Константин Паустовский - Родина (сборник)
Вернувшись в Москву, Елена Петровна решила непременно поехать в отпуск в Новинки. Она не знала, жива ли Маня Синицына, что с ней, что в лесничестве. И вот завтра она наконец все узнает.
Дверь скрипнула. Елена Петровна оглянулась. В салон вошел пожилой человек, в пальто, без шляпы. Елена Петровна накануне познакомилась с ним, но разговаривать стеснялась, – она узнала от капитана, что это писатель Семенов и что едет он тоже в Новинки. «Что он там будет делать? – подумала она. – Должно быть, едет к родственникам».
– И вам тоже не спится? – спросил Семенов, присел к соседнему столику, начал набивать трубку и, не дожидаясь ответа, сказал: – Да, туман… Простоим до утра. Трудно на реке поздней осенью. А я, представьте, это очень люблю.
Он зажег спичку и начал раскуривать трубку, поглядывая при красноватом огне на Елену Петровну.
– Что любите? – спросила Елена Петровна.
– Пустой пароход, туман… Холодные каюты, – он помолчал и добавил: – И ночные разговоры люблю. С попутчиками. Я вам не помешал?
– Нет, ничуть! – поспешно ответила Елена Петровна.
– Вовремя застал нас туман, – сказал как бы про себя Семенов.
– Почему?
– Тут на берегах горелый лес. После войны. Тянется на тридцать километров. За глаза это трудно даже представить. До горизонта обугленные сосны. Как кладбище. Хорошо, если вы этого не увидите. Вы, кажется, в Новинки?
– Да, в Новинки.
– И я туда же. Второй раз в этом году. Вернее, не в Новинки, а в лесничество.
– Отдыхать? – спросила Елена Петровна.
– Нет. По делу. И работать. Я пишу одну вещь… о лесах. Не знаю даже, как ее назвать, – повесть ли это, статья или поэма.
– Это, наверное, интересно, – сказала Елена Петровна.
– Правда? – удивился Семенов. – А я вот боюсь, что не дойдет до читателя. Когда пишу, то уверен, что здорово. А окончу – сразу же начинает казаться, что все это – сплошная ерунда, жеваная вобла, а я сам – графоман и дурак.
– А вы проверьте, – посоветовала Елена Петровна. – Прочтите кому-нибудь постороннему. Тогда это пройдет.
– Вот вы как! – сказал, подумав, Семенов. – А что, если я поймаю вас на слове. Возьму и прочту вам отрывок?
– Господи! – улыбнулась Елена Петровна. – Я буду только рада.
– Вы чудная! – сказал решительно Семенов и встал. – Сейчас принесу рукопись. Я давно заметил, что вы хорошая. Улыбка у вас такая, что можно пропасть.
Семенов ушел за рукописью. «Странный человек», – подумала Елена Петровна. Ее немного покоробили последние слова Семенова.
Семенов вернулся очень скоро, зажег над столиком желтоватую лампочку, и Елена Петровна увидела, что виски у него седые, лицо усталое, а прищуренные серые глаза смотрят не на нее, а куда-то дальше, будто он все время прислушивается.
– Глава называется, – сказал Семенов, – «Потомок доктора Астрова». Помните доктора Астрова? Из «Дяди Вани»?
Елена Петровна молча кивнула.
– Помните его слова, что леса учат человека понимать прекрасное?
– Конечно, помню.
– Извините, тут будут некоторые технические вещи, – предупредил Семенов. – Так вот, слушайте.
«Известный, но еще молодой композитор пригласил меня к себе послушать отрывок из его новой симфонии. Было это в Ленинграде летом 1946 года.
Композитор жил на набережной, над Невой, и я слушал его симфонию, сидя на балконе. Заря угасла, не догорая, за островами, и только одна звезда отражалась в невской воде. Та звезда, о которой, мне кажется, упоминают все, кто пишет о летних ночах в нашей северной столице. Это был, должно быть, Юпитер.
Рядом со мной сидел на балконе загорелый человек в поношенном черном костюме и по всему виду – не горожанин. Несмотря на потертый костюм и шершавые, загрубелые руки, в моем соседе было столько изящества, что он, пожалуй, превосходил им тех мягких в движениях и учтивых музыкантов, что собрались послушать симфонию. Я как-то сразу догадался, что мой сосед – человек не совсем обыкновенный.
Когда композитор окончил играть, человек в черном сказал:
– Это не уступает Чайковскому.
– Вы очень любите Чайковского?
– Да, – ответил он. – За все. Не только за музыку.
– А за что же еще?
– Хотя бы за его слова, что ничто так не помогает расцветанию творческих сил и кристаллизации мысли, как леса.
– Вы имеете отношение к лесу?
