Анатолий Мошковский - Твоя Антарктида
– Гляди! – Юрка распахнул томик.
Молодое, смело улыбающееся лицо смотрело с портрета. Широкополая шляпа и узкий темный галстук не превращали его в городского, кабинетного человека, который боится ветра, стужи, зноя, морских волн…
Федор пожал плечами.
– Темнота, – разозлился Юрка, – смотри, какое лицо!
– Федька, щи не поспели? – раздался трубный бас из глубины палатки, и под серым одеялом зашевелилась какая-то глыба.
Юрка смолк, сердито спрятал томик в чемодан и принялся за ремонт алюминиевой раскладушки. И опять перед его глазами всплыло лицо с уродливым шрамом на щеке.
– Тут привет Гришакову просили передать, – сказал Юрка, сказал только для того, чтоб как-то примириться с этими людьми.
Глыба, ворочавшаяся под одеялом, громогласно зевнула, спустила вниз босые ноги, села и оказалась громадным черноусым человечищем.
– Кто? – спросил он.
– Встретил я одного, – сказал Юрка, – у него шрам на лице.
Человечище расправил портянки, навернул на гигантские ноги и влез в сапоги.
– А… это Сашка Зимин.
– Отчего у него шрам? – Юрка с любопытством оглядывал медлительного великана.
– Война, – ответил тот и, присев к столику, вместе с Федором стал шумно хлебать из кастрюли щи.
Так впервые встретился Юрка с Зиминым, Гришаковым и Федором.
Шли дни, недели, Юрка работал землекопом, потом на дорожном участке и не раз встречал в поселке человека со шрамом то в продовольственном магазине, то у переправы на правый берег, то возле порогов. Шрам был широкий, неровный, грубый, покрытый тонкой красной кожицей, и казалось, дотронься до него пальцем – потечет кровь. Этот шрам был таким чужим и ненужным на этом лице, что Юрка старался не смотреть на него.
Как-то Юрка пронюхал от Гришакова, что у Ангары начинаются взрывные и буровые работы: в скале нужно проложить дорогу к будущей плотине гидроэлектростанции. Юрка на второй же день удрал из дорожного участка, где водил грейдер, и разыскал человека, который, по слухам, собирал бригаду.
Это был человек со шрамом!
Добрые полчаса без перерыва лопотал Юрка о том, что всю жизнь мечтал работать на скале, бурить и взрывать, покорять реки, горы, снега, океанские глубины, космос и прочие стихии. Зимин окинул его нескладную большеголовую фигурку и прервал:
– А перфоратор подымешь?
Юрка не знал, что это такое, но не мог же он после своей речи чего-то не уметь.
– Подыму, – храбро ответил он.
Зимин повел его в соседний дом, где был склад, показал на огромную, лежавшую на полу металлическую штуковину с ручкой и торчавшим в конце ломом и сказал:
– Валяй.
Юрка икнул, глотнул побольше воздуха, взялся обеими руками за холодные ручки и, напрягая всю имевшуюся в его не очень упругих мускулах силу, мужественно оторвал от пола эту штуковину – название ее он уже забыл. Подняв ее на уровень живота, Юрка посмотрел на Зимина, и старался смотреть так, чтобы ни разу не моргнуть. Он чувствовал, как силы катастрофически быстро уходят из его рук, пальцы коченеют, позвоночник начинает прогибаться.
– Тяжело? – спросил Зимин.
– Пустяковина! – Юрка изобразил на лице что-то вроде улыбки.
– Подержи еще, а я пойду прикурю.
И Зимин целую вечность где-то ходил, вытаскивал из кармана пачку папирос, прикуривал, пересмеивался с кем-то, а Юрка держал…
– Хватит, – сказал Зимин, входя.
– А то еще могу, – проговорил Юрка, чувствуя, что через секунду его онемевшие пальцы разожмутся или позвоночник переломится и он вместе со штуковиной рухнет на пол.
– Вижу, – ответил Зимин, мельком глянув на него.
И Юрка опустил на пол перфоратор, потер ладонь о ладонь.
– Я б до утра мог, – сказал он.
– Чувствую, – ответил Зимин, отодвигая ногой инструмент. – Ты мне нравишься, парень… Только учти, работа будет такая: скала, морозище, на поясе веревка, в руках перфоратор, под ногами пропасть, и так восемь часов.
– Пустяковина! – Юрка посмотрел в пол, чтоб только не видеть этого шрама, и вдруг добавил: – Хотите, я вам Джека Лондона буду носить? У меня есть почти все собрание сочинений, последние тома папа перешлет…
Слово «папа» в этой обстановке прозвучало неуместно.
– Хочу… А кто твой па… па… отец?
– Доктор… Врач-окулист – по глазам.
Зимин еще раз внимательно осмотрел расслабленную фигурку и спросил:
– А мне не влетит от твоего папы?
