Виллем Гросс - Продается недостроенный индивидуальный дом...
Только сейчас Урве задвинула ящик и села рядом с мужем на край кровати.
— Если б, если б! Но мы-то здесь!
Она нежно провела по пушистым волосам мужа. Это должно было означать, что разговор окончен. Но Рейн еще не сказал главного. Он взял руки жены в свои и крепко сжал их.
— Я сжег как-то дом. Помнишь, я писал тебе об этом из больницы?
— Конечно, помню. Я храню все твои письма.
— В таком случае знай: мои взгляды на жизнь складываются не только под влиянием книг. Я воевал, а взгляды, которые формируются на войне, устойчивее. Вот это я и хотел сказать тебе.
Урве погладила голую руку мужа. Рука была покрыта гусиной кожицей, хотя в маленькой комнатке было, пожалуй, даже чересчур жарко.
8
Когда фотокорреспондент Луйга зашел в полдень в секретариат показать новые фотоснимки, первое, что он увидел там, был вчерашний номер газеты. Разметка была уже сделана, и женщина, технический секретарь, собиралась нести газету в бухгалтерию. От обиды Луйга не мог выговорить ни слова. Сто сорок рублей за фотографию девушки с хлопчатобумажной фабрики! За одну только подпись надо было заплатить столько. В обязанности фотографа вообще не входит давать расширенную подпись. Если он написал так пространно, значит... Неужели редактор Таатер действительно не знает, в каком затруднительном положении находится сейчас фотокорреспондент? Дочери становятся барышнями, вырастают из платьев, у сына, фанатика спорта, тоже замашки, как у взрослого, а у самого Луйги больные ноги, ему надо в санаторий. Жена зарабатывает сущие пустяки на своей ювелирной фабрике. А редактор... Его это не касается. Редактор — человек высокооплачиваемый, к тому же он пишет передовые. Обидно! Товарищ Таатер, видимо, считает, что очень просто найти молоденькую девушку, которая окончила вечернюю школу, перешла из конторы на производство, за несколько месяцев овладела ткацким делом и работает теперь на шести станках, вровень с лучшими ткачихами цеха. Да и к тому же какое красивое, милое лицо! Любой журнал взял бы эту фотографию для обложки. Нет, впредь надо быть умнее.
Из принесенных им фотографий в секретариате отобрали часть (это еще не значит, что все они попадут в газету), а остальные старый фотограф, тяжело ступая по лестнице, понес наверх. В прошлом году фотолабораторию перевели на последний этаж. Словно в насмешку.
На сегодня довольно. Сейчас он доберется до своей каморки, наденет хотя и старое, но из добротного английского сукна пальто, поглубже надвинет шляпу и отправится домой отдыхать. Пусть до конца рабочего дня сидит тот, кого товарищ Таатер ценит больше, чем фоторепортера.
Человек предполагает, а судьба располагает. На площадке его ждали люди. Заведующий промышленным отделом Оявеэр, заведующий отделом культуры Эсси и хорошенькая девушка — та самая, которая перешла из конторы на производство... Красивое лицо не улыбалось, оно было серьезным, даже сердитым. В чем дело?
В чем дело? Как появилась эта цифра — сто пятьдесят процентов? Она же ясно сказала, когда они беседовали, — сто пять!
Оявеэр покачал головой и пообещал посоветоваться с редактором насчет поправки. Этого еще не хватало! Это же не политическая ошибка, да и у кого не случается промахов. Так думал, отдуваясь, «квадратный» человек. В последнее время лестница очень утомляла его, он задыхался, и на лбу у него выступал пот. И стоило ли из-за таких пустяков давать поправку? И вообще, как Оявеэр представляет себе поправку?
Урве это не интересовало. Ошибку необходимо исправить — и все! Ей вовсе не хочется, чтобы хорошие люди на фабрике смеялись над ней. Не может же она объяснять каждому, из-за чего получилась ошибка.
Кто знает, чем бы все кончилось, не вмешайся этот симпатичный Эсси. Он считает, что ошибка типична для фотокорреспондента Луйги. Луйга любит все приукрасить, раздуть. Да и какой глубины можно ждать от человека, который выключает радио, потому что ему действует на нервы вздор, который приходится слушать. Как раз сегодня утром Эсси заходил в фотолабораторию по делу и остановился послушать радио, которое фотокорреспондент не успел выключить. И как вы думаете, что посчитал вздором достопочтенный фоторепортер Луйга? «Чаконну» старого итальянского композитора Витали. Человечество три столетия восхищается этой вещью, лучшие скрипачи мира включают ее в свой репертуар, а фотокорреспондент Луйга... Ну, что можно ожидать от него? Пусть себе идет в свою каморку, а Оявеэр... Оявеэр мог бы договориться с Урве Лейзик относительно подвала. Какой все-таки милый Эсси, как он хорошо это сказал.
