Евгений Дубровин - Оранжевая электричка
– Обложила со всех сторон, зараза такая, – сказал он. – Но черта лысого! Без боя я не сдамся! Пусть хоть лопнет! Поехали в лес тренироваться по деревьям лазить. Не бойся! Это приказ!
До леса они не добрались. Набрали вина и застряли в квартире Коньшина. Завлаб скоро захмелел, разделся до трусов, напялил пробковый шлем и стал завидовать Коньшину.
– Живешь, как африканский вождь, – ныл он. – Делаешь что хочешь. Захотел – в трусах ходишь, захотел – фрак надел, и ни одна тебе зараза ничего не скажет. А у меня каждый день под контролем. Даже газету выйти купить – целая проблема… Ты должен одеться соответствующим образом, «чтобы перед людьми не стыдно было», потом должен пройти таможенный досмотр, зараза такая, больше десяти копеек брать нельзя, телефонов при себе никаких не иметь. Придя домой ты должен дыхнуть и отчитаться за десять копеек. Причем подо все это подведена теоретическая основа. Мужчина, дескать, не должен иметь «личные» деньги, ибо они неизменно ведут к «разврату личности»… Кроме того, мужчина все свое свободное время должен отдавать семье. Вот я, как идиот, сижу или дома, или в гостях у Папаши… А этот Папаша ее – зараза, каких поискать. Ему уже давно надо в лучший мир перебираться, а он все о власти и почестях думает. Прямо-таки помешался на власти и почестях. Работает директором, а все мечты его, зараза, в министерстве. И дочка, зараза, вовсю взялась плести паутину. Вот сидят все вечера и плетут, плетут, заразы такие. Папаша и дочка, паук и паучиха, заразы такие. На мне они свои теории проверяют. Сядут, заразы, чай пить, лакают сами чай, а меня заставляют что-нибудь изображать, кого они опутать хотят. Игра у них, зараз, такая. Вопросы мне задают, капканы ставят, а я из этих капканов выбираться должен. Вот такие у нас игры, холостяк. Ловко ты меня обошел