Павел Паутин - Дом с закрытыми ставнями
Все остановились, смотрели, разинув рот. Над горизонтом висело солнце, а над ним стоял светлый длинный крест! Я испугался. Бабы вдруг завыли, закричали:
К беде это! Быть новой войне! К мору это!
А Евмен с Ивановной тут как тут.
Христос со страшным судом идет, — возопил Евмен.
Будет чудо! Будет чудо! Это знамение! — кликушествовала Ивановна.
Кайтесь в грехах, люди! — приказал отец, испуганно тараща глаза на пылающий крест.
Дед, захватив в кулак бороду, хитро смотрел на небо, и вдруг загремел его бас:
Братья и сестры! Быстрее обращайтесь к богу! На гору! Все не гору!
И баптисты, да и не только они, устремились за ним. Побежал и я.
Спешите, братья и сестры! Спешите!
Когда все взобрались на холм за поселком, он властно приказал своим братьям и сестрам:
Быстрее освобождайтесь от телесных пут, с ними вы сбросите грехи свои! Я освящу ваши одежды! — Дед первый сдернул с себя рубаху, обнажив могучую волосатую грудь. — Сестра Ивановна, спеши освятиться, быстрее освобождайся от одеяний тленных! Ты пастырь божий, на тебя вся община смотрит! — дед расстегнул ремень на брюках.
Несколько братьев и сестер, под прикрытием кустов, уже сбросили с себя верхние одежды и простирали руки к солнцу, к кресту. Я смотрел на это беснование с испугом. Ивановна, по пояс в кустах, задрала юбку, тащила ее через голову. Увидев это, дед ликующе загоготал и бросился вниз к поселку. Я вместе с ним. Я понял, что дед жестоко посмеялся над братьями и сестрами, заставив их нелепо оголяться. Он хохотал, этот шут — чудило.
А как же, дедушка, крест откуда взялся? — спросил я на бегу.
Да это простое преломление лучей в воздухе! — объяснил он мне.
…Так взбунтовался дед и окончательно порвал с общиной, все ее дела передав отцу.
Возись ты с ними сам, а я умываю руки, — заявил дед. — Не долго уже мне осталось жить. Вот научу внука резьбе по дереву, чтобы он мог заработать себе кусок хлеба, да и сведу все счеты с земным бытием.
Бес в тебя вселился, — обличал его отец. — Ты всю паству поразгонял! Ты над чувствами верующих надсмеялся!
А ты, ирод, над моей душой не измывался? — Дед сжал кулаки, двинулся на отца. — Ты Феню уже забыл?
Дед все лето занимался со мной, учил меня резьбе по дереву. Он радовался моим успехам, приговаривая:
Художник ты, художник! В меня ты удался. И это твой путь.
Вскоре после того, как над солнцем появился крест, приехал к нам лектор. Для нас, ребятишек, его выступление было интересно, как спектакль. Дело в том, что на наших глазах лектор творил всякие чудеса. На сцене, на длинном столе, крытом зеленой скатертью, лежали и стояли всякие колбы, пробирки, пузырьки с жидкостью, книги и даже икона. За столом появились учительница Александра Ефимовна и лысый, в очках, мужчина.
Первой заговорила учительница:
Вот недавно вы видели на небе загадочное явление: крест. Верующие утверждают, что это знамение Христа. Так ли это? Давайте разберемся во всех этих «чудесах». Каждый верующий ждет от бога чуда. А чудес не бывает. Вот и придумывают их попы да проповедники. Об этом вы сейчас и услышите.
Недавно, — начал лектор, — на небе вы, товарищи, видели крест над солнцем. О подобных явлениях люди знают уже давно. На небе появлялись ложные солнца, дуги, столбы, кресты. Это явление называется гало. В такие минуты солнце затягивается белой блестящей дымкой — тонкой пеленой высоких перистых облаков. Они состоят из мельчайших кристалликов льда. Эти кристаллики имеют форму шестигранных пластинок. Поднимаясь в потоках воздуха, ледяные кристаллики, как зеркало, отражают или, как призма, преломляют падающие на них солнечные лучи. Вот тогда мы и наблюдаем различные формы гало или, как говорят верующие, знамение.
Лектор много рассказывал о разных чудесах, и меня удивило, как они легко и просто объяснялись. Взяв вместо Библии учебник по арифметике, он обмакнул вату в какую — то жидкость — я забыл ее название потому, что еще не «проходил» в школе химию — и протер ею обложку, потом брызнул на нее другой жидкостью, и все в зале ахнули: на обложке выступило красное пятно.
Вот вам и выступила на Библии святая кровь! — сказал лектор. В зале раздался хохот и аплодисменты.
Много узнал я в этот день: и отчего бывает красный снег, и про огоньки на кладбище, и про «летучего голландца» узнал, и про миражи, и про гром, и про северное сияние, и почему плакала икона, и почему зажигались свечи сами….
