Борис Левин - Юноша
Весной они все шли на кладбище, где под небольшим мраморным памятником за железной оградой лежала мама. Нина осторожно ступала по кладбищенской жирно-зеленой траве. В этот день папа много рассказывал о маме — какая она была умная, добрая и ласковая. У нее были волосы до колен и такие же мягкие и такого же цвета, как у Нины. Она всех любила. И как мама болела и страдала. Ее бы надо было отвезти в Петербург и там делать операцию, тогда бы она не умерла, но у папы не было денег и никто ему не одолжил.
В этот день они ходили в церковь, молились богу. Дома Нина долго разглядывала мамину карточку. Ночью снилась мама. В черной карете с большими фонарями — горели восковые свечи — проехала мама мимо их дома и жалобно смотрела мраморными глазами на окна детской. Петя уверял, что ему то же самое снилось. Нина не верила — так не бывает, чтоб люди видели одинаковые сны.
— Честное слово, я видел маму. Черную карету. Горели свечи, и глаза — вот такие мраморные.
— Не верю. Дай еще раз честное слово.
— Честное слово!
— Ага, ты сказал «тесное слово».
— Ничего подобного. Я сказал — честное слово. Вот тебе три раза: чэстное, чэстное, чэстное слово!
— Поклянись большой клятвой, тогда поверю.
Петя изо всех сил бил себя кулачком в грудку, так что там ухало, и говорил большую клятву:
— Пусть я провалюсь сквозь землю, если вру, отвались у меня язык, если вру, пусть я к завтрему сдохну, если вру, выпади у меня зубы и пускай я ослепну, если вру, пусть меня загрызут собаки и кошки лакают мою кровь, если вру, пусть меня бог превратит в крысу, будь я хроненком, если вру, пусть меня украдут нищие, если вру… Теперь веришь?
— Не считается, — отвечала серьезно Нина. — Ты забыл про папу.
— Что про папу? — переспрашивал Петя, хотя великолепно знал — что: ему этого не хотелось говорить.
Нина оглядывала его беспощадными глазками.
Петя стукал себя в грудку:
— Пусть умрет папа, если вру… Теперь ты уж веришь?
— Скажи все вместе и сначала.
Петя медленно и отчетливо повторял большую клятву, но Нина все равно не верила: так не бывает, чтоб людям снились одинаковые сны.
Петя учился хорошо, в дневнике у него было много пятерок и написано: «отлично», «отлично», «отлично». У Нины только две пятерки — из поведения и закона божия, а то все тройки, тройки, тройки. От них чернело в дневнике, как от галок… Петя дружил с Ниной, объяснял ей уроки и решал задачи, но она все равно не понимала и только переписывала начисто. Нина рассказывала Пете все, что у них случалось в школе и о чем говорят между собой девочки, а когда она спрашивала, о чем говорят между собой мальчики, он не говорил. Ей ужасно хотелось знать, о чем говорят между собой мальчики.
Однажды, когда они уже легли спать и потушили свет, Петя рассказал, что в Нину влюблен Гриша Дятлов и что Гриша ее имя вырезал ножичком на своем ремне с внутренней стороны. Петя его за это избил. Нине понравилось, что в нее влюблен Гриша Дятлов, и она просила Петю больше не бить его, потому что она все равно не выйдет замуж за Дятлова: он бедный и плохо одет. Она выйдет замуж за богатого, и пусть Петя тоже женится на богачке, тогда у них в доме будет всякая всячина, она сошьет себе шубку такую же, как у Иды Гамбург, и каждое лето они будут ездить на дачу.
При переходе в четвертый класс у Нины была переэкзаменовка. Нина боялась экзамена, хотя все лето готовилась к нему, — но тут началась война, гимназию заняли под лазарет и экзамены отменили. На радостях Нина купила три ленточки (она очень любила ленточки), пирожное «наполеон» — себе и Пете — и первому же встречному нищему отдала серебряный гривенник, как и обещала в случае перевода в следующий класс.
Нина читала «Войну и мир», думала, что она — Наташа Ростова, а Петя — Николай Ростов, а ее жених будет таким, как Андрей Болконский. Пьер ей не нравился.
Встретившись с Гришей Дятловым, она спросила, правда ли, что он был в нее влюблен в прошлом году. Гриша покраснел, ничего не ответил. Они молча гуляли по главной улице, в садике ели мороженое с вафлями.
Вечером она об этом рассказала брату. Петя рассердился, назвал ее шлюхой, строго-настрого приказал, чтоб она больше никогда в жизни не смела гулять с Дятловым.
— Ты знаешь, он ходит к проституткам!
