Алексей Кожевников - Том 4. Солнце ездит на оленях
— Почему не отвечаешь? — пристала к нему Катерина Павловна.
Колян не знал, что ответить. Тут за него вступилась Ксандра:
— Мама, мамочка, не мешай ему рассказывать! Мне вот интересны его сказки.
Но Колян решил помолчать и сильней занялся обозом. В нем были две упряжки, стадо оленей в сотню голов, три лайки и две бестолковых пассажирки. А местность малознакомая, и время для поездки самое тяжелое — весенняя водополица.
Упряжки идут одна за другой, гусем, пассажирки — за вторым возом, оленье стадо — как ему вздумается. Оно, как вода без берегов, все время норовит идти вольней, шире.
Тут надо бы трех ямщиков — двое ведут упряжных оленей, третий с лайками гонит стадо. А Коляну приходится делать все одному.
Самые большие хлопоты с незапряженными оленями: пошлешь их впереди упряжек — они разбредаются слишком широко, надо постоянно сдерживать, а поставишь позади упряжек — начинают искать ягель, кормиться не на ходу, а на одном месте, надо постоянно подгонять.
Хорошо, что с Коляном идут опытные, верные, безотказные лайки: Черная Кисточка, Пятнаш и Найда. Идут, все время поводя на него глазами и ушами, и по одному слову, по одному взмаху руки, даже по одному приказующему взгляду немедля кидаются грудить оленей. Как только начинают огибать стадо и лаять на него, олени бегут к санкам. Сгрудив оленей, лайки снова идут козле хозяина, преданно глядя на него и чутко следя за каждым его словом, взглядом, взмахом, выражением лица.
Немало тревог, хлопот и с пассажирками. Они совсем не умеют ходить по-лапландски. Надо все время глядеть немножко вперед, примечать камни, кочки, ямки, лужи, ручьи, кустарник, заранее определять, куда следует ставить ногу. А они зыркают глазами на солнце и небо, на далекие горы и топают напрямик, совсем не глядя под ноги. Так можно в два счета поскользнуться на слишком гладком мокром камне и разбиться, ступить в глубокую яму с водой, забрести в болото и утонуть.
Колян постоянно оглядывается и предупреждает: «Ступай прямо, не ходи в сторону! Впереди глубокая вода, садись!» Они не успевают вскочить в нарту, и тогда приходится останавливать ее.
Особенно тревожит Коляна Ксандра. Вопреки наказу не отставать, держаться за санки, она постоянно забегает в стороны, разглядывает валуны. Если разглядывать хорошенько, можно наверняка увидеть, что «окаменело» в них. Вот — определенно котлообразная лопарская вежа, вот — островерхая кувакса, вот — яркое выражение печали, а тут — развеселого смеха.
«Колян, иди погляди!.. Колян, остановись, дай поглядеть!» — то и дело кричит Ксандра. Но Колян и не останавливается и никак не отзывается, знай одно — погоняет оленей. Ксандре обидно, что он не хочет считаться с ней. Ему, конечно, все кругом знакомо, может быть, надоело. А она, возможно, будет здесь всего единственный разочек, поглядит только мимоходом. А сколько совсем не увидит. Сколько уже потеряно…
Она раскраснелась, дышит быстро, лоб и виски осыпаны бисерными капельками пота. Жалеючи ее, Колян говорит:
— Иди здесь! Бегать-то устала?
— А ты думаешь, что меня носят не ноги, а ветер, — раздраженно отвечает Ксандра. — Едешь где-то по чертолому. Здесь и трудно и скучно.
— Хорошо еду, ладно.
— Врешь ведь. Хуже не может быть, некуда уж, — не унималась Ксандра.
— Есть, есть хуже. Камень крутой, острый. Совсем нельзя ходить. Здесь самое гладкое место.
— Зато какое скучное. Ты нарочно водишь, где плохо, скучно.
— И хожу сам. Ой, Ксандра, Ксандра, зачем такие слова!
Ей стало стыдно. В самом деле, зачем Коляну делать хуже и себе и другим.
— Ты ведь тоже устал, — сказала она, переменив сердитый тон на ласковый, на сочувственный. — И мама устала. И олени. И собаки. Надо сделать привал.
— Немножко подальше. Перейдем реку и станем городить куваксу, кипятить чай, маленько спать.
Ксандра просит Коляна ехать там, где самые интересные камни.
Колян говорит, что интересные камни не надо искать по сторонам, они есть везде, на любой дороге. Надо только глядеть внимательней, и все камни станут интересными.
Ксандра сильно наломала ноги на всяких неровностях лапландской земли, промокла выше колен, покорно идет за санками и все чаще присаживается в них. Теперь ей понятно, что в Лапландии можно ездить только на санках, и только на высоких, которые пропускают меж полозьев многие камни, подминают под себя довольно высокий кустарник и сберегают путников от повсеместно разлившейся воды.