– Да, я лесничий.
Так я познакомился с замечательным человеком – лесничим Белявским».
Елена Петровна встала и пересела за столик Семенова. Он взглянул на нее. Загудел пароход. Семенов замолчал.
– Читайте, – сказала Елена Петровна.
– Пусть он перестанет гудеть.
– Все равно, читайте!
– «Я люблю леса и все, что связано с лесным делом. Поэтому через минуту мы уже затеяли с лесничим оживленный разговор. Композитор вышел на балкон узнать наше мнение о симфонии и был озадачен и даже, кажется, обижен тем, что услышал.
– За годы войны, – говорил лесничий, – немцы свели под корень сотни тысяч гектаров наших лесов. В Орловской области они вырубили все те веселые рощи, что были воспеты Тургеневым. Но это капля в море – в общем массиве погибших лесов. Если бы вы подозревали, чем грозит гибель лесов, то, думаю, не занимались бы психологическими рассказами.
– Позвольте, – сказал я.
– Я совсем не хотел вас обидеть, – быстро сказал лесничий. – Извините. Я очень люблю литературу. В том числе и психологические рассказы. Но стоит задуматься. У вас сила, но применяете вы ее не там, где это важнее всего. Вы пока что молчите о том, о чем, по-моему, надо писать со всей страстью.
– О лесах? – спросил я.
– Конечно. Он помолчал.
– Есть точный закон, – сказал он наконец. – Сколько уничтожено леса, столько же гибнет плодородной почвы. Вот вам коротенький синодик: истребление лесов приводит к обмелению рек. Реки сохнут у нас на глазах. Дожди смывают, а ветры разносят пылью огромные пласты плодородной земли. Растут овраги, движутся сыпучие пески, происходит тяжелая порча климата, быстрое падение урожаев и – самое страшное – необратимое засоление земли, Всего не перечтешь.
У нас свели лес немцы. А в прославленной Америке? Что там? Промышленники валят леса на огромных площадях. Ради наживы. Целые области уже превращены в пустыни. Урожаи в иных штатах уменьшились в десять раз. Каждый год дожди вымывают из американской земли в двадцать раз больше питательных веществ, чем их расходуется на питание урожая… Старая песня: «После нас хоть потоп». Вот вы музыкант, – лесничий обернулся к композитору. – Вам эта тема должна быть очень близка.
– Почему? – спросил несколько обиженно композитор.
– Просто потому, что леса, помимо всего прочего, оказывают на нас огромное эстетическое влияние.
– Допустим, – пробормотал композитор.
– Это так! – ответил лесничий. – Пожалуй, этого даже не стоит доказывать. Сейчас я хотел сказать о другом – о воздухе. Вот об этом легком воздухе, без которого нет жизни. От гибели лесов меняется его состав, и если так пойдет дальше, то мы пропадом от кислородного голода. Достаточно того, что одни заводы каждый год выбрасывают в воздух миллионы тонн сернистого газа. Пока что от отравления этим газом нас спасали леса.
– Страшноватые вещи! – сказал композитор.
– Мы это остановим, – спокойно сказал лесничий, как будто говорил о чем-то совершенно обыкновенном. – Надо вернуть земле плодородие, мягкий климат, полноводные реки. У нас уже начинаются работы по возрождению лесов. Надо торопиться. Торопиться еще и потому, что для восстановления страны понадобится столько леса, что поезда с ним три раза могут опоясать экватор. Мы будем сажать леса из скорорастущих деревьев. В общем, мы преодолеем время. Через двенадцать – пятнадцать лет на нынешних пустошах будут шуметь густые леса. Наши лесоводы уже научились выращивать за двенадцать лет деревья, не уступающие по высоте и силе деревьям восьмидесятилетним.
– Тысяча и одна ночь! – заметил композитор. – Но почему мы ничего не знаем об этих вещах?
– Приезжайте в мои леса, в Новинское лесничество, – ответил лесничий и засмеялся. – Там вы кое-что увидите.
– Почему вы говорите «мои леса»? – язвительно спросил композитор. – Насколько я знаю, леса у нас государственные.
– По-моему, этого противопоставления нет, – ответил лесничий. – Все мое – государственное, И наоборот. Наше дело такое, что мы для себя не живем. Приходится работать на будущее.
Он замолчал. Мы все тоже замолчали. Ночь стала темнее. Звезда на высоком небе переливалась влажным огнем, как дождевая капля, занесенная током воздуха на такую высоту, где, за границей стратосферы, ее еще освещает солнце.
– Есть такая сказка, – неожиданно сказал лесничий, – о том, почему мигают звезды. Им, так же как и людям, смертельно хочется спать по ночам, и они стараются отогнать от себя сон.
