Лидия Вакуловская - Улица вдоль океана
Всю дорогу до Магадана Авдей Самсонович провел в мечтах и назидательно-веселых разговорах со своими сослуживцами и просто знакомыми, оставшимися в Оленьем. Он припомнил многое и о многом переговорил с ними, доказывая прожектеру Тимофееву, и легкомысленной Деревенщиковой, и языкастой Полине Семеновне, и пигалицам продавщицам из нового магазина, и даже серьезной Варе из сберкассы, доказывая им всём, что в сердце каждого человека должна быть определенная цель и идти к ней надо твердо, не сворачивая, как делал он.
В Магадане самолет стоял час. Все пассажиры вышли: одни долетели до места, другие отправились ужинать в ресторан. Авдей Самсонович с Анной Тимофеевной тоже сходили ресторан, выпили по два стакана чаю и съели по холодной котлете с хлебом. Анна Тимофеевна расплатилась за ужин прежде, чем Авдей Самсонович достал бумажник, и они первыми из пассажиров вернулись в самолет. Знакомый экспедитор сошел в Магадане, посему Авдей Самсонович сел рядом с Анной Тимофеевной и сказал ей, что таиться им больше нечего и что с этой минуты они для всех — муж и жена.
Вскоре самолет поднялся в ночное небо и снова взял курс на юг. Умаявшись за день, Анна Тимофеевна уснула в кресле, подложив под голову пуховый платок, а Авдей Самсонович так и не вздремнул ни минуты до самого Хабаровска, по-прежнему предаваясь мечтам и всяким размышлениям.
В Хабаровск прилетели ночью, взяли такси. Шофер на бешеной скорости погнал, машину по городу — только фонари мелькали в глазах. В первой же гостинице им повезло: оказались свободные места. Авдей Самсонович попросил поселить его в одном номере с женой и подал в окошечко паспорта. Ему показалось, что у администраторши испачканы сажей глаза, но, тут же сообразив, что это специально так намалевано, он уставился на худенькую администраторшу, пораженный ее глазами и прической, похожей на вздернутый сноп соломы.
— Вместе поселить не могу, — полистав паспорта, сказала администраторша, протяжно, в нос, выговаривая слова. — Нет штампа о браке. Берите, пока есть, свободные номера.
— Позвольте, но это моя жена, мы живем двадцать лет, — храбро соврал Авдей Самсонович не понравившейся ему администраторше и зачем-то оглянулся на Анну Тимофеевну, сидевшую возле вещей в другом конце пустого вестибюля. Потом снова склонился к окошечку, с достоинством сказал. — Мы не расписаны, но это наше личное дело.
— Гражданин, я вам сказала. Берете или нет? — нехотя ответила администраторша. — Вас поселю в люксе, третий этаж, пять пятьдесят в сутки, женщину на втором этаже, два пятьдесят в сутки. Предупреждаю, сутки у нас начинаются с двенадцати дня. Чтоб после не было недоразумений.
— Каких недоразумений? — не понял Авдей Самсонович.
— С сутками, — администраторша зевнула, прикрыв ладошкой рот, и протяжно объяснила: — Сейчас вы платите за сутки, а с двенадцати дня за новые сутки.
— Позвольте, это как?.. Это одни и те же сутки? — пытался понять Авдей Самсонович.
— Те же, да не те. Я вам говорю: у нас сутки начинаются с двенадцати дня.
— Да, но почему? — удивился Авдей Самсонович. — Сутки всегда начинаются ночью. Заметьте, каждый новый год тоже начинается с двенадцати ночи.
— А у нас не начинается. Вы будете вселяться? — теряла терпение администраторша.
— Что ж, поселяйте, если у вас такие возмутительные порядки, — обиделся Авдей Самсонович.
— Такие порядки сперва в московской гостинице «Россия» ввели, а мы передовой опыт внедряем, — горделиво заявила администраторша.
— Да, но так вы по сути двойную плату берете, — едко заметил Авдей Самсонович. — Я финансовый работник и кое-что понимаю. Вы считаете это справедливым?
— Не знаю, гражданин. Я вас предупредила. Возьмите бланки, — ответила она, подавая ему бланки.
Получив специальные бумажки к дежурным по этажам и сдав вещи в камеру хранения, загнанную в дальний угол подвала, Авдей Самсонович и Анна Тимофеевна пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим номерам.
3В Хабаровске во всю трубила весна. На улицах продавали сирень и ландыши, деревья шелестели молоденькой листвой. К полдню солнце так припекло, что начал плавиться асфальт. Женщины ходили в легких платьях, мужчины носили пиджаки в руках. У тележек с газировкой толпились желающие охладиться. В воздухе мешались резкие запахи цветов, перегретого гудрона, выхлопных газов, свежей зелени, горячих пирожков. А вверху, над домами, деревьями, машинами, клумбами и людским потоком янтарным блеском горело раскаленное небо, извергая на землю ливень тепла.
