Фазиль Искандер - Созвездие Козлотура
Недели через две, когда замолкли последние залпы контрпропаганды и нашествие козлотуров было полностью подавлено, а их рассеянные, одиночные экземпляры, смирившись, вошли в колхозные стада, в нашем городе проводилось областное совещание передовиков сельского хозяйства. Дело в том, что наша республика перевыполнила план заготовки чая – основной сельскохозяйственной культуры нашего края. Колхоз Иллариона Максимовича назывался среди самых лучших.
В перерыве, после официальной части, я увидел в буфете самого Иллариона Максимовича. Он сидел за столиком вместе с агрономом и девушкой Гоголой. Девушка ела пирожное, оглядывая посетительниц буфета. Председатель и агроном пили пиво.
Накануне у нас в газете был очерк о чаеводах колхоза «Ореховый Ключ». Поэтому я смело подошел к ним. Мы поздоровались, и я присел за столик.
Агроном выглядел как обычно. У председателя выражение лица было иронически-торжественное. Такое лицо бывает у крестьян, когда они из вежливости выслушивают рассуждения городских людей о сельском хозяйстве. Только когда он обращался к девушке, в глазах у него появлялось что-то живое.
– Еще одно пирожное, Гогола?
– Не хочу, – рассеянно отвечала она, рассматривая наряды женщин, входящих и выходящих из буфета.
– Давай, да? Еще одно, – продолжал уговаривать председатель.
– Пирожное не хочу, луманад хочу, – наконец согласилась она.
– Бутылку луманада, – заказал Илларион Максимович официантке.
– Рады, что козлотура отменили? – спросил я его, когда он разлил пиво по стаканам.
– Очень хорошее начинание, – согласился Илларион Максимович, – только за одно боюсь…
– Чего боитесь? – спросил я и взглянул на него. Он выпил свое пиво и ответил только после того, как поставил стакан.
– Если козлотура отменили, – проговорил он задумчиво, как бы вглядываясь в будущее, – значит, что-то новое будет, но в условиях нашего климата…
– Знаю, – перебил я его, – в условиях вашего климата это вам не подойдет.
– Вот именно! – подтвердил Илларион Максимович и серьезно посмотрел на меня.
– По-моему, напрасно боитесь, – сказал я, стараясь придать голосу уверенность.
– Дай бог! – протянул Илларион Максимович. – Но если козлотура отменили, что-то, наверное, будет, но что – пока не знаю.
– А где ваш козлотур? – спросил я.
– В стаде, на общих основаниях, – сказал председатель, как о чем-то далеком, уже не представляющем опасности.
Прозвенел звонок, и мы прошли в зал. Тут я распрощался с ними, а сам остался у дверей. Мне надо было прослушать концерт и быстро вернуться, с тем чтобы написать отчет.
Первым номером выступали танцоры Пата Патарая. Как всегда, ловкие, легкие, исполнители кавказских танцев были встречены шумным одобрением.
Их несколько раз вызывали на «бис», и вместе с ними выходил сам Пата Патарая – тонкий, с пружинистой походкой пожилой человек. Постепенно загораясь от аплодисментов, он в конце концов сам вылетел на сцену со своим знаменитым еще с тридцатых годов па «полет на коленях».
После сильного разгона он вылетел на сцену и, рухнув на колени, скользил по диагонали в сторону правительственной ложи, свободно раскинув руки и гордо вскинув голову. В последнее мгновенье, когда зал, замирая, ждал, что он вот-вот вывалится в оркестр, Пата Патарая вскакивал, как подброшенный пружиной, и кружился, как черный смерч.
Зрители приходили в неистовство.
– Трио чонгуристок исполняет песню без слов, – объявила ведущая.
На ярко освещенную сцену вышли три девушки в длинных белых платьях и в белых косынках. Они застенчиво уселись на стульях и стали настраивать свои чонгури, прислушиваясь и отрешенно поглядывая друг на друга. Потом по знаку одной из них они ударили по струнам – и полилась мелодия, которую они тут же подхватили голосами и запели на манер старинных горских песен без слов.
Мелодия мне показалась чем-то знакомой, и вдруг я догадался, что это бывшая песня о козлотуре, только совсем в другом, замедленном ритме. По залу пробежал шелест узнавания. Я наклонился и посмотрел в сторону Иллариона Максимовича. На его крупном лице все еще оставалось выражение насмешливой торжественности. Возможно, подумал я, он в город приезжает с таким выражением и оно у него остается до самого отъезда. Гогола, вытянув свою аккуратную головку, завороженно глядела на сцену. Спящий агроном сидел, грузно откинувшись, и дремал, как Кутузов на военном совете.
