Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
«Что случилось с моим братом? — чуть не плакала Умужат. — Не иначе как его сглазили». И она подозрительно покосилась на Шумайсат.
— Где это написано, что всегда должен побеждать только твой брат, — сказал кто-то в толпе, — и у других мужчин есть сестры. Но они не трубят об этом на весь свет.
Зато в игре «Попади в папаху» удача была на стороне Магомеда. Он так красиво подбрасывал папаху, так ловко на лету подхватывал ее палкой! Он единственный из всех ни разу не уронил папаху.
Когда, запыхавшись, он остановился, подняв руку, и все закричали, Умужат растолкала толпу и подбежала к брату. Она не могла до него дотянуться и поцеловала морду коня.
«И почему я не могу вот так запросто подойти к Магомеду и тоже поцеловать его коня, — с завистью думала Шумайсат. — Наверное, он думает, что я его не люблю, а ведь я люблю, я не меньше его сестры горжусь им, а вот показать этого не могу».
Кончились соревнования, но не кончилось на том веселье этого дня. «Приглашаю всех участников на хинкал», — крикнул Магомед.
— Давно я не пробовал хинкала, приготовленного твоей женой, — ответил друг Магомеда Зубаир, победивший на красном коне. — Один у него недостаток, редко удается его есть. — И он хитро глянул на Магомеда.
— По приглашению и враг может прийти. А вот настоящий друг… — Он не договорил, потому что все стали разводить коней и поить их, и началась такая суета, что моя мать вместе с Шумайсат и Умужат пошла домой готовить хинкал.
А когда гости пришли к ним в дом и стали мыть руки, Умужат и тут не удержалась, чтобы не кольнуть Шумайсат. В умывальнике не оказалось воды, и Умужат крикнула: «Сестра Шумайсат, подай гостям воды. Не видишь, что ли, я занята хинкалом. Что ты такая неповоротливая?» Этим она хотела показать, что, во-первых, она готовит хинкал, а во-вторых, что Шумайсат нерасторопная.
Эти слова почему-то горячей молнией хлестнули по сердцу девушки. Уж очень ей не хотелось в глазах гостей прослыть неповоротливой. Наверное, от обиды кувшин дрогнул в ее руках, и вода плеснула прямо на сапоги Зубаира.
Может быть, из-за этой неловкости или из-за своей робости, но Шумайсат так и не отважилась выйти к гостям и весь вечер просидела в кухне, ловя веселые голоса и смех подвыпивших гостей. Умужат же сновала в кухню и обратно: разносила еду, шутила и хохотала со всеми.
Когда за полночь гости стали расходиться, Шумайсат, подтиравшая в кухне пол, услышала разговор между Магомедом и Зубаиром.
— Как Барият? — спрашивал голос Магомеда.
— Да вот, опять отвез на воды, — сказал Зубаир и добавил, вздохнув: — Видно, не будет у нас детей. Странная у меня получилась женитьба. Я ведь ее только раз и видел. Я никогда никому не рассказывал об этом. Но тебе… как лучшему другу…
Шел я пешком из аула в Махачкалу. Денег на фаэтон не было, вот я и шел пешком. На вторые сутки перевалил Шишилык, и тут началась гроза, да такая сильная. Прямо всемирный потоп. Я бегу, ищу пещеру. И вдруг вижу у подножия горы шалаш. Влетел туда. Вода с меня льет ручьями, а в шалаше сухо. Сверкнула молния, и я увидел в шалаше женщину. Подняв руки к небу, она причитала. А потом забилась в угол и все плакала, что, наверное, эти потоки унесли ее отца и коров.
Не дослушав ее, я уснул: ведь двое суток не спал.
Меня разбудили крики. Открыв глаза, в первый момент я не мог сообразить, где я и что вообще произошло. Солнце светило вовсю. У входа в шалаш толпились мужчины и смотрели на меня с ненавистью. Я вскочил и хотел выйти, но один из них, худой, с козьей бородкой, положив руку на кинжал, загородил мне дорогу.
— Так бережешь ты память мужа, — закричал он.
— Я его совсем не знаю. Его загнала сюда гроза, — робко оправдывался женский голос.
Тут я вспомнил о вчерашней женщине и оглянулся. Она стояла в углу шалаша и смотрела на всех испуганными глазами. Я заметил, что она молода, одета во все черное…
— Ты вдова, и никто теперь не докажет твою невинность, — снова выкрикнул тот, с козьей бородкой. При этом он рванулся к женщине. Она сжалась. Что-то перевернулось во мне. Сам не зная, что делаю, я отстранил бородатого и сказал:
— Я женюсь на ней. Хоть сегодня. Если, конечно, она согласна.
Женщина заплакала. И тогда к ней подошел старик в лохмотьях.
— Дочь моя, — сказал он ласково. — Не отказывайся. Женщина без мужа — что дом без крыши. Вся грязь, что несет ветер, попадает в него.
Вот так, Магомед, я и женился. Позже я узнал, что эти люди — родственники ее покойного мужа и что они хотели скорее выдать ее замуж, чтобы и дом и вещи умершего достались им.
Она хорошая женщина. Но мы чужие друг другу. А главное — нет детей: я сам вырос один-одинешенек. Иногда думаю: жизнь отдал бы за ребенка.
Рассказ Зубаира глубоко запал в сердце Шумайсат. Особенно ее поразила последняя фраза: «Жизнь отдал бы за ребенка». Она еще больше замкнулась в себе, еще равнодушнее стала к женихам.
Однажды у них в доме остановился проездом молодой чабан. Он ехал из аула в Москву на Сельскохозяйственную выставку.
Моя мать заметила, что Умужат, обычно сварливая и неприветливая, преобразилась с появлением в доме чабана: она сделала в парикмахерской прическу, надела новое платье, которое до этого лежало в сундуке. Не обошла она вниманием и чабана: постирала ему рубашку, почистила сапоги. Мать даже слышала, как она наставляла его: «Меняй рубашки да не забывай бриться. А то засмеют. Москва — это тебе не аул». Словно сама бывала где-нибудь дальше Махачкалы.
На обратном пути чабан по имени Омар снова остановился у нас. Он даже привез подарки: две цветастые набивные косынки для Умужат и Шумайсат. Омар не спешил возвращаться в аул и все время находил причины, удерживающие его в городе.
В походке Умужат появилась плавность, в лице приветливость. Даже говорить она стала меньше и ласковее. Мать моя тоже старалась быть пообходительнее с Омаром, радуясь возможности выдать Умужат замуж. Как-то вечером к нам пришли три красноармейца, влюбленные в Шумайсат. А Умужат сказала Омару: «И чего они ходят? Я же им сказала, что