Авдей Самсонович ходил с Анной Тимофеевной по городу и не переставал удивляться. Столько лет он не видел деревьев, трамваев, поездов, мороженого, сирени! Столько лет перед окном его дома торчала глыбастая сопка, а в окне кабинета маячила коптящая труба котельной. Неделями мели в поселке ледяные пурги, тучами носились по дворам лохматые собаки, Сидели на крышах, сравнявшихся с сугробами. На собаках развозили по домам колотый лед, ездили в командировки… У Авдея Самсоновича по-шальному светились глаза, он опьянел от жары, забытых запахов и многолюдья. То и дело он останавливался и, по-дурацки таращась, спрашивал Анну Тимофеевну, называя ее уже просто по имени:
— Аня, Анечка, что это за дерево, дуб или клен? Похоже на дуб, а впрочем…
— Липа, обыкновенная липа! Давайте сорвем веточку, — смеясь, отвечала она, отламывая небольшую веточку в клейких, желтоватых листочках.
— А там что такое? Во-он, в красных пакетах? — указывал он в следующую минуту на лоток, притулившийся к дому с колоннами.
— Да это ж молоко!. В городах давно молоко в пакетах продают.
— И не промокают они? — недоумевал Авдей Самсонович.
Анна Тимофеевна находилась тоже в веселом угаре и без конца предлагала то сходить на бульвар и посмотреть на разлившийся Амур; то спуститься в погребок съесть мороженое, то вела его на тихую улочку, где за низкими штакетниками буйствовала сирень. Авдей Самсонович беспрекословно подчинялся, пока не вспомнил, что надо съездить на вокзал и узнать насчет поездов. Они сели в переполненный трамвай, бежавший в сторону вокзала.
Скорый на Москву отправлялся поздно вечером. В кассе продавали билеты и на завтра.
— Ах, как мы оплошали! — огорчился Авдей Самсонович, — Надо было снять с аккредитива, взяли бы сейчас билеты.
После всех расходов — самолет, багаж, дорогие трюфели, такси, гостиница — у Авдея Самсоновича осталось тринадцать рублей с копейками. Утром он помнил, что надо сходить в сберкассу, но, попав в городскую сутолочь, забыл об этом.
— Сейчас возьмем, у меня все деньги с собой, — Анна Тимофеевна раскрыла сумочку, полную денег: она тоже получила расчет.
— Мне бы не хотелось, Анечка, — сказал Авдей Самсонович. — А впрочем, что же нам теперь считаться? Возьмем билеты, потом поищем сберкассу.
Через полчаса автобус снова привез их в центр. Анна Тимофеевна увидела универмаг и потащила туда Авдея Самсоновича. Они завертелись в людском водовороте по этажам и вокруг прилавков. В Анну Тимофеевну вселился какой-то бес приобретательства. Она покупала, мыло, шпильки, всякие флакончики, пуговички, булавки, порошки. Она нырнула в толчею у одного из прилавков и без очереди вырвала у продавщицы нейлоновую рубашку для Авдея Самсоновича. Потом потянула его в обувной отдел, говоря, что его ботинки никуда не годятся и надо купить хорошие туфли. Авдей Самсонович сопротивлялся, но под напором Анны Тимофеевны все-таки примерил туфли и остался в них. Старые ботинки Анна Тимофеевна завернула в бумагу и выбросила в урну.
— Нет, так не годится, так мы в сберкассу опоздаем, — решительно запротестовал Авдей Самсонович, когда Анна Тимофеевна повела его в отдел готовой одежды.
— Завтра, завтра в сберкассу! Нельзя же в таком костюме ходить! — ответила она, крепко держа его за руку.
Костюм выбирали долго и выбрали самый лучший и дорогой, цвета маренго. В этом костюме и новых модельных туфлях Авдей Самсонович и вырвался из духоты магазина на улицу. Он снова было вспомнил о сберкассе, но Анна Тимофеевна, смеясь, потащила его к Амуру смотреть закат.
Ужинали они в ресторане при гостинице. Столик выбрали в углу у открытого окна. За окном горел огнями вечерний город, на мягкой черноте неба среди россыпи зеленых звезд светились красные звездочки телевышки… Прохладный ветерок приносил в окно свежесть талой воды — Амур лежал совсем близко, за темным хребтом городского сада.
В костюме цвета маренго, в новой нейлоновой рубашке с галстуком и в новых модных туфлях Авдей Самсонович выглядел превосходно. Только глаза были усталыми, а широкие синие круги под ними свидетельствовали о душевном и физическом переутомлении. У Анны Тимофеевны, как и днем, было легкое, приподнятое настроение.