Оявеэр, молодой и преуспевающий человек, уже забыл о том, сколько потов с него сошло, когда он писал свои первые заметки, поэтому испуганное лицо девушки развеселило его. Бояться нечего. Пусть напишет о своей жизни и работе. Получится великолепно! Не получится — тоже ничего страшного. На то и редакция, чтобы доказать, помочь, научить. И никто не будет смеяться, если не получится. И почему это — не получится?
Какой странный дом. Чувство горечи и досады заставило Урве прийти сюда прямо с фабрики, чтобы разыскать обманщика. Все утро она держала наготове камень, чтобы швырнуть в лицо этому бессовестному человеку! Какие отточенные фразы приготовилась она выплеснуть в него! Пусть газетный фоторепортер не думает, что молодая работница круглая дура, пусть он не воображает, что с ней можно позволить себе любые шутки! И вдруг в коридоре ей встречается человек, которого она где-то видела. Они разговаривают уже как старые знакомые. Что поделывает Рейн? Ведь вот как бывает в жизни! Собственно, ведь благодаря Эсси они и поженились. Ведь это он принес ей письмо, которое решило ее судьбу. Увидев фотографию, Эсси решил сразу же позвонить в отдел кадров фабрики, узнать адрес и, не откладывая, навестить семью друга. А теперь они могут договориться даже о дне и часе, чтобы застать дома и Рейна. Ошибка в подписи под фотографией? Да, нескладно получилось. Надо выяснить. Первым делом они зайдут к Оявеэру, так как фотография шла через его отдел.
Странный дом. Все здесь так сложно! И куда вдруг подевались заранее приготовленные фразы, когда к ним подошел этот огромный «квадратный» мужчина, красный и задыхающийся. Тот самый, который считал вздором Витали... Как же Эсси назвал это произведение?
Учиться! Больше читать. Нельзя отставать от жизни! Эти люди здесь знают так много. Они пишут статьи, очерки и могут читать их в газетах и журналах. Интересно, какое это чувство? Ей тоже советуют написать. Вон тот длинноносый, в очках советует. Оявеэр — он даже настаивает. В самом деле — чего бояться? Надо будет попробовать.
Странный дом. Слова, приготовленные для фоторепортера Луйги, так и остались невысказанными. Урве уже не думала о нем...
9
«Продается недостроенный индивидуальный дом. Обращаться с 17 до 21 часа, ул. Каабли, 12—3. М. Пуусте».
Один продает, другой покупает, третий собирается покупать. Продающий выгадывает, покупатель считает, что он тоже выгадывает, ну, а тот, кто надеялся купить, становится чуточку умнее.
Рейн шел прямо с работы, останавливая по дороге встречных, он понятия не имел, где находится улица Каабли. Воротник пальто поднят, лыжная шапка лихо сдвинута набекрень, на раскрасневшемся лице — надежда. Продается недостроенный индивидуальный дом, продается за цену, которая меньше фактической, — ясно, что тому, кто продает, нужны деньги и он хочет отделаться от своего товара. И как это Рейн раньше не подумал об этом.
Строить не просто. Но достраивать — это уже другое дело. Только недавно Рейн отнес в газету объявление о том, что ищет квартиру. Никто не откликнулся, хотя в объявлении стояло: «Согл. на ремонт». Что это означало? Во-первых, что пометивший такое объявление не побоится черной работы, а во-вторых, что у него есть деньги, на которые можно приобрести материал для ремонта или помочь, если нужно, хозяину квартиры. В эти годы квартирного кризиса люди проявляли особенную чуткость к тем, кто имел лишнюю площадь, и не скупились на денежную помощь. Только в одном Таллине добровольные пожертвования искателей квартир в «специальный фонд» квартирохозяев составили несколько сот тысяч рублей. И эта цифра далеко не полная, далеко не тщательнейшим образом проверенная; надо заметить, что альтруистические акты «пожертвований», являясь замечательным примером взаимного доверия, совершались без лишней бюрократии. Названную сумму удалось выявить главным образом на основании данных, полученных таллинским народным судом путем упорной работы. Таким образом, сокращенное «согл. на ремонт» представляло собой пароль, за которым большей частью скрывалась сумма от трех до десяти тысяч рублей на сберкнижке у тех граждан, кому издерганный работник жилуправления обычно говорил: «Где-то вы ведь живете!»
