Владимир Рублев - На окраине города
— Из разговора с рабочими? — неуверенно сказал Виктор.
— Э-э, нет! — отмахнулся Довженко, — гораздо проще… По внешнему облику стройки! Понял?
— Не совсем…
— Чутье, Лобунько, такое выработалось. Я ведь часто на стройках бываю — и на хороших, и на плохих. Вот и заметил, что даже внешне плохая стройка от хорошей отличается. С трудом, например, разыщешь «Доску показателей», не говоря уже, скажем, о лозунгах и плакатах. Кстати, у вас ведь и художник неплохой есть. Этот, как его, — он повернулся к Череднику, возившемуся над подгонкой плинтуса. — Чередник, как фамилия твоего друга, ну того, который стенгазету оформлял?
— Киселев, — буркнул Михаил, не отрываясь от работы.
— Да, да, Киселев. Вот его и привлечь выпускать «Молнии». Он где работает сейчас?
— Он… сегодня не на работе, — тихо сказал Чередник, кинув быстрый взгляд на Виктора.
— В отпуск, что ли, пошел? Ну тогда…
— Пьянствовал он вчера, — зло сказал Виктор. — И вообще… Комсомольского билета лишится, наверное. Прогульщик, лодырь, пьяница….
Довженко нахмурился:
— Хм… А парень, как я знаю, способный, — и помолчав, тихо добавил: — Из комсомола не торопитесь гнать, лучше помогите человеку на ноги стать, больше вашей заслуги будет. Не в этом задача, Лобунько, чтобы отмахнуться от лодыря, пьяницы, вора — дескать, с тобой коммунизм не построишь, а в том, чтобы воспитать из них строителей общества будущего. Отмахиваемся же мы от них зачастую знаешь почему? Да потому, что не всегда знаем, как вызвать и укрепить в нем те новые черты характера, без которых человек будущего просто немыслим. Воспитывать нового человека — это не педагогическая работа в пансионе благородных девиц… Это творчество, творчество высшего порядка, вбирающее в себя постоянно новейшие достижения психологии. — Довженко умолк, вприщур поглядывая на Виктора, и тут же добавил:
— Сумеешь сделать так, что душа каждого из них будет для тебя ясна как на ладони — считай, что первую половину своей воспитательной задачи выполнил. А вот когда почувствуешь, что ты сознательно, изо дня в день, сможешь направлять каждого из этих вот людей туда, куда захочешь — тогда я первый признаю, что ты стал настоящим воспитателем. Ну, ладно, — Довженко взглянул на часы: — Я ведь попутно к вам, в институте меня ждут. Хотел тебе вот о чем напомнить… Ты читал во вчерашней газете о комсомольских постах на некоторых стройках? Мы через недельку собираем специальное совещание в райкоме. А сейчас вам вот что надо сделать, как мне кажется… Создайте своего рода штаб, куда бы стекались к концу каждого дня все сведения о тех, кто тормозит работу. А на следующее утро во время наряда на работу — кратенькая информация дежурного штаба.
Разговаривая, они медленно двинулись по территории стройки, Довженко то и дело кивал на приветствия ребят, иногда останавливался с кем-нибудь, и Виктор невольно подумал, что у секретаря райкома очень много знакомых на стройке.
— Ну, желаю успеха! — прощаясь, оказал Довженко.
«Успеха, успеха», — мысленно повторил Виктор, глядя, как секретарь райкома крупно, размашисто шагает к воротам стройки, и вспомнил Михаила Чередника. На душе стало невесело: только хотел доверить человеку интересное дело, а он напился пьяным.
«И все-таки еще попробую! — с какой-то упрямой настойчивостью решил Виктор: — Уж если начал — доведу до какого-то конца: или втяну Чередника в нормальную жизнь стройки, или… Что ж, и на это надо решиться».
Михаил привычными движениями прибивал плинтуса к полу.
«Ну, теперь будет, — зло усмехнулся Чередник. — Этот Лобунько постарается наделать шуму. Не сдобровать нам с Петькой. А-а, черт с ним. Были бы руки — работа везде найдется… Вот только билет бы комсомольский не отобрали».
— Михаил!
Чередник обернулся, да так и застыл, напряженно глядя на Виктора. Он почему-то никак не ожидал увидеть Лобунько именно сейчас, когда думал о нем. Но тут же взял себя в руки, мгновенно подумав: «Ну вот, начинается…»
— Видишь ли, вечером поговорить нам не удастся, — спокойно, почти равнодушно сказал Виктор, и этот тон удивил Чередника, ждавшего презрительных, полных негодования фраз. — Давай будем говорить коротко… Есть у тебя желание быть библиотекарем в мужском общежитии?
— Библиотекарем?!
Всего ожидал Михаил, но к этому он не был готов. Он растерянно смотрел на Виктора.
