Сусанна Георгиевская - Колокола
Она взяла шоколад.
— Видите ли, я еду на острова к своему жениху, — доверчиво рассказывала она, — ему двадцать три года, он кадровый офицер... Это ради него я отрезала волосы. Я дала обет.
— Обед?
— Да нет же! Обет, обет... Обещание по-русски... Ну — клятву, клятву. Побреюсь, мол, лишь бы ему хорошо.
— О, вы совсем как русалка у Андерсен. Помните, из любви она тоже срезала себе волосы... Очень трогательно. Видно, вы его сильно любите, Кири?
— Люблю ли?.. Не знаю. Мне жаль его!
Отто закашлялся.
— Придется похлопотать... — продолжала она. — Чтоб до него добраться, мне нужен пропуск. Он служит на острове Санамюндэ...
— Он мог бы прислать вам вызов.
— Мой приезд... Он не знает. Это — сюрприз.
— Ну что же, девочка... Ваша забота можно легко помочь. У меня как раз есть знакомства в милиции города Лауренс.
— Полно врать!
— Я слишком большой, чтоб врать. Но моя фамилия Пеки-Бук. Это тролль по-нашему. Я — почти волшебник... На экскурсии в Санамюндэ частенько бывают школьники. Там есть старинная, очень старинная крепость... Вы бы могли поехать со школьной экскурсией.
— Ни за что!
Он отвернулся и снова закашлялся.
— Не сердитесь, Кири, но у нас вообще врут только в ответ на ложь. И ценят любовь... Если это истинная любовь.
Они оживленно шептались, и пожилая соседка, задремавшая на соседней полке, сказала завистливо:
— И как это можно так не считаться с людьми!
— Чаю, чаю кому? — предложила женщина-проводник.
— Четыре стакана, — заказал Пеки-Бук.
— Шесть стаканов! — поправила басом дремлющая на нижней полке соседка.
Они пили чай. Чуть отставив мизинец, Кира весело разглядывала бутерброд с икрой.
— Не знаю, право, как быть... Я, собственно, вегетарианка...
Съев бутерброд и взобравшись на верхнюю полку, она уснула. Поезд так мерно, так монотонно стучал колесами...
И вдруг заскулил Апполосик. Кира вскочила, вынула щенка из корзины и дала ему молока.
— Передайте от меня свой жених, что из вас получится очень хороши мать. Это как раз всерьез, дорогой Кири.
— Как бы я хотела, чтобы вы это сами ему сказали! А поезд шел, шел...
Мы поедемВ странуКисипусию,Где живут только кисипусята-а... —
весело напевала Кира.
Поезд шел, стучали колеса...
— Отто!.. Значит, меня не очень обезобразили короткие волосы?
— Не знай, возможно ли быть трогательней и прелестней?
— Как вы думаете, он любит меня?
— Разврат! — простонали на нижней полке.
— Сгинь! — шепнула Кира, взбираясь на верхнюю.
В пять часов проводница принялась будить пассажиров.
— Дайте мне, пожалуйста, адресок, Отто. Я воспользуюсь вашей любезностью... Когда у вас будет время, чтобы пойти со мной в милицию?
— Милиция? — вытаращив глаза, спросил Отто. — Что? Какая такая милиция? Я не знай никакой милиции. Я ничего вам не обещал.
— Ловко, однако... А вы говорили: в Лауренсе врут только в ответ на ложь! Я сразу про вас подумала: он — трепло...
— Я родился не в Лауренсе, а на Санамюндэ.
На этом они расстались.
Поезд замедлил бег. Из сумерек, из холодного утра выплыл навстречу Кире университетский старинный город.
Ее попутчика Отто встречали жена и двое детей. Один из ребят прижал к себе Апполосика. Ладно уж! Хоть это он не солгал, его ребята, видно, на самом деле полюбят прибывшего из Москвы щенка. Его бутылочку. Его красоту. И его кошелку.
ОТЕЦ ДЕСЯТЕРЫХ ДЕТЕЙ
— Да, да, — говорил по-русски старик с бородкой другому какому-то старику в берете, — не только мы с вами, но многие отнесутся к этому как к народному бедствию.
— Я слышал, что пострадали уникальные коллекции Аведсона. Ужасно!..
— Жаль коллегу, что тут и говорить... Но главное, знаете ли, не идущий ни с чем ни в какое сравнение конференц-зал!.. Уцелеть во время войны... И вдруг... Воистину — огонь, истребивший огонь Прометея!
— Простите, пожалуйста, что я врываюсь и перебиваю вас, был пожар, и вам, разумеется, не до меня, — осторожно сказала Кира, — но мне так нужна ваша помощь старшего... — Она робко глянула в глаза старику с бородкой. — Я приезжая. Из Москвы. Мне надо добраться до Санамюндэ. Там у меня жених. Я очень... Я сильно люблю его! И вот... Мне бы, знаете, только на десять минут человека постарше! Культурного... Доброго... Переводчика... Мне нужно добывать пропуск... Я долго ходила по улицам... И вдруг услышала вас.