И еще понятно, что Колян прав: нет нужды искать интересные камни — они везде, от них у Ксандры уже рябит в глазах.
А вот как появились камни на равнине, в болотах, озерах — это непонятно. То, что рассказывает Колян, конечно, сказка, выдумка. И в то, что приволок какой-то ледник, в само существование этого ледника, не верится: теперь нет его. Может быть, притащила вода? Воды кругом много. Но она либо спокойно стоит в озерах и болотах, либо течет небольшими речками и ручьями, способными волочить только гальку.
А кругом лежат такие каменные громады, какие не сдвинуть и Волге. Впервые Ксандра заметила их у Вологды, потом они стали попадаться чаще и чаще, а в Лапландии, куда ни погляди, везде валуны. Нет, не вода оторвала их от гор, развезла и расшвыряла на пол-России. Вода в природе вроде легкового извозчика, а здесь работал какой-то другой, более могучий, ломовой извозчик.
Постепенно, помаленьку, но все время обоз поднимается в гору. Шире-шире становится видимый круг неба и земли. В далях открываются новые горы, озера.
— Остановись, дай поглядеть кругом, — просит Ксандра Коляна. — Нельзя же все время глядеть только себе под ноги.
А Колян уговаривает ее:
— Иди еще немножко, иди. Скоро постоим, поглядим, — и торопит, торопит оленей. Оглянется на пройденное, поморщится и снова понукать.
Ксандре невдомек, что Колян боится погони. Скоро придет время Максиму выезжать на работу. Он скажет, что у него исчезли олени. И тогда пошлют солдат искать их.
Сперва остался внизу лес, потом кустарник, трава, мох. Начался пояс совсем нагих камней. «Лысых и гололобых», — сказала про них Ксандра. Вот тут пришлось поработать. Санки цеплялись за крутой каменный подъем мертвой хваткой. А люди и олени скользили, падали. Колян грозно кричал на оленей, бил их хореем. Собаки истошно лаяли. Катерина Павловна и Ксандра толкали санки в задок. Кое-как взобрались на перевал.
— Вот здесь будем немножко отдыхать, — из последних сил прошептал Колян и лег.
Катерина Павловна, такая осторожная, тут не побоялась холодного камня и тоже легла. И даже Ксандра, неугомонная, жадная до всего нового, постояла с закрытыми глазами, прислонясь к санкам. Отдохнув, она взобралась еще на один камень, который был тут самым высоким. Поглядела вперед, назад, направо, налево и закричала:
— Мама-а, Колян, идите сюда! Это нельзя не поглядеть!
— Я уже нагляделась, сыта, — устало, грустно отозвалась Катерина Павловна.
— Потом будет еще лучше, — пообещал Колян.
Ксандра уже вторую неделю живет в Лапландии. Но еще не видела такого простора: в Кандалакше и Хибинах даль заслоняли постройки, в теплушке на железной дороге двери только приоткрывали узенько. А с подъемом на этот перевал случилось как бы преображение Лапландии — вместо равнинной и лесной, как виделась до подъема, она оказалась горной и озерной.
Озер множество, и огромных, и средних, и совсем крошечных, появившихся только на несколько дней половодья.
Потом взгляд Ксандры перебежал на горы. Они тоже везде, всякие: и низенькие, сплошь заросшие лесом, и выше границы лесов, и совсем высокие, на которых еще лежит снег. Теперь он бурно таял, и вода извилистыми светлыми ленточками бойко сбегала в озера.
И в каждом озере, во всяком потоке — отражение розовато-голубого, перламутрового неба с ярко сияющим солнцем, взошедшим светить незакатно почти два месяца.
Горные цепи и отдельные вершины похожи друг на друга, как дети одного чрева. У всех округлые, спокойные, лишь слегка волнистые макушки, нет ни острых пиков, ни диких, обрывистых утесов. Они любовно, а может быть, жестоко сглажены, заласканы какой-то богатырской рукой.
И еще Ксандре бросилось в глаза, что горы и валуны, разбросанные на пол-России, состоят из одинаковой каменной массы. Валуны, конечно, с этих гор. Кто же все-таки развез и раскидал их так широко?
Ксандра решила поверить в то, что писали про древний ледник. И все стало ясно. Ледник накапливался долго, достиг толщины полутора верст, начисто, как могила, скрыл под собой горы Лапландии. Двигаясь, он ломал и волочил горные пики, утесы, скалы — все каменные «бородавки», которые мешали ему, по пути дробил, мельчил, перетирал их, как мельница зерно. Эта мельница работала тысячи лет. Когда ледяные жернова растаяли, горы Лапландии были уже аккуратно сглажены, а равнины далеко покрыты ледниковым помолом: валунами, галькой, песком, глиной.