Трио чонгуристок аплодировали еще больше, чем Пата Патарая. Их дважды заставили повторить песню без слов, потому что все почувствовали в ней сладость запретного плода.
И хотя сам плод был горек и никто об этом так хорошо не знал, как сидящие в этом зале, и хотя все были рады его запрету, но вкушать сладость даже его запретности было приятно, – видимо, такова природа человека, и с этим ничего не поделаешь.
* * *Жизнь редакции вошла в свою нормальную колею. Платон Самсонович вернулся из горного санатория вполне здоровым. На следующий день после своего возвращения он сам предложил мне пойти с ним на рыбалку. Это было лестное для меня предложение, и я, разумеется, с радостью согласился.
Я уже говорил, что Платон Самсонович – один из самых опытных рыбаков на нашем побережье. Если рыба не ловится в одном месте, он говорит:
– Я знаю другое место…
И я гребу к другому месту. А если и там не ловится рыба, он говорит:
– Я знаю совсем другое место…
И я гребу к совсем другому месту. Но если уж рыба не ловится и там, он ложится на корму и говорит:
– Греби к берегу, рыба ушла на глубину…
И я гребу к берегу, потому что в море слово Платона Самсоновича закон.
Но так бывает редко. И на этот раз у нас был хороший улов, особенно у Платона Самсоновича, потому что он первый рыбак и сразу забрасывает в море по десять шнуров, привязывая их к гибким прутьям. Прутья торчат над бортом лодки, и он по ним следит за клевом, ухитряясь не перепутать шнуры. И когда он их пробует, слегка приподымая и прислушиваясь к тому, что происходит на глубине, кажется, что он управляет сказочным пультом или дирижирует подводным царством.
Когда мы загнали лодку в речку, привязали ее к причалу и вышли на берег, я еще раз с завистью оглядел его улов. Кроме обычной рыбы, в его сачке трепыхался черноморский красавец – морской петух, которого я так и не поймал ни разу.
– Мало того что вы мастер, вам еще везет, – сказал я.
– Между прочим, через рыбалку я сделал в горах интересное открытие, – ответил он, немного помолчав.
Мы шли по берегу моря вдоль парапета. Он со своим тяжелым сачком, набитым мокрой рыбой, и я со своим скромным уловом в сетке.
– Какое открытие? – спросил я без особого интереса.
– Понимаешь, искал форельные места в верховьях Кодора и набрел на удивительную пещеру…
Что-то в его голосе заставило меня насторожиться. Я незаметно взглянул в его глаза и увидел в них знакомый неприятный блеск.
– Таких пещер в горах тысячи, – жестко прервал я его.
– Ничего подобного, – быстро и горячо ответил он, при этом глаза его так и полыхнули сухим неприятным блеском, – в этой пещере оригинальная расцветка сталактитов и сталагмитов… Я привез целый чемодан образцов…
– Ну и что? – спросил я, на всякий случай отчуждаясь.
– Надо заинтересовать вышестоящих товарищей… Это не пещера, а подземный дворец, сказка Шехерезады…
Я посмотрел на его посвежевшее лицо и понял, что теперь накопленные им в горах силы уйдут на эту пещеру.
– Таких пещер у нас в горах тысячи, – тупо повторил я.
– Если туда провести канатную дорогу, туристы могли бы прямо с теплохода перелетать в подземный дворец, по дороге любуясь дельтой Кодора и окрестными горами…
– Туда километров сто будет, – сказал я, – кто же вам даст такие деньги?
– Окупится! Тут же окупится! – радостно перебил он меня и, бросив сачок на парапет, продолжал: – Туристы будут тысячами валить со всего мира. Прямо с корабля в пещеру…
– Не говоря уже о том, что один пастух справится с двумя тысячами козлотуров, – попытался я сострить.
– При чем тут козлотуры? – удивился Платон Самсонович. – Сейчас туризм поощряется. А ты знаешь, что Италия живет за счет туристов?
– Ну ладно, – сказал я, – я пошел пить кофе, а вы как хотите.
– Постой, – окликнул он меня, как только я стал отходить. Я почувствовал, что он вовлекает меня, и решил не поддаваться.
– Понимаешь, я чемодан с образцами оставил в камере хранения, – сказал он застенчиво.
– Не понимаю, – ответил я безразличным голосом.
– Ну, сам знаешь, жена сейчас, если увидит эти сталактиты и сталагмиты, начнет пилить…
– Что я должен сделать? – спросил я, начиная догадываться об истинном смысле его приглашения на рыбалку.
