производственного плана на пять лет. Потом он закрыл тетрадь и сказал:
— Я лучше своими словами.
Старцев говорил с подъемом, со знанием дела. Слушая его, Масленников думал, что этому колхозу нужен как раз такой председатель — энергичный, видящий будущее своей артели.
Секретарь райкома успевал наблюдать и за Михайловым. Вначале председатель «Авангарда» слушал с пренебрежением и не скрывал этого. Всем своим видом он показывал, что все, о чем говорит Старцев, это пустая трата времени. Но сейчас он, должно быть, позабыл об этом и жадно ловил каждое слово. Записывать он стеснялся, но пальцы загибал старательно: потом надо обязательно вспомнить то, что нужно для себя. Михайлов волновался и время от времени торопливо облизывал кончиком языка сухие губы.
