Иван Шевцов - Во имя отца и сына
Словно пытаясь уйти от своих мыслей, Лада помчалась к Сонькиной горке и на ходу подумала: почему же Сонькина горка живет уже пять лет, а Ладочкина роща не продержалась и суток? Там была любовь, настоящая любовь, а у Димы - снежная пыль, обман.
С новой силой закипела в ней обида, хотелось плакать, кричать, упрекать. Но кого?
На Сонькиной горке было безлюдно, ни души. Лада взобралась на гребень, глянула вниз. Все тонуло в туманной дымке. Лишь за рекой на колхозных огородах чернел грузовик и человек в черном лопатой сбрасывал на снег перегной. Он заметил лыжницу и выпрямился. Лада подняла вверх палку. Человек помахал ей рукой. И снова вспомнился ей вчерашний день: стремительный бег Димы, словно полет птицы, вниз к реке с этого же гребня. "Подумаешь, какой герой! Опасно. А чем я хуже тебя?" Лада сделала сильный толчок палками.
Упругий ветер колюче ударил в лицо. Лада присела, согнула в коленях ноги, подавшись корпусом вперед: так учили ее в школе. С каждой секундой лыжи ускоряли бег, рвались, словно бешеные, вперед, хотелось умерить их прыть, притормозить, но Лада не знала, как это сделать. И она отдала себя во власть стихии: куда вынесут.
Морозный ветер слепил глаза, свистел в ушах сигнальной сиреной. Вдруг что-то дрогнуло под ногами, закачалось, лыжи взметнулись в воздух, потеряли под собой опору, и в этот же миг какая-то сила швырнула Ладу в сторону, ударила о снег, затем подхватила, перевернула несколько раз и потом сразу покрыла покоем и тишиной. Только перед глазами все еще плыли голубые круги да половина сломанной лыжи бежала вниз, к реке.
С минуту Лада лежала без движения, словно хотела прийти в себя, понять, что произошло. Прежде всего - она жива. И от сознания этого ей стало отрадно. Но тут возник вопрос: как быть со сломанной лыжей? За нее надо платить. А денег у Лады нет. Это была пустяковая неприятность. Но чем упорней о ней думала Лада, тем все больше она увеличивалась, росла, пока не достигла размеров грандиозного скандала, который обязательно должен был докатиться до родителей, школы и комсомольской организации. Можно, конечно, за помощью обратиться к Диме. У него наверняка есть деньги. Но его просить об этом она ни за что не станет. И даже если он сам предложит, она все равно откажется. Пусть знает, что у нее есть гордость и человеческое достоинство. Лучше уж попросить взаймы у Юлии Законниковой и у Тань. Они выручат. Им Лада вернет в Москве, возьмет у дедушки, он не откажет, поймет ее… А впрочем, что в этом особенного? Разве редко ломаются лыжи? Почему бы не сказать об этом родителям? Они знают, что она поехала на турбазу. Чего же ей паниковать? Вот дура-то: ни с того ни с сего - в панику.
Лада попыталась подняться. И не смогла. Нестерпимо болела нога, так болела, что хотелось кричать. А может, полежать еще немного, и все пройдет? Прошла минута, три, пять. Боль не утихала и не позволяла ей подняться. Становилось холоднее, густая поземка била ей прямо в лицо мелкой обжигающей крупой. А вокруг белое безмолвие. И неоткуда ждать помощи. Может, надо ползти на турбазу? Тут недалеко, километра три, не больше. Вряд ли с больной ногой доползешь. Легче добраться до шоссе, что за рекой. До него метров пятьсот.
Она попробовала подняться на руках и провалилась в снег, ощутив острую боль в левой ноге. Наверное, лыжи мешают ей ползти, решила она. Преодолевая боль, Лада с трудом сняла лыжи, отбросила палки и не поползла, а покатилась под гору.
Он возник перед ней неожиданно, огромный, весь в черном. Только шарф ярко-красный да глаза и зубы светились на смуглом лице. Она узнала его сразу. Это был тот, вчерашний, которому Дима показывал свое превосходство. Парень с теплый участием забеспокоился:
- Жива?
Ладе было неловко перед ним. Парень узнал ее, хотя она этого и не хотела. И когда Лада сказала ему, что болит нога, он тотчас спросил:
- А что же тот, с ошейником? С другими сбежал. - Последняя фраза прозвучала утвердительно, потому что сегодня он видел Диму с девушками. - Ничего, бывает и хуже.
Лада так и не поняла, о ком это было сказано: то ли о Диме, который "с другими сбежал", то ли о ней, незадачливой лыжнице.
Проваливаясь по колено в снег, парень понес ее к грузовику. Ей было больно, но она, закусив губу, терпела. "Какой хороший, какой человек!" - мысленно восторгалась Лада юношей, пришедшим ей на помощь в трудную минуту.