Нина испуганно спросила, кто такие проститутки. Петя мрачно объяснил, что проститутки — это падшие женщины. Это ей тоже было непонятно, но она не решилась дальше расспрашивать брата. Нина почувствовала себя в чем-то очень виноватой, тщательно мыла лицо и, главным образом, руки горячей водой, золой и мылом.
Дятлов записался в отряд по переноске раненых с вокзала в лазарет. На рукаве у него был красный крест, и он курил папиросы. Это был длинный мальчик, с худенькой шеей, большими серыми задумчивыми глазами и глубокой выемкой в желобке под прозрачным носом…
Папа считал, что война — это безумие. Нина не раз слышала, как он говорил: «У белого медведя будет морда в крови». Белый медведь — это Россия. Когда в школе запретили немецкий язык, папа сказал, что это невежество и очередная наша российская глупость. Папа преподавал географию в мужской гимназии. Его любили гимназисты и папин предмет считали не важным, так как знали, что папа им все равно двойки не поставит.
Он читал вслух рассказы Чехова. Петя не слушал и уходил к себе в комнату. Нина внимательно слушала и смеялась тогда, когда и папа смеялся.
Папа любил говорить:
— Чехов — величайший писатель печальной русской действительности, Достоевский — величайший мыслитель печальной русской действительности, Некрасов — величайший певец печальной русской действительности.
Он частенько повторял, даже когда играл в шахматы и думал совсем о другом:
— «Когда придет то времячко (приди, приди, желанное), когда народ не Блюхера, и не Милорда глупого, — Белинского и Гоголя с базара понесет?»
Он иногда играл на гитаре и пел «Очи черные, очи жгучие». Когда пел, его глаза, тоже черные и жгучие, увлажнялись. Нина сидела возле, на диване, подогнув ноги, и тихонько, но очень серьезно подтягивала. Они пели «Средь шумного бала случайно», и «Укажи мне такую обитель», и «Стояли мы с тобой на берегу Невы». Петя не умел петь, завидовал Нине. Папа никогда ему не разрешал подтягивать, говоря: «Не мешай нам, Петр. У тебя, мой милый, не голос, а козлетон».
К папе часто приходи Сергей Митрофанович. Он тоже учитель — преподает математику, и гимназисты его ужасно боятся, Сергей Митрофанович не страшный. Он белокурый, добрый, заразительно смеется. У него мягкие светлые волосы, коричневые строгие глаза. Он часто покашливает, у него привычка — все время длинными пальцами зачесывать назад волосы. Его длинные тонкие пальцы просвечивают.
Сергей Митрофанович и папа иногда пили водку, закусывали селедкой, солеными огурцами, картошкой в мундире и ругали директора гимназии, Государственную думу и все российские порядки. Чаще всего они пили крепкий чай и играли в шахматы.
Папа долго думал, склоняясь над шахматной доской, и мурлыкал «Три юных пажа покидали навеки свой берег родной», наконец делал ход, собираясь разыграть испанскую партию.
Сергей Митрофанович играл молча, но вдруг, после какого-нибудь папиного ошибочного хода, запевал:
— «Три юных пажа покидали…» Вот тебе, вот тебе мат!
Папе не верилось, что игра кончена, и он все еще разглядывал шахматные фигуры.
— О чем думаешь? Некуда тебе идти. Мат.
Отец сочинил стихи про войну. Нина их аккуратно, большими буквами переписала в тетрадку.
Настал четырнадцатый годМашинно-газового века,С культурой двинулись впередВражда и зависть человека.Вильгельм пророчески молчал,И англичанин укрощалСпокойно водную стихию.Внезапно, как небесный гром,Раздался выстрел в Сараеве…И, потрясая кулаком,Вильгельм очнулся в страшном гневе,А Франц поднялся на дыбы,Мечом заржавленным бряцая,И вот затрясся от пальбыБелград — жемчужина Дуная…
На уроке рукоделия Нина, как и все остальные ученицы, сшила мешочек, стянула его голубой ленточкой. В мешочек она вложила конфеты, нитки, иголку и папиросы — подарок солдатам в окопы. Написала коротенькое письмецо и свой гимназический адрес.
Ответ получила очень скоро. На конверте круглая печать: «Из действующей армии».
«Здравствуйте, уважаемая гимназистка Нина Дорожкина. Мерси за конфеты и папиросы. Нельзя ли нам встретиться и познакомиться поближе? Если вы согласны, то сообщите место, куда прийти, и погуляем с вами. Я сам военный писарь и живу на вольной квартире, недалеко от вашей гимназии. Сердце ноет, грудь болит. Инстинкт что-то говорит… На улице туманно… Все везде кругом печально… С почтением к вам, остаюсь в ожидании…»