Карьера подпольщика (Повесть из революционного прошлого) - Семён Филиппович Васильченко
— Та-та-та-та-та! —затрещали как по команде десятки молотков сразу в разных местах.
— Бух! Бух! —заговорил, начиная работу, и молот.
Еще несколько минут и кузница была в полном ходу. От утренней прохлады не осталось и следа. Воздух стал накаляться. От движения, биения огня, звона, угольного смрада помещение, где работала пара сотен человек, уже к десяти часам утра превратилось в клокочущее пекло. Сами люди разгорячились, глаза у них начали гореть гипнотизирующим блеском, -, лица накалились так, что на них краснели даже сажа и копоть, а на всем теле выступал пот, после которого рубашки покрывались солью и несносной тяжестью висли на спинах.
Мотька приглядывался и убеждался, что после Московской улицы он в мастерских словно в каком-то новом мире. Кузница не напоминала ни лавки Ковалева, ни судна Головкова, ни тем более магазина Закса.
Как только в цехе показался монтер Садовкин, под командой которого находилась артель слесарей кузнечного отделения, Моргай, уже давно начавший с другими рессорщиками работать, кликнул Мотьку и подвел его к будущему его начальству.
— Это мой родственник, Иван Кузьмич, Леонид Сергеевич принял его в кузницу. Велели, чтобы вы определили...
— Магарыч, — подмигнул Садовкин Моргаю. —Идем, родня Как фамилия?
— Юсаков! — И Мотька последовал за низким, коренастым монтером, командовавшим артелью подростков и несколькими мастеровыми.
Садовкин провел его мимо горен в противоположный от рессорной печи угол кузни, где почти рядом стояли два небольших молота, указал на один из них Мотьке и кивнул работавшему на нем мальчугану, дождавшись, пока тот кончил бить кузнецу ковку.
— Возьми, Солдатенков, этого товарища и покажи ему как работать. Будет учиться у тебя.
И, не останавливаясь, он пошел дальше.
Мотька подошел к рыжему мальчугану, которого монтер назвал Солдатенковым.
— Становись рядом, смотри! — крикнул тот, пересиливая шум, чтобы Мотька слышал. —Когда под молотом ничего не будет, буду учить...
Мотька стал. Уже через минуту рыжий подросток объяснял ему:
— Эта ручка только для того, чтобы пустить пар к молоту. Ее надо перевесть, пока работа идет и пусть она без движения стоит. Этой ручкой, —указал он на рычаг, ведущий к золотнику цилиндра, — регулируется движение. Ее нужно держать в руке твердо и не упускать. Попробуй!
Мотька оглянулся, не смотрит ли кто-нибудь из кузнецов, и робко взял рычажок в руки.
В ту же секунду рычажок, как живой, задергался у него в руках, а молот со звоном забухал по голой наковальне.
— Не можешь, — сказал рыжий, схватывая рычажок и поднимая молот для появившегося с раскаленной полосой кузнеца. —Смотри, как я буду бить... —и он без единого слова команды кузнеца, не перестававшего вертеться и вертеть под ударами молота работу, начал то редкими ударами приглаживать полосу, то мелким и быстрым боем оттягивать и приравнивать ее, как-будто знал заранее, чего именно хочет от него взлохмаченный, подергивавший плечами в такт движению рук, с видом завзятого работяги, кузнец.
— Новый? —взглянул тот вопросительно на Солдатенкова, ткнув при этом клещами в сторону Мотьки.
— Новый! —подтвердил рыжий товарищ Мотьки.
Кузнец покровительственно кивнул головой, взглянув еще раз на Мотьку и посторонился, чтобы пустить под молот кузнеца с молотобойцем, подскочивших оттягивать спицы для колес из накаленного добела железа.
Рыжий быстро заработал рычажком и вокруг молота начал лететь фонтан огненных брызг. Молотобоец и кузнец щедро поливались ими, но, несмотря на обжигавшее их дыхание каленого железа, волочили его по наковальне то от себя, то к себе, перекидывали со стороны на сторону, подкладывали то конец, то середину и, наконец, только тогда, когда оно совсем почти стало синим, остановились, чтобы перевести дух. Но в это время другой кузнец уже подал под молот новую работу и рыжий снова принялся за рычаг и так — до самого перерыва на завтрак, потом на обед и потом до шести часов вечера, когда кончали работы.
Как только загудело где-то на завтрак, рыжий Солдатенков, схватив эмалированную кружку и налив в нее чаю из чайника одного кузнеца, устремился к группе рабочих, начавших устраиваться на коробе возле ближайшего горна для игры в карты. Кузнецы и молотобойцы видно очень любили играть в «короля», и в разных местах кузницы они одновременно и завтракали и, держа в руках веера замусоленных карточных «святцев», переругивались и азартно дулись с партнерами.
Другие рабочие чинно закусывали картошкой, воблой или колбасой, запивая горячей жидкостью из своих кружек завтрак. Было несколько таких счастливцев, у которых были пирожки и даже лимон к чаю. Кое-кто из рабочих прилег на коробах с инструментами минут на двадцать передохнуть.
Мотька позавтракал возле молота застуженной рыбой и редиской, которые ему положила мать, выпил чаю, присоединившись к артельному чайнику рессорщиков и затем пошел смотреть картежную игру. Подойдя к коробу, где пристроился Солдатенков с кузнецами и прислонясь за спиной игравших, Мотька увидел, что кузнецы играют не на «интерес», ибо перед четверкой игравших мастеровых денег не было.
И, однако, несмотря на это, игравшие так волновались и с таким рвением старались объегорить друг друга рядом наивных уловок, в чем, по всей видимости, и был главный смысл игры, что это заинтересовывало и начинало увлекать не только самих игравших, а и тех, кто подходил посмотреть на игру.
Лохматый пожилой кузнец Воскобойников с маленькими проворными глазками и подвижным коротким туловищем, которого Матвей уже видел сегодня под молотом, когда тот вертелся с железом, составлял с Солдатенковым партию против двух других игроков; он то неуловимым будто бы для противников движением пальцев показывал Солдатенкову свои крупнейшие козыри, то движением бровей спрашивал товарища, с какой ему масти ходить, убивать ли карту противника или пропустить, чтобы убил ее Солдатенков. В то же время он не переставал громко выражать свое удовольствие по поводу выигрышей такими выразительными междометиями, которые где-нибудь в другом публичном месте вызвали бы переполох и составление полицейского протокола.
Противная сторона —
