Александр Иванов - Не жди, когда уснут боги
Велосипедист пронесся мимо Ленки, загорелый, напевающий что-то в столь же бешеном, неуловимом ритме, как и мелькание серебристых спиц. Она и оглянуться не успела, а он уже исчез, истаял, оставив в душе веселое вихревое смятение — словно закружило ее стремительно и пьяняще средь белого яблоневого цвета, солнечных бликов и сверкающих, холодящих брызг горной реки.
Теперь она бегала на дорогу каждое утро. Но велосипедиста не было. Может, он приснился Ленке? Снятся же девчонкам из ее девятого класса отважные витязи, снятся настолько близко и ощутимо, что даже явь пред ними отступает. Сомневалась ли она? Вполне возможно. А разве мы не сомневаемся, когда черноту ночи прорежет на мгновение яркий след кометы?
Матери Ленка говорила, что бегает по свежему воздуху, здоровье укрепляет. Мать посмеивалась: у Ленки и без того здоровье отменное, но не возражала: утренние прогулки не то что ночные, от них беды не будет. Младший брат Пашка увязался, правда, разок за ней, но она так припустила, что он сразу же отстал и больше не лез в попутчики.
А велосипедист появился в следующий понедельник, Ленка даже вскрикнула, руками-крылышками взмахнула от радости, когда он приблизился к ней. Велосипедист тоже улыбнулся, крикнул:
— Куда тебе?
— Вниз, километра три.
— Садись, подвезу.
Не раздумывая, Ленка прыгнула на раму. Ее и прежде катали на велосипедах соседские ребята. Особенно старался Петька, по часу уговаривал, чтоб она только согласилась. А потом тяжело сопел, тащился еле-еле и как бы ненароком прижимался к ее спине… Куда тому Петьке. Вот это скорость! Ничуть не меньше, чем на машине. А руки, какие у него крепкие загорелые руки! Такие руки могли бы нести и нести ее без всякого велосипеда. Вот бы когда-нибудь…
— Здесь?
— Нет, еще чуть-чуть…
Постепенно Ленка узнала, что велосипедист на выходные дни уезжает из города в альплагерь, а в понедельник возвращается чуть свет, чтобы не опоздать на работу.
Для Ленки наступила пора томлений, пора мучительных ожиданий и радостных встреч. Она жила понедельниками, торопя остальные дни, перешагивая через них. Дай ей волю — и от недели остались бы только рожки да ножки.
Конечно, тех нескольких минут, когда она сидела на раме, а он гнал велосипед вперед и вперед, было маловато Ленке. Но что поделаешь? Иной раз лучше не замахиваться на большее, чтоб не остаться совсем с носом. И пусть Ленка не сознавала этого, пусть действовала совершенно стихийно, однако она безропотно довольствовалась тем, что выпадало на ее долю.
И потом — разве на велосипеде поговоришь! Две-три отрывочных фразы — и до свиданья. Она даже не знала, как его зовут, где он работает, и все же испытывала ни с чем несравнимое влечение, ни с чем несравнимую слитность с этим русоволосым парнем, летящим вместе с ней по утреннему асфальту.
В ту ночь Ленка то и дело просыпалась, ворочалась, какое-то смутное беспокойство охватывало ее. За окном высветлело еще задолго до рассвета, и холодные синие тени блуждали по стенам. Быстро одевшись, она побежала к дороге. С гор дул пронзительный знобящий ветер, и Ленка пожалела, что не накинула поверх спортивной кофты еще и куртку. Что-то произошло, сдвинулось в мире, глаза ее улавливали перемену, но сосредоточенность чувств, их приподнятая устремленность мешали осмыслить все это.
Она долго стояла, повернув голову к горам, откуда обычно в это время появлялся велосипедист. Дорога была седа и пустынна. Ленка волновалась, воображение рисовало ужасные картины. С ним что-нибудь случилось!.. Ведь он носится как угорелый. А кругом столько ям, кочек, пара пустяков шею свернуть. И почему она его прежде не предупредила? Конечно, он бы ее не послушался. А может, и послушался. И теперь спокойно бы ехал на своем велосипеде. Ленка упрекала себя, спорила с собой, впадая в заблуждение, в которое часто мы впадаем, лишая дорогого нам человека качеств, именно за которые и полюбили его.
Вдали показался первый рейсовый автобус. Он шел, не спеша, соответственно своему солидному положению. Ленка отодвинулась подальше, чтобы шофер не думал, будто ей хочется забраться в теплый салон и ехать вниз. Нечего ей там делать. Отъездилась… Бедный велосипедист!
