Борис Горбатов - Собрание сочинений в четырех томах. 3 том
Выстрел.
Вася (зло пожав плечами). Странное дело. Война... Передний край. Пушки стреляют. И вот — нате вам — появляется тут явление природы... цветок душистых прерий... И требует. (Вдруг яростно.) Спит человек. Понятно вам, товарищ? Спит! Точка!
Елена (вскипев). А вам не понятно разве, что если мы требуем немедленно разбудить полковника, то у нас к нему дело?
Надя. Важное дело.
Бухает пушка.
Вася (насмешливо). Какое же может быть у вас «важное» дело к полковнику?
Елена. А вот уж вам знать это ни к чему.
Надя (укоризненно). Елена! (Тихонько отстраняет ее и к Васе — ласково, почти заискивающе). Очень важное, очень секретное у нас дело. Ну, товарищ лейтенант. Ну что же вы? Ну, разбудите полковника.
Вася. Казака разбудить немыслимо. Вы, девушки, понятие имеете, как казак спит?
Надя. А вы попробуйте... Ну?
Вася. Нет и пробовать не берусь. Мне на фашиста с голыми руками идти легче, чем нашего полковника будить. Вы нашего полковника не знаете. Непонятный это, барышня, человек.
Надя. Строгий?
Вася. Полковники все строгие. Я так замечал, барышня, что ежели человек — капитан, так он веселый; майор — захлопотанный; подполковник — важный, сурьезный. А раз человек — полковник — он обязательно строгий должен быть.
Елена. А если лейтенант?
Вася (опешив). То есть как лейтенант?
Елена. Ну, если лейтенант... Вот как вы... Так обязательно должен быть бестолковый?
Вася. Я... я... (Вдруг яростно.) Хорошо! Доложу! Я разбужу полковника. (Стремительно распахивает дверь землянки, бежит по ступенькам, потом возвращается и обиженно.) Знаете... Вы вот, может, думаете, что адъютант — это значит холуй, денщик, да? А я... Я рядом с ним, конь в конь, всюду. О нем никто не позаботится. Он один о всех, как отец... Он три ночи не спит, и я с ним не сплю. Мне, может, легче сейчас в рубку идти, чем его будить. Эх вы!
Спускается в землянку. Елена и Надя идут за ним.
Вася (робко). Товарищ полковник. Вы спите?
Рябинин. Ты что, Вася?
Вася. Разрешите доложить: здесь девушки...
Разговор Васи и Рябинина.
Елена. Товарищ полковник! Группа комсомольцев прибыла для выполнения специального задания.
Рябинин. Знаю! Ну что ж! Через линию фронта могут переправить вас только ночью... к рассвету... Сколько вам лет?
Елена (вспыхнув). Двадцать... двадцать один.
Рябинин. А самой младшей из вас?
Елена. Семнадцать. (С вызовом.) А что?
Рябинин (насмешливо). Ничего. (Медленно поднимается, подходит к Елене, смотрит на нее и вдруг бледнеет.) Наташа! (Отшатывается, страшно взволнованный.)
Елена (растерянно). Я... не Наташа...
Надя удивленно смотрит то на Рябинина, то на Елену.
Рябинин (нетерпеливо проводит рукой перед глазами, словно хочет прогнать видение). Как вас зовут?
Елена (робко). Елена.
Рябинин (нетерпеливо, громко). Фамилия?
Елена. Логинова.
Рябинин (взволнованно). Аленушка? Аленушка? (Бросается к ней.) Здравствуй! Ты...
Елена (бледная, растерянная). Здравствуйте. Но я вас совсем не знаю.
Рябинин. И я не знаю тебя. Но я очень хорошо знал... Наташу Логинову.
Елена. Маму? (Вдруг догадавшись.) Дядя Степан Рябинин?
Рябинин. Да, да, Рябинин. Она была, как ты сейчас. Нет, моложе... и... и...
Надя. И лучше?
Рябинин (тихо). Она была лучше всех на земле. (Страстным, тоскливым шепотом.) Наташа Логинова! Наташа Логинова!
Надя. Это так... удивительно! (Живо). Вы ее любили. Наташу Логинову? (Опомнившись.) Простите!
Рябинин (просто). Любил!
Пауза.
(Усмехнувшись.) Меня уже один раз в жизни спросили об этом. Нет, не она. Она не спрашивала, я не говорил. Но один человек спросил, и я сказал... Николай Сергеевич Логинов...
Елена. Дедушка!
Рябинин. Чудесный старик. Хотя он презирал меня и все мое поколение. Так он жив еще?
Елена. Жив, жив. Он там, в городе, в той же больнице... Завтра я его увижу...
Рябинин. Да!.. Да!.. Завтра... (Грустно усмехается, качает головой.) Вот и я — стою сейчас перед этим городом, иногда в солнечный день трубы видны, крыши. Горько... Я не был в нем двадцать с лишним лет. С тех самых пор, как Наташа... (Запнулся, махнул рукой.) Ты очень похожа на мать!..