Я не скажу, что только этот вечер заставил меня задуматься о боге, о нашем молельном доме, не скажу, что почувствовал какое — то потрясение. Но этот вечер в клубе, школьные уроки, фильмы, книги и сотни других, будто бы незначительных событий отодвигали меня от религии, от молельного дома все дальше и дальше, и мне становилось легче и светлее, и я уже на многое в нашем доме смотрел с усмешкой, как посторонний, чужой всему этому…
Смерть Пегана
Дед наш совсем изменился — ходил злой, угрюмый. Все ему было и не так, и не эдак. Теперь от него постоянно пахло водкой.
Купил дед десять ульев. Меду в доме стало хоть завались. Пчелы настолько сдружились с ним, что он брал осторожно любую из них, сажал на ладонь и разговаривал:
Вот ты скажи мне, божья пчелка, почему ты такая трудолюбивая?
Пчелка жужжит на ладошке, но не улетает.
Знамо дело, для себя и деток своих. А вот я, как вор, прихожу и забираю твой мед. И вся твоя работа прахом идет.
Пчела обиженно жужжала.
Не согласна со мной? Ну и пошла вон, дура! — и дед стряхивал пчелу.
Обычно он ходил к пчелам без дымокура. Тщательно вымоется в бане, натрет лицо. шею, руки белыми цветами, пахнущими медом, рот каким-то душистым настоем прополощет, наденет чистую рубаху, и только после этого идет к своим труженицам.
Как — то он или плохо вымылся, или был в грязной рубахе, или же от него водкой пахло, только пчелы здорово изжалили его.
Прибежал он из сада, плюхнулся на крыльцо и завопил:
Мотька! Никишка! Берите гребешки! Чешите голову. Голову чешите, мать вас за ногу! Скорее!
Рядом с ним валялся, завернутый в марлю, белый, сахаристый мед. Мать с отцом прибежали, царапали частыми гребешками грудь ему, голову, руки.
Ноги чешите, чешите ноги! — не унимался дед.
Брюки у него были засучены до колен. Я подскочил к ногам и начал вытаскивать пчелиные жала.
Да что ты! Расческой чеши! — обозлился отец и кинул мне металлическую расческу. Из складок одежды деда вылезали сердитые пчелы. Я тут же прихлопывал их. Дед чуть приоткрыл опухшие веки:
Да ты не бей их, Павел. Они сами улетят.
Кусаются они!
А ты не обращай на них внимания, и они не тронут.
Я послушался деда, и действительно пчелы улетели восвояси.
Павел, ведро воды из колодца, — рявкнул дед. Я стрелой к колодцу и обратно. Мать окатила деда с головы до ног.
Ох, как хорошо! Ай — яй! — кричал от удовольствия дед. Скоро он пришел в себя, успокоился, попросил: — Принеси — ка мне водицы студеной из родника… Угораздило меня дурня босиком на пасеку пойти… Да слышь, в берестяном ковше принеси!
Он жадно выпил весь ковш.
Эх, дни мои быстрее гонца летят, они как тень проходят…
Мне стало грустно от этих слов. И я запомнил их на всю жизнь. Будто дед что — то отравил во мне. Он обнял меня волосатой рукой и сказал неожиданно:
А завтра я высеку себе памятник из гранита… И вырублю на нем энти слова. Вы будете приходить на мою могилу. Придете, прочитаете да призадумаетесь. Скользнет тень, и нет ее, так и жизнь наша. Эх, вечно бы жить здесь, на земле! А на то — плюй, — он ткнул в небо пальцем. — Там пусто все.
Мне стало совсем легко и радостно от этих слов.
Наутро дед запряг в телегу Пегана и уехал. Вернулся он с трехметровой узкой гранитной глыбой. Пеган взмок от пота. Дед открыл ворота и понужнул коня. Тот рванулся, но телега будто приросла. Дед разозлился, хлестал Пегана бичом, лошадь дергалась, рвалась из хомута. Дед рассвирепел, начал пинать ее в брюхо. Пеган рванулся несколько раз и вдруг повалился на бок. Затрещала сломанная оглобля.
Отец бросился распрягать упавшую лошадь. Пеган был уже мертв.
Решил ведь лошаденку, решил, — взвыл отец. Я бросился к Пегану, увидел его незрячие глаза и горько заплакал.
Вот напасть — то! — сокрушенно пробормотал Дед. — Умный конек был.
Чурочки
На учебники нам с Ванюшкой родители денег не давали, приходилось самим зарабатывать.
Ребят в лесхозе я нашел сразу, чурочек они накололи целые горы.
Пошли к Косому, — сказал мне Сашка Тарасов.
Ванюшка сидел на ящике перед толстой чуркой,
ставил на нее березовые круги и быстро дробил их.
Помогать пришел? Давай. Пошли за кубиком.
Кубик — это квадратный ящик для замера чурочек. Он был с ручками, как у носилок. Мы принесли его к куче, и я стал складывать в мерку наколотые чурочки.