- Вам, наверно, тяжело? Вы устали, отдохните, - волновалась она.
- Чего там, ты легкая, - ответил парень, и его потное, обветренное лицо расплылось в улыбке.
Невольно захотелось сравнить этого паренька с Димой. Лада всячески противилась искушению, будто речь шла о таких абсолютно несравнимых вещах, как водопад и персик. Расставаясь с ней в больнице, парень сказал:
- Желаю долго не залеживаться.
И вот бывает же такое: Лада забыла спросить его имя.
На другой день после завтрака Ладу навестили Юля Законникова и обе Тани, принесли ей апельсинов. Девушки были недолго, расспросили, как все произошло, посоветовали не переживать, поскольку это простой вывих и ушиб. До свадьбы, мол, заживет. Таня Зеленая оставила свой домашний телефон и просила звонить. (У остальных, в том числе и у Лады, телефона дома не было.) Договорились, что Юля поговорит с директором, чтобы он не подымал шум и не тревожил зря родителей. Тем более, что врачи обещали через несколько дней выписать Ладу.
В палате было еще четверо больных, но все ходячие. Ладе не хотелось завязывать с ними знакомство. Она решила поразмышлять наедине с собой. И удивительное дело, Лада поймала себя на мысли, что думает не о пареньке, который привез ее в больницу, а о Диме и совсем не осуждает его. Конечно, приход в больницу трех малознакомых девушек растрогал Ладу. Но в то же время возбудил в ней новое желание: пришел бы сюда Дима. Как бы она была рада, даже счастлива и ни в чем бы не упрекнула его. Все простила. Что именно - Лада еще отчетливо не представляла себе. А чем же все-таки провинился перед ней Дима? И незаметно от наступления она перешла к обороне, внушив себе мысль, что не Дима, самый порядочный из всех ее знакомых мальчиков, виноват в случившемся, а она сама.
Няня, вошедшая с букетом комнатных роз, прервала ее мысли. Это был даже не букет, а всего лишь два небольших распустившихся бутона: один ярко-розовый, другой бледно-розовый. Подавая Ладе цветы, она сказала:
- От парня, Димой звать.
- Он здесь? - всполошилась Лада, готовая выпрыгнуть из постели. Лицо ее запылало, да так, что и старушка заулыбалась от радости.
- Ушел. Велел передать цветы и привет.
- Как ушел? - Лада так и замерла с раскрытым маленьким ртом.
- Вот так. Велел передать. Может, постеснялся беспокоить, - добавила няня, стараясь смягчить неожиданное огорчение.
- И записки никакой не оставил? - допытывалась Лада. Ей не верилось: как он мог уйти и не оставить записки. Хоть бы два слова.
- Какую тебе еще записку? Розы зимой лучше всякой записки, милка. А что толку в записке? Слова одни. А энти, цветы-то, они больше скажут, чем слова. Лучше всяких слов, считай.
Лада благодарно улыбнулась нянечке и понюхала цветы. Они благоухали совсем как выращенные под открытым небом. Пожалуй, даже тоньше, нежней был их аромат. "Да, няня права, - утешала себя Лада. - Розы в январе красноречивей всяких слов и записок. И где только он их раздобыл, этот славный Дима?" Лада, разумеется, не знала, что розы ему достались довольно легко: он зашел в библиотеку и тайком срезал в вазоне два едва распустившихся бутона.
Не успела Лада насладиться подарком Димы, как та же нянечка сообщила, что к ней снова пришли два парня. "Дима с приятелем. Один не решился", - мелькнуло в голове у Лады. Но, увы, пришел ее старший брат Коля с заводским дружком Романом Архиповым. Лада растерялась, лицо ее побледнело, сделалось серым. "Значит, директор все передал родителям", - испуганно подумала Лада.
- Вы получили телеграмму?
- А ты разве посылала? - спросил Коля и пододвинул Роману Архипову табуретку, жестом предлагая сесть. Сам же он примостился на краю Ладиной койки.
- Нет. Директор, наверное, послал? - сказала Лада и недоуменно взглянула на Архипова.
- Это Роман, комсомол наш, - представил Коля. И хотя ребята знали, что Лада второй день в больнице, брат все же спросил: - Ты давно здесь?
Но ее мысли были заняты другим, поэтому она не обратила внимания на вопрос.
- Так кто же вам сообщил? - допытывалась она.
- Наташа, - сказал Коля. - Девочка из твоего класса.
- Наташа Ермолова? - Лада вспыхнула. - А она откуда узнала?
- В том-то и дело, что не знала, - негромко сказал Коля и искоса взглянул на больных, присутствовавших в палате. Неудобно было при посторонних говорить о сугубо личном. - Вообще, Ладочка, заварила ты кашу. Не знаю, как будешь расхлебывать.
- Ну, хорошо, хорошо, как-нибудь расхлебаю, рассказывай, что Наташа? - поторопила его Лада.