Сбитая с толку, огорченная Ленка даже не заметила, как сидящий у окна русоволосый парень в свитере помахал ей рукой. Или заметила, да не придала значения? Ведь тот, кого она ждала, был всегда на велосипеде и на нем обязательно красная рубаха…
Лишь подходя к дому, она вдруг все поняла и остановилась, пораженная ясностью происшедшего. Велосипедист не разбился. Просто выпал снег. А на велосипеде по снегу не поедешь. Ленка растерянно стыла на ветру. Ей-то казалось, что лучшее, чем наполнена жизнь, непрерывно, бесконечно. На какой-то миг тоска захолонула сердце. Сколько пройдет понедельников, пока снег растает, совсем растает и все начнется сызнова? Она пнула ногой мягкий податливый пух, угадала в нем ненадежность и успокоилась. В конце концов, что такое одна-единственная зима, когда впереди у тебя столько ясных и молодых весен!
МАЛЕНЬКОЕ БЕЛОЕ ОБЛАЧКО
Стюардесса возникла неожиданно и ярко, как золотой солнечный диск в иллюминаторе. В огромных, чуть выпуклых глазах подрагивает, казалось, удивление, а приоткрытые в полуулыбке спелые губы словно бы говорят: ах, как хорошо мне среди вас, удобно сидящих в своих креслах, застегнувших привязные ремни. Она прохаживалась по салону, ей было хорошо, и пассажиры любовались ею. Кто-то задержал ее шуткой, и ему стало жаль, что это сделал не он. Но спустя минуту-другую лик стюардессы начал отодвигаться и меркнуть, его закрыло маленькое белое облачко — словно настоящее облачко влетело в салон самолета.
Мир вздрогнул и потеплел —В него вошла ты
вспомнились ему стихи, сочиненные совсем недавно, в Домодедово, когда он думал о тебе. В общем-то, он думает о тебе постоянно, стихи появляются гораздо реже.
Хочешь знать, как это все началось? Чтобы покороче, избавимся от кое-каких временных и географических подробностей: ведь не в том суть.
Еще у истоков юности в воображении нашем постепенно складывается призрачный желанный образ подруги. Но как редки совпадения с ним действительности! Поначалу мечешься, ищешь, затем смиряешься и отдаешься во власть стихийному течению судьбы на долгие годы. И когда уже ничего не ждешь, когда потянет изнутри зябким ветерком, вдруг свершается чудо. Наконец-то свершается чудо. Свершается запоздалое чудо.
Ты видела когда-нибудь, как после затяжной пурги в горах солнце на самом своем излете озаряет пасмурные хребты живым огненным светом? Величественное и печальное зрелище…
Оркестр играл танго.
— Разрешите?
— Пожалуйста.
Он не танцевал тыщу лет и рискнул только потому, что знал: тебе очень хочется потанцевать. И не зря рискнул. Уже первые движения вселили уверенность и легкость, будто пали какие-то оковы, настало освобождение; и во всем этом ты была его спасительницей, его добрым другом. Под ладонью подрагивала тихая талия, белокурые волосы струились по щекам, мелодия вливалась в вас, точно вино в бокалы — до самых краев.
В какое мгновение к нему пришло ощущение, что ты — это Ты? Он не помнил. Погруженные в суету, мы четко отмеряем лишь время потерь; счастливые взмахи судьбы, касаясь нас, будоража и улетучиваясь, остаются вне каких бы то ни было измерений. И в самом деле: зачем нужны ориентиры, если повторение невозможно?
Редко, совсем редко вы оставались вдвоем. У тебя была милая, тоже юная подруга, но с каким-то странным заскоком: она постоянно рвалась выдавать свое мнение за твое. Ему даже неловко вспоминать, в какое бешенство его это приводило. Говорят, подобная черта присуща трибунам и политиканам. К сожалению, не только им.
Хорошо, что играет оркестр.
— Разрешите?
Плавный наклон головы. Ты вообще все делаешь плавно. В тебе нет углов. Лишь округлые линии, как бы подернутые туманом задумчивости. Пожалуй, это несколько витиевато, и потом — красит ли плавность в наше время безоглядных темпов? Но ты всегда представлялась ему именно такой. И тут ничего не поделаешь.
Ах, эти быстрые модные танцы, когда танцуешь порознь, каждый сам по себе, когда партнер только подразумевается — как пламя костра в электрокамине. Любопытная штука: волнуемся из-за того, что уменьшается тяга к общению, и вместе с тем создаем музыку, разъединяющую людей. Родив парадокс, сами живем под его диктовку.
Однажды после танцев вы пошли купаться. Днем на пляже людно, не протолкнуться, теперь же все выглядело по-иному. Рассеянный свет луны и расположенных поодаль неоновых светильников окрашивали берег в загадочные, таинственные тона; тишину баюкал мерный плеск волн. Сиюминутность людского бытия придает и окружающему некую сиюминутность. Ночью же от моря веяло вечностью, в которой легко тонули любые ваши устремления, заботы.