— Польщен доверием! — Старичок приподнял шляпу. — При любых обстоятельствах не могу отказать девушке... Да еще вдобавок своей землячке и, возможно, студентке...
— Большое спасибо. Если вы заняты — я подожду. Мы могли бы условиться...
— Что вы? Сегодня, по известным вам трагическим обстоятельствам с университетом, лекции отменены... Прошу извинить, коллега... Итак, в четыре часа в кафе «Цдэнак», не правда ли?.. Милиция — направо, мой юный друг. Как прикажете вас величать?
— Кира. Зиновьева.
— Польщен... Профессор Бецкий. Антропология. Налево! За угол. Так, так, так... Милиция, паспортный стол... Направо, направо, Зиновьева.
...В большом кабинете, опустив светловолосую голову, сидел заместитель начальника паспортного стола и сосредоточенно что-то писал. В комнате царила напряженнейшая тишина, шелестящая перышком о страницу..
Профессор высморкался. Начальник не поднял глаз. Он писал. Старик покашлял. Тишина по-прежнему нарушалась только быстрым движением самопишущего пера. Наконец молодой человек чуть приподнял голову.
Кира раскрыла рот: это был хозяин рыжего Апполосика.
— Я вас слушаю.
Кира перевела дыхание.
— Здравствуйте, Пеки-Бук... — И, отстранив ее и приподняв шляпу, профессор быстро-быстро о чем-то заговорил. Кира не поняла ни слова.
— Нет, Анатолий Иванович, — ответил по-русски заместитель начальника паспортного стола. — Весьма сожалею, но я, хоть в прошлом и ваш ученик, на этот раз вынужден вам отказать. Девушка едет к жених-офицер... Но если бы желания офицера, как утверждает девушка, совпадали с желанием гражданки, он бы ей выслал пропуск. А кстати, покажите-ка паспорт, москвичка... Гм... В первую очередь, дорогой профессор, меня занимает сейчас вопрос об ее совершеннолетии. Семнадцать? Да! Удивительно. Она не клялась вам, что ей восемнадцать?.. — И он глянул на старика заискрившимися глазами. — Не знай, как близко вы знакомы с товарищ Зиновьевой!.. Но вынужден предупредить, она человек с секретом! Женщина вамп! Милиция получил о ней исчерпывающую информация — нас поставила в известность Москва. Один бедняга — его звали Ваньюша — стрелялся из-за нее! Ага! Не знали? Так я и предполагал...
— Он не стрелялся, — сказала Кира. — Он... он просто уехал в Сочи.
— В Сухуми, — поправил заместитель начальника паспортного стола. — Мы, знаете ли, хорошо информирован... Он был от горя не в силах ходить. Его экспортировали, как это... на носилки. (Кире пришлось убедиться, что у милицейских работников неплохая память.)
Итак, в Москва, понимаете ли, дорогой профессор, стрелялись из-за нее. А этот, как его, ну жених, жених, может пренебречь служба, может броситься в море (правда, море замерзло, оно предусмотрительно)... Нет! Пусть едет обратно в Москва, к своему папаша.
— Но ведь вы не станете отрицать, Пеки-Бук, — растерявшись, сказал старик, — что девушка и на самом деле очаровательна? Я на этом настаиваю как старший и в этом, так сказать, направлении никакой иронии по отношению к даме не потерплю. Кроме того, она приехала в Лауренс... Из Москвы — в Лауренс... Грешно ей не дать повидаться с тем, ради кого она... Я лично знаю Зиновьеву! Я за нее ручаюсь.
— Очаровательна?! А прическа?
— Отто Пеки-Бук, прошу воздержаться при мне от комментариев такого рода, иначе я сочту своим долгом покинуть ваш кабинет.
— Дорогой профессор, вы могли бы ей выдать справку об очаровании на бланке университета! Но пропуск я ей не дам. Пусть едет домой. Тут не место для озорство.
— А разве бывает специальный остров для озорства? Это очаровательно! — приподняв брови, сказал профессор. — И разве пропуск на Санамюндэ такой уж большой дефицит? О-о-о!.. Я сразу понял, Отто, вы шутите. На экскурсии в Санамюндской крепости перебывали все школьники Лауренса. Все мои дети и внуки... Отправьте ее хотя бы с экскурсией... Экскурсии бывают каждое воскресенье...
Дело начинало принимать серьезнейший оборот...
— Отто, — сказала Кира, — дайте мне, пожалуйста, еще кусочек вашего шоколада.
Уши заместителя начальника паспортного стола принялись медленно розоветь.
— А вы хорошая штучка, Кири! Если я был бы вашим папа, я бы вас выпорол.
— Порите своих детей. Ведь у вас их десять.
— Кроме паспорта найдется у вас еще какой-нибудь документ, товарищ Зиновьева, Кира Ивановна, кажется, так?.. Поскольку за вас ручается сам профессор...
— Найдется. Вот. Аттестат зрелости.
— Великолепно!.. Никогда бы этого не сказал. А почему здесь четверка?! Пожалуйста, посмотрите, профессор! Нет! Не могу загрязнять четверочниками даже на один-единственный день наш доблестный Санамюндэ.