— Ну да, — подтвердил Виктор, уловив замешательство во взгляде Чередника. — Коменданту трудновато, работы у него и без этого хватает, да и к тому же заведовать библиотекой нужно человеку, любящему книги, а Груздев — ты сам это знаешь — не очень-то жалует их. Подумай, и если согласен, принимай библиотеку. Ну, а если не хочешь — неволить не буду. Хорошенько подумай, позднее скажешь мне, ладно? А вечером или завтра днем мы с тобой обсудим, с чего начать.
— Там… видно будет, — только и нашелся ответить Чередник, но его хмурый вид не обманул Виктора. Лобунько понял, что его предложение чем-то задело Чередника.
«Будешь, будешь работать, — радостно дрогнуло сердце Виктора, но он тут же упрекнул себя: — Рано, рано радоваться. Это лишь начало, что дальше будет — вот о чем надо подумать».
Виктор поднялся на второй этаж, чтобы поговорить с Леней Жучковым и Надей о сегодняшнем вечере. А Михаил Чередник долго еще обеспокоенно размышлял о том, что ему сказал Виктор, но все больше приходил к мысли, что в этом предложении вовсе нет никакого подвоха со стороны воспитателя, как подумалось сначала. Но… значит, простил Лобунько вчерашнюю пьянку?
Михаил усмехнулся. Нет, не таков Лобунько, чтобы пойти на это. В чем же тогда дело?
Впрочем, теперь, когда стало ясно, что воспитатель ничего плохого не замышляет, уже не очень-то и хотелось доискиваться причины. Михаил стал думать о той интересной работе, что предложил ему Лобунько.
Вернувшись в общежитие после работы, увидел, что Петро Киселев, помятый, припухший, все еще валялся на койке. Но Михаил ничего не рассказал своему товарищу о разговоре с воспитателем, заранее представляя кислую гримасу на лице Петра.
— Башка трещит, Мишка, — пожаловался тот. — И денег — фью!.. Опохмелиться бы…
Михаил после раздумья молча протянул Петру двадцатипятирублевую бумажку.
— О, вот это здорово! — глаза Киселева заблестели. Он вскочил с койки и, торопливо одеваясь, бросил Михаилу: — Ты живей умывайся, да и пойдем.
— Не пойду я, — поморщился Михаил. — Некогда… Да и не хочу…
— Брось, Мишка, — махнул рукой Петро. — От водки еще никто не отказывался.
— Нет, нет, не пойду, — перебил Чередник. — А ты иди…
Да, ему не хотелось, чтобы Петро был в общежитии сейчас, когда вот-вот зайдет воспитатель и заговорит с ним, Чередником, о библиотеке. Потому и отдал последние деньги, не оставив себе ни копейки, хотя получка — только послезавтра.
«Как-нибудь обойдусь», — решил он, когда Петро скрылся за дверью, и облегченно вздохнул, подумав, что ему и действительно не хочется идти сегодня с Киселевым выпивать.
22
Первым увидел игрушки Валерик. Он радостно вскрикнул, сполз с койки, бросился к ним. Малыш уже так наскучался без своих мишек, машин, кубиков, оставшихся там, в родном городе, что не обращал сейчас на мать никакого внимания.
А она привстала на постели, удивленно глядя в угол, и сразу поняла: игрушки привез Виктор. Да, да, он вернулся поздно ночью, а сейчас, наверное, уехал снова, но и занятый своей работой, отнимающей у него так много времени, он не забыл о Валерике… Теплое чувство благодарности охватило Валю; постепенно вырастало какое-то странное ощущение: будто Виктор здесь, в доме; казалось, он сейчас войдет из соседней комнаты и добродушно улыбнется ей, кивнет на Валерика и тепло скажет: «Видишь, как он рад? Это я о нем позаботился, не только ради тебя, но и ради самого малышки… Ты ведь словно забыла о нем, Валерке, тебе важнее кажется сейчас собственное горе…»
Это так явственно пронеслось в голове Вали, что она испуганно оглянулась и вскочила с постели, торопливо одевая платье. Затем Валя присела на пол, устланный домоткаными разноцветными половиками, и, рассматривая игрушки, начала забавлять ими Валерика.
— Мое! — сердито крикнул малыш, когда она шутя забрала у него коричневоглазого мишку.
— Нет, наше! — засмеялась Валя, и ей было приятно это «наше». Это значит, и Валерика, и Вали, и Виктора…
Нет, она еще ничего не решила для себя, и сейчас, возясь безмятежно с сыном, ей и не хотелось ни о чем думать, что-то решать. Хотелось вот так бездумно отсечь все заботы, пусть все идет так, как сейчас, разве это плохо?
— Ага, проснулась? — вошла в комнату бабушка. — О-о, что нашему Лерочке купили! Смотри-ка, и Ванька-встанька есть?
— Вот! — подал ей Валерик слоника.