Юрка опять долго не давал раскрыть ему рта, горячо уверял, что папа здесь ни при чем, а он всю жизнь мечтал бурить и взрывать, покорять реки, горы, тайгу… Ну что с таким можно было поделать? В свободное время Зимин посвятил Юрку в тайны горного дела, обучил обращаться с перфоратором и другими буровыми инструментами. Он так здорово подковал парня, что через неделю тот сам выступил в роли учителя и привел к Зимину Федора, который после Юркиных лекций мог сойти за бурильщика-профессионала…
И вот колонна идет сквозь тайгу, наполняя ее гулом и треском, с гусениц летят комья снега, дымки рвутся из труб. Сани с компрессором и обогревалкой тащатся сзади, с хрустом наезжая на кусты и корни деревьев. Рев моторов и людские голоса обгоняют колонну, и чем дальше она углубляется в тайгу, тем пугливей разбегается перед ней тишина. Дятел, обронив ворох снега, снялся с сосны и отлетел в сторону; заяц, унюхав чуткими усиками опасность, ускакал в глухую чащобу; белка по голым веткам лиственницы огненным комочком метнулась с дороги…
По пояс проваливаясь в сугробы, впереди шел Зимин и, прощупывая дорогу, торкал в снег шест. Юрка бежал возле саней с трубами и хорошо видел его невысокую фигуру. Грязноватая стеганка и ватные штаны не делали его неуклюжим. Зимин двигался легко, проворно, и даже что-то веселое и удачливое было в каждом его жесте.
Стужа сводила Юркино дыхание, одежда стягивала, словно ремнями, снег утомлял, слепил и грозил попасть в валенки, а этот Зимин с какой-то мальчишеской удалью перебрасывал из руки в руку шест и, поворачивая к ним разгоревшееся на морозе лицо, звонко кричал бульдозеристу:
– Левее жми, левее!
Косой, налитый кровью шрам смотрел на Юрку, и Юрка, проклиная себя за слабые нервы и нежное воспитание, отводил глаза.
Гусеницы рубили на дольки снег, дорога визжала и плакала под санями, слепое пятно солнца глядело на них, жег мороз. А они шли и шли вперед. Иногда бульдозер, пробивавший дорогу, останавливался, и из кабины выглядывал черномазый Васька.
– Не пролезем…
– Газуй! – кричал Зимин и грозил шестом.
Васька газовал, и бульдозер боязливо протискивался меж громаднейших лиственниц, а за ним, как нитка сквозь ушко иголки, пролезала колонна. Если же дорогу преграждали толстенные деревья, бригадир велел идти в обход; под ножом бульдозера ложились осинки и березки, и стволы их хрустели под блестящими траками.
Вдруг Васька выключил газ.
– Ты чего? – подлетел к нему Зимин, вскочил на гусеничную ленту, облепленную снегом, и рванул дверь.
– Запоремся, – плачущим голосом ответил Васька.
Стена осин преграждала им путь. Проход был слишком узок.
– Газуй, – сказал Зимин.
– Ты что, очумел? – вытаращил глаза Васька.
– Видишь, обхода нет, вали правую осину, потом левую – будут ворота прямехонько в рай.
– Тебе смех, а мне по шапке дадут! – крикнул Васька. – Тащи пилу, Гришаков!
Зимин хлопнул его рукавицей по голове:
– Выйди из машины.
– Да ты в своем уме? Погибну с ней, а…
– Оставайся, черт с тобой!
Секунда – и Зимин очутился за рычагами.
Чихнув синим дымом, бульдозер взревел, затрясся. Гусеницы тронулись, пережевывая снег и закидывая собравшихся вокруг бурильщиков белыми комьями. Потом бульдозер дал задний ход, привстал на дыбы и ринулся к осине. Сбавил газ, приподнял нож… Удар! Осина застонала, накренилась. Бульдозер откатился, свирепо пыхнул дымком… Удар! Обламывая сучья, выворачивая наружу смерзшиеся корни, осина повалилась.
Зимин словно прирос к рычагам. Сгорбившись, сбив на затылок ушанку с болтающимися тесемками, он смотрел перед собой, и на открытом лбу его прорезались глубокие морщины.
Через минуту еще две осины лежали в снегу.
– Ну и дает! – блеснул глазами Андрей, поправляя на голой шее малиновый шарф. – Танковая атака!
Гришаков, стоявший рядом с Юркой, понес к обогревалке пилу.
Зимин спрыгнул на землю, в его серых глазах засело что-то холодное и резкое: были в них и жестокость, и боль, и непреклонность, а может, это только так казалось Юрке, начитавшемуся разных книг и еще в пятом классе прозванному фантастом и дурилой. Он хотел немедленно спросить у бригадира, где он научился водить бульдозер и таранить лес. И когда Зимин застегивал на петли стеганку, Юрка подскочил к нему.
– Не путайся под ногами, – сказал Зимин, и не глаза – куски льда коснулись самой души Юрки. Он отступил к Андрею.
Зимин поднял шест и опять побежал вперед.
