Лидия Вакуловская - Свадьбы
— По-моему, вы подглядываете за мной в окно, — ответил столь же вежливо, хотя и несколько язвительно Поликарп Семенович. — Насколько мне известно, скрипка моя и я имею право ею распоряжаться. Я ее беру и иду на свадьбу.
— Все вещи в доме в одинаковой степени принадлежат как вам, так и мне, — заметила Олимпиада Ивановна. — Об этом вам скажет любой юрист. И на свадьбу вы не пойдете.
— Нет, это лично моя скрипка, она мне досталась от деда. Нечего примазываться и считать ее своей. Ваши купчишки никогда таких вещей не имели, — ответил Поликарп Семенович и, сунув скрипку под мышку, направился к двери.
Олимпиада Ивановна, быстро хромая, загородила ему дорогу.
— Негодяй, я прошу вас не трогать скрипку, — почти ласково сказала она, сильно пуча глаза. — Утром вы хотели угробить «Победу», теперь скрипку? Перестаньте мучить меня, иначе я сейчас же отравлюсь.
— Сделайте милость. А пока пропустите по-хорошему, — потребовал Поликарп Семенович.
— Ах, так? Значит, вам безразлично, живу я или нет? Тогда я сейчас плюну в вас!
— Прочь с дороги! Не то я проколю вас смычком, как шпагой! — не выдержав, сорвался на крик Поликарп Семенович и сделал резкий выпад смычком в направлении Олимпиады Ивановны.
Олимпиада Ивановна вскрикнула, отпрянула в сторону, и Поликарп Семенович успел проскочить мимо нее в дверь. Он сбежал с крыльца, наступил впопыхах на хвост дремавшей Пирке и, сам испугавшись ее пронзительного визга, выскочил на улицу, забыв надеть пиджак, очки и шляпу.
13
Меж тем свадьба во дворе Колотух шумела во всю ивановскую. Крепко подвыпившие гости уже забыли, по какому поводу собрались, и отсутствие жениха с невестой окончательно перестало их тревожить. Оркестр играл беспрерывно, лишь с небольшими паузами, во время которых музыкантам полагалось выпить и закусить. Гости беспрерывно кричали «горько» Насте и Петру Колотухам, сидевшим во главе стола, правда, в некотором отдалении друг от друга, поскольку два места между ними были оставлены для молодых. Несколько раз Петро и Настя, исполняя волю гостей, вынуждены были подниматься и целоваться.
Охотников танцевать под оркестр нашлась такая бездна, что во дворе пыль поднялась столбом и, поднявшись, сделала невидимыми лица, еду и выпивку на длиннющей скатерти-самобранке.
Водка, пыль, вино, шампанское, музыка, топот танцующих и духота вконец разморили гостей, и когда на небо наплыли сперва белесые, а потом и темные тучки и подул прохладный ветерок, все с облегчением вздохнули и даже несколько протрезвели.
Появление запоздавшей четверки — Васи Хомута с женой, Настиной сестры Татьяны Пещеры и Поликарпа Семеновича со скрипкой — было встречено дружными аплодисментами и тушем, сыгранным в пол-оркестра, оттого что другая половина оркестрантов не в силах была к тому времени держать в руках тяжелые трубы. Никто не обратил внимания на спортивную одежду Поликарпа Семеновича, обратили внимание лишь на его скрипку, и со всех сторон закричали:
— Скрипка прибыла!.. Дед, а дед, рвани чего-нибудь!..
Но прежде чем Поликарп Семенович «рванул», опоздавших усадили под навес, заставили выпить штрафную, а потом и не штрафную, заставили закусить, еще раз выпить и еще раз закусить. А потом уж Поликарп Семенович, похожий своими вздыбленными седыми волосами и ветхой одеждой на изгнанного короля Лира, приложил к подбородку скрипку и, остервенело рванув смычком по струнам, заиграл «Купите бублички». Гости тут же бросились танцевать под «Бублички» и отплясывали бы по всей вероятности до тех пор, пока Поликарп Семенович, и так уж истекавший потом, не рухнул бы замертво под стол.
Его вовремя спас брат Петра Колотухи, известный столичный тенор Кондрат Колотуха. Известный тенор сразу взял такую дерзко высокую ноту, голос его раскатился таким серебром, что Поликарп Семенович в удивлении опустил скрипку, и перестали подпрыгивать танцующие. Кондрат Колотуха запел неаполитанский романс «О, Мари». Романс вырвался со двора Колотух, птицей вспорхнул над улицей, достиг центральной площади городка и зачаровал двух милиционеров, заступивших на вечерний пост к столовой-ресторану, где уже отужинали пионеры, съехавшиеся на смотр художественной самодеятельности, и ресторан (к тому часу столовая сменила вывеску на ресторан) открыл свои объятия для всех жаждущих в него войти.
