Анатолий Керин - Леший выходит на связь
На обратном пути, подъезжая к лагерю, Антон услышал плескавшуюся над тайгой песню:
Путь покрыт туманом,Белой пеленой...
Антон резко потянул на себя повод и, зачарованный, замер. Песню вел высокий пронзительный голос. Он то жаворонком уходил в поднебесье и долго там трепетал, то журчал ручьем в каменистом лесном ущелье.
От песни Антону хотелось плакать. Как в детстве, уронить голову в ладони и рыдать, содрогаясь всем телом. Это была любимая песня Антона, которую нередко заводил он, оставаясь наедине с собою.
— Кто пел? — соскакивая с коня, спросил Казарин.
Дятлов показал на Сыхду.
— Ты? — удивился Антон.
— От тебя я услышал песню, — засмеялся довольный Сыхда. — А когда услышал — не скажу.
23
Так была закончена важная операция, одна из последних в борьбе с бандитами в Хакасии. Чекистский отряд возвратился в Абакан. Перед отъездом из Кискача Михаил Дятлов подозвал Сыхду. Он крепко пожал Сыхде руку и достал из матерчатой папки листки с фиолетовыми печатями:
— Обком партии и облисполком выдают тебе и Аднаку удостоверения, чтобы люди всюду знали, кто вы такие и что сделали для Советской власти.
Сыхда возбужденно захлопал себя по груди, словно пробуя ее на крепость. Он не сводил с Дятлова сияющего взгляда. И все-таки отстранил от себя желанные листки с печатями:
— Куда торопишься? Потом заполнишь, когда вернусь совсем.
Он должен был вместе с Аднаком снова уйти в тайгу, чтобы решить судьбу нескольких небольших бандитских групп, в отчаянии все еще рыскавших по тайге и Белогорью. Большого вреда эти группы пока что не причиняли, но со временем они могли объединиться и действовать сообща, тогда попробуй справиться с ними.
— Через двадцать дней приезжайте в Кискач. Я вернусь.
— Мы вернемся, сюдак...
Прошла всего неделя, и в областное управление ГПУ из подтаежных улусов стали присылать вестовых с сообщениями, что бандиты выходят к людям и разоружаются.
— Ну и Сыхда! — в радостном волнении говорил Капотов. — Вот это чекист!
В Кискач Сыхда попал на два дня раньше положенного срока. Спешил к Тайке, к ребятишкам, томимый жаждой новой для себя жизни. Он долго и радостно нацеловывал их, много шутил и смеялся. И было ему счастливо от сознания, что теперь он навсегда среди своих, что, не таясь, может выйти во двор и пройти по улусу. Разве не об этом всегда мечтал он? Правда, пока что люди в Кискаче не знают, что Сыхда чекист, но Дятлов привезет ему тот заветный листок из Абакана. И удивятся все, когда он покажет его и даст прочитать. Сыхду называли бандитом, а он такой, как все — свой, советский. И было ему еще светлее и сладостнее от того, что у него теперь такие друзья, как Дятлов, Чеменев и Казарин, что у него вообще много друзей — все чекисты.
К ночи небо заволокла черная туча. Пошел дождь, ровный шум которого иногда взрывался громовыми ударами. Впервые за много лет, развалившись на кровати, беззаботно уснул Сыхда. И слышала Тайка, как он тихонько чему-то посмеивался во сне.
И все-таки спал Сыхда чутко. Его разбудил слабый, вкрадчивый стук в окно. Незнакомый голос, ворвавшийся в шум дождя, окликнул по-хакасски.
— Выйди, Чыс айна. Тебя ждет Дятлов.
— Сейчас.
Сыхда обрадовался, вскочил с постели, на скрипучем столе нащупал спичечный коробок, чиркнул спичкой, чтобы засветить лампу. И, ослепив его, в окне полыхнула молния.
Вскрикнула, кинулась к распростертому на полу Сыхде, в голос запричитала Тайка. Проснулись и заплакали испуганные выстрелом дети.
Прижимая к груди карабин, тяжело дыша и поминутно оглядываясь, по мокрой траве, по лужам бежал к тайге связной атамана Турки. И пусть усиливавшаяся гроза с грохотом рвала небо в клочья — не она пугала убийцу Сыхды. Он боялся неотвратимой мести Аднака, бившего без промаха, под лопатку.