Елена. Расскажите о ней! Я никогда ее не видела.
Рябинин (усмехаясь). Рассказать о Наташе Логиновой? Это долгий рассказ. Это значит о всех нас рассказать, о всем моем поколении. О том, почему мы были такими. Как жили... как любили... (Развел руками.) И начать не знаю с чего.
Надя. С начала. Начинать надо с начала!
Рябинин. Да? Ну, что ж... (После паузы.) Начало было... Начало было осенью тысяча девятьсот восемнадцатого года. Меня, больного и раненого, сняли с эшелона здесь, в этом городе, и положили в госпиталь умирать...
Занавес
АКТ ПЕРВЫЙ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Осень. Комната Наташи Логиновой. Мир девочки-гнмназистки: учебники, книги, альбомы, сувениры, фарфоровые безделушки, акварельки, гербарии с засушенными цветами. С девичьей кровати бережно сняты кружевные покрывала, и на ней лежит Степан Рябинин в бреду: косматая его голова редко выделяется на белой подушке. Над ним склоняются Наташа, шестнадцатилетняя девочка с каштановой косой, и ее горничная Паша.
Рябинин (бредит). Ребята, коня моего не видели? Серый, в яблоках... Кречетом звали... Вы не видели моего коня? Ребята... (Затихает, стонет. Вдруг яростно.) Врешь! Буду жить! Буду! Врешь! (Скрипит зубами; очнулся, открыл глаза, поднялся на локтях, смотрит на Наташу.) Кто в городе?
Наташа (тихо). Немцы.
Рябинин. А! (Заметался на койке.) Пусти!
Наташа (испуганно). Лежите, лежите, что вы!
Рябинин. Пусти. (Теряет сознание. Его рубаха распахнулась, видна татуировка на груди — большая пятиконечная звезда.)
Паша. Барышня, барышня!.. Видите, у него звезда на груди. Красный.
Наташа (тихо). Я видела.
Рябинин (борется с бредом, приходит в себя, подымается на постели). Кто в городе?
Наташа и Паша молчат. Рябинин пытливо смотрит на них и, поняв все, со стоном опускает голову. Наташа склоняется над ним и поправляет подушку.
(Тихо). Вы кто?
Наташа. Я ваш Друг.
Рябинин. Я не знаю вас...
Наташа. И я вас не знаю... Но что вы красный, я знаю.
Рябинин (вздрагивая). А вы?
Наташа. А я просто гимназистка.
Рябинин (с ненавистью смотрит на нее). Что вы хотите делать со мной?
Наташа. Вылечить.
Рябинин. Зачем?
Наташа. Вот мило! Чтобы вы жили...
Рябинин. Я не просил вас об этом,
Наташа. Об этом и не просят.
Рябинин тяжело дышит, ворочает головой, как птица в клетке.
Ему очень плохо.
(Тихо.) Как вас зовут?
Рябинин (хрипло дыша). Меня? (Хотел сказать, но вдруг спохватился и умолк.)
Наташа. А я Наташа.
Рябинин. Барышня. Милая барышня! Отпусти ты меня. (Страстно.) Отпустите! Нельзя мне здесь...
Наташа. Лежите, лежите! Экий вы беспокойный!
Рябинин (дико). Пусти! (Срывает одеяло, приподнимается и снова падает на постель, теряет сознание, бредит). Коня! Коня! Вы не видели моего коня, ребята? Кречетом звали... (С невыразимой тоской, безнадежно.) Пропал конь! (Затих.)
Паша (вытирая слезы). Не выжить ему, бедняге.
Наташа (горячо). Выживет! Выживет!
Входит Николай Сергеевич Логинов в белом халате. Не глядя на дочь, подходит к постели и наклоняется над Рябининым. Выслушивает его.
Логинов (Наташе). Ну-с, ты добилась своего. Я уступил. И что же? Он умрет не в больничной койке у меня в госпитале, а на кружевных подушках у тебя в комнате. Ты этого хотела?
Наташа. Он не умрет, папа.
Логинов. Гм... M-может быть... (Наклоняется нал Рябининым.) У этого поколения мужичье здоровье. (Рассматривает его.) Так вот оно, это племя младое, незнакомое... Упрямые скулы... Низкий лоб... Земля... Тьма... Азия... И они затеяли перевернуть мир... Мальчишки!
Наташа (тихо). Герцен и Огарев тоже были мальчишками...
Логинов (насмешливо). Герцен? (Наклоняется нал Рябининым.) Нет, это не лоб Герцена... Нет, это не глаза Огарева... (Выслушивает сердце.) Да, сердце. Если что и может помочь атому молодому человеку выкарабкаться из лап смерти, так это его сердце.
Наташа. Так он будет жить, папа?
Логинов. Может быть... Не мешай. (Горничной.) Помоги мне, Паша!