Очарованные песней милиционеры сели на свой служебный мотоцикл и поехали туда, откуда доносился романс. Они скромно вошли во двор Колотух и скромно, оставаясь у калитки, дослушали до конца романс «О, Мари». Потом скромно приблизились к гостям, присели к столу и прослушали еще два романса, спетых известным певцом, а затем и несколько дуэтов, исполненных тем же певцом вместе с Татьяной Пещерой. Милиционерам, естественно, поднесли по чарке, и они смиренно выпили, не посмев отказаться от угощения в компании, где присутствовал всем известный тенор. Правда, в тот же день они получили строгое взыскание от нового начальника милиции и едва не угодили под арест за самовольную отлучку с важного поста.
Но в тот час на свадьбе никого не занимала судьба этих двух стражей порядка, хотя они и оказались пылкими поклонниками вокала. Да и какие они стражи, коль не смогли навести порядка в тучах, не давших в тот вечер выглянуть ни месяцу, ни звездам? И не смогли укротить ветер, что принялся налетать порывами, принялся свистеть и терзать деревья в садах и на улицах?
Тучи сбегались, сбегались при зыбком вечернем свете, да и сгрудились как-то незаметно в сплошную черную массу. Под навесом стало темно, пришлось зажечь электричество. И как только во дворе вспыхнули лампочки, сразу же шарахнула молния и диким хохотом раскатился гром. Сверху хлынула вода, да таким сплошным потоком, какого не знает ни один нормальный душ. Свадьба с визгом кинулась врассыпную: кто в дом, кто в сарай и в погреб, кто под навес крыльца. Поликарп Семенович, будучи в одной соколке, первым ощутил удары струй по голым рукам и полуголой спине и, схватив свою скрипку, кинулся спасаться под яблоню, не думая о том, что дерево насквозь дыряво. Вася Хомут сообразил юркнуть под стол, покрытый длинной клеенкой, и сипленьким голосом закричал оттуда жене, убежавшей на крыльцо:
— Валечка, детка, ягодка моя, беги домой! Простудишься!
— Бежим вдвоем! — отвечала ему сквозь дождь Валя.
— Валечка, мамочка, беги одна, я простуд не боюсь! Я от них давно заспиртован! А ты беги, горе мое, и ноги горчицей попарь!
Валя послушалась его, сбросила туфли и побежала домой, низко кланяясь молниям и шлепая босыми ногами по воде, быстро залившей двор. Молнии сверкали, опережая друг дружку, гром не утихал ни на секунду. Гроза нависла прямо над двором Колотух, выгнав всех из-под навеса. Только Марфа Конь да Палашка Прыщ, помогавшие Насте обслуживать гостей, бесстрашно бегали вдоль стола, накрывали его сверху клеенками, спасая закуску. А Вася Хомут из-под стола наставлял их:
— Марфа, детка моя, цветочек мой аленький, Палашка, рыбка моя водяная, рюмки аккуратненько накрывайте! Там и моя недопитая!
В помощь Марфе с Палашкой выбежал из дому Петро Колотуха, уже набросивший на себя просторную плащ-накидку. Появилась и Настя, накрытая с головой болоньей, велела промокшим Марфе с Палашкой бежать в дом. Потом и сама убежала за ними.
Молния кинжалом вонзилась в землю, ослепила двор. Тотчас же стрельнули искрами провода и под навесом погасло электричество. Стало до черноты темно. Лишь дождь шумел, гудел, стучал по крыше и по земле. И оттого не слышно было, как открылась калитка и кто-то вбежал во двор. Петро узнал и в темноте сына.
— Что ж ты так задержался? С утра тебя ждем, — сказал он Толику, обрадованный, что наконец дождались его. И, накрыв его своей просторной накидкой, повел обратно к калитке, говоря: — Ну, где там твои, не промокли?
— Какие мои? — удивился Толик, останавливаясь под накидкой. — Со мной никого нет.
— Как?! А где жена твоя Люда?
— Да ты что, папа? Какая жена? Я один приехал.
— Как — один?! — У Петра Колотухи застрял в груди голос. — А для кого мы свадьбу созвали?
— Какую свадьбу, что ты выдумываешь? — усмехнулся под накидкой Толик.
— А-а-а, — сказал Петро Колотуха, ничего не понимая.
Отец с сыном, укрытые одной накидкой, взошли на крыльцо, и из сеней, не заходя в кухню, куда набились от дождя гости и откуда был вход в две большие комнаты, тоже занятые сейчас гостями, прошли через слепой коридорчик в комнатушку-пристройку.
Эту пристройку Петро Колотуха оборудовал исключительно для себя. Когда случалось среди ночи возвращаться из поездки, он ночевал в ней, чтоб не будить Настю и сына.
К счастью, в доме электричество не повредилось. Петро включил свет, бросил к порогу мокрую плащ-накидку, сел на узкую железную койку и, указав сыну на табуретку, сказал:
