Георгий Вайнер - Бес в ребро
– И продукты тоже? – задала я наконец самый волнующий меня вопрос. Ах, если бы знала Ада, как я буду разыскивать ее «живой привет».
Дежурная засмеялась, ответив довольно загадочно:
– Смотря какие продукты… – и прочертила в воздухе вопросительный знак.
– Ну хорошо, – не стала я напирать сразу. – Вы мне объясните, каким образом попадают к вам забытые вещи? Так сказать, технология– от машины до бюро находок…
– Очень просто! В каждом таксопарке шофера сдают вещи диспетчеру, там регистрируют в журнале и на другой день свозят сюда, в центр, а мы уж в сводный журнал все вносим…
– Давайте посмотрим журнал, – предложила я. – Ну, например, за двадцать второе сентября.
– Пожалуйста, – широко распахнула она толстенную амбарную книгу. – А что вас интересует?
– Да мне все равно. Просил меня, правда, один знакомый узнать о своей фруктовой посылке…
Химуля замахала руками:
– Ну что вы! Прошло столько времени! Это наверняка уже списано и утилизовано…
– Да вы не поняли – меня не интересуют фрукты, – с максимальным чистосердечием заверила я. – Просто хотела узнать, кто привез сюда этот ящик.
Дежурная стала листать журнал в поисках давно минувшего двадцать второго сентября. Вот он, лист поминовения потерянных и забытых в этот день вещей общим числом семьдесят три различных предмета. Детская коляска, четыре пары перчаток и пять перчаток разрозненных. Три зонта. Портфель с бухгалтерскими документами, продуктовый заказ. Какой-то взволнованный мужчина так увлекся ездой, что забыл пальто. Детские резиновые сапожки импортные, неношеные, в магазинной упаковке. Физиотерапевтический аппарат Дарсанваль…
Как мог попасть аппарат сюда? Кто ты такой Д'Арсанваль, загадочный аристократ с фамилией из «Трех мушкетеров», придумавший машинку для прогрева носоглотки?
За пунктом 43 значилось: «Второй таксомоторный парк. Фанерный ящик с фруктами. Содержание – яблоки, груши, виноград, помидоры, общий вес одиннадцать килограммов…»
– Вот она, посылка! – обрадовалась я.
А Химуля, застенчиво отворачиваясь, сказала, что содержание фанерного ящика было скорее всего утилизовано. И впервые ее жестикуляция не соответствовала словам, ибо руку она прижимала не к животу, а к сердцу.
– Понимаете, так полагается, – убеждала она меня. – По инструкции надлежит уничтожать фрукты на третий день. Чтоб зараза какая-нибудь не возникла…
А я так же страстно убеждала ее, что меня не интересует, куда делись фрукты, а важно только, что привезли их из второго парка, и мне хотелось бы найти таксиста, чтобы поблагодарить его, а для этого надо узнать его фамилию…
– Этого я не знаю, вам надо во второй парк ехать – там точно скажут…
Стремительный проезд через весь осенний серый город. Я думала о том, что в последние дни моя жизнь приобрела лихорадочную стремительность. Никогда прежде мне не доводилось так интенсивно, так взволнованно жить.
И вдруг безо всякой связи я вспомнила наказ Старика истово заниматься делом Ларионова. Старик всегда мыслил какими-то сложными категориями, побуждения и мотивы, которыми он руководствовался, трудно было сразу уловить. Может быть, поручая мне биться за Ларионова, он думал вовсе не о торжестве справедливого дела? И наверняка не думал о Ларионове, которого он знать не знал, никогда не видел, ничего не слышал. Может быть, он хотел загрузить меня трудной и нервной борьбой за другого? Может быть, он хотел силой навязать мне лидерское место в жизни? То самое лидерство, которого я так панически всегда избегала? Может быть, он предвидел, что я буду ездить в поисках ящика с утилизованными фруктами и физиотерапевтическим аппаратом Д'Арсанваля? Загадочные, непонятные пути добродейства.
Мне не пришлось пробиваться через вахтеров на территорию таксопарка, потому что с улицы можно было пройти в административный корпус, и довольно легко я разыскала нужного мне диспетчера. Женщина взяла с деревянного прилавка синюю лидериновую общую тетрадь, переспросила: «Когда? Двадцать второго? Сейчас посмотрим…»
Она водила пальцем по разграфленной странице тетради, медленно шевелились губы – читала про себя. Ее накрашенный яростно-алым лаком ноготь полз по строчкам тетради, а у меня было ощущение, будто она скребет этим ногтем мое сердце. Господи, как я надеялась! Дыхание остановилось – сейчас она, как крючком, вытащит этим слегка согнутым пальцем, наживленным красным ногтем, из сетки линеек и полосок волшебную золотую рыбку истины! Номер машины, фамилию таксиста, который сможет наконец сказать всю правду! И палец ее замер, она подняла на меня взгляд и спросила:
– Когда пассажир ехал? Утром? Вечером?
– Вечером. Это было приблизительно в половине седьмого… Водитель сказал, что у него кончается смена…
Диспетчер посмотрела снова в тетрадь, кивнула:
– Оно! Автомобиль 25-15. Водитель Глухоманов. Сдал в девятнадцать десять ящик с фруктами…
– Глухоманов! Глухоманов! – зачарованно повторяла я. – А как с ним повидаться?
– Сейчас посмотрим по графику смен, когда он выходит на работу. Глухоманов… Глухоманов, – просматривала она списки. – А! Никак вы с ним не повидаетесь.
– Почему? – испуганно подалась я к ней.
– А он с позавчерашнего дня капусту возит. В командировку послали, на овощные перевозки.
– А когда вернется?
– Не знаю, обычно мы шоферов по колхозам недели на две посылаем.
– А где эти овощные перевозки происходят? – удрученно спросила я.
– Их обычно в Приреченск посылают. Это отсюда недалеко, километров сто. Может, чуть больше…
Да, совсем недалеко занесло тебя, Глухоманов…
Когда-то Витечка не раз строго указывал мне на прискорбное свойство моего характера: я охотнее сетую, чем радуюсь. Давая мне очередной укорот, он справедливо отмечал, что из-за таких вялых нытиц, как я, придумали поговорку «пришла беда – открывай ворота». И убедительно разъяснял: впадая в депрессивное бессилие от первой неприятности, я ослабляю, оглупляю самое себя и предопределяю свою неготовность противостоять следующей невзгоде. Сам же он верил, по его словам, в железную закономерность, хоть и не подтвержденную ни одной поговоркой: одна удача вызывает за собой последовательный цикл новых успехов.
Честно говоря, я и без Витечки точно знаю, что человек, приподнятый нежданным успехом, обретает новую силу, раскованность, уверенность в себе. Снижается трение неурядиц, падает сопротивление в цепи жизненных проблем, сапоги сами летят семимильными шагами везения. Беда только в том, что эти случайные удачи приходят ко мне крайне редко. И вышибать их у судьбы приходится, как шахтеру– стахановцу, отбойным молотком. А когда отколотила себе приличный кусок везения, то вместо радостного скользящего рывка к счастью хочется присесть и маленько передохнуть от этой победы.
Но сегодня мне удалось из небытия извлечь на свет божий таксиста Глухоманова, хоть и перевозящего сейчас за сто с гаком верст капусту. И, помня Витечкины уроки, я решила уцепиться за жар-птичий хвост фортуны и поговорить с женой Чагина.
Везение взбадривает мозги, и, раздумывая о том, как мне ее разыскать, я убедилась, что рассказы о необычайном хитроумии сыщиков, непостижимой сложности их таинственной работы сильно преувеличены. За двадцать копеек в справочном бюро мне дали адрес Чагина. А заодно и сообщили о том, что жену его зовут Ольга Ивановна.
Нет, что там ни говори, а таинственная связь совпадения успехов существует! Только счастливой случайностью – результатом моей утренней удачи с Глухомановым – можно было объяснить, что Чагин проживает почему-то не на далекой городской окраине в новостройке, куда мне надо было бы час тащиться на автобусе, а в самом центре, в прекрасном кирпичном доме, который называют «совминовская башня».
В подъезде в застекленной будке сидел сухопарый белесый мужичок. Несмотря на годы, в нем была жилистая выправка старослужащего.
– К кому? – командно-коротко остановил он меня на пути к лифту.
– К Чагиным…
Я ему чем-то не понравилась, и он положил руку на трубку телефонного аппарата. – А вас ждут?
– Конечно, ждут, – бесстрашно наврала я, со страхом следя за его костистой ладонью, неуверенно замершей на аппарате.
Он был вялый и злой, как осенний комар. Неодобрительно покачал головой в фуражке с пятном на месте споротой кокарды и разрешил:
– Ну, идите тогда… Четвертый этаж…
Странный, конечно, консьерж. И только войдя в лифт, я сообразила, что он знает в лицо не только жильцов охраняемого им дома, но и их постоянных гостей – я была чужачка!
Господи, зачем развелось в мире так много вахтеров, сторожей, конвоиров! Что стерегут они? Если бы им всем дать в руки лопату, то Земля покрылась бы каналами, как Марс, а Сахару они засадили бы лесами!
Но они не хотят брать лопату. Они хотят проверять людей на входе и выходе.
Нажала кнопочку, и зателебенькал, запел звонок, прошелестели шаги, щелкнул замок, открылась дверь, и очам моим явилось зрелище непереносимо прекрасное – жена Чагина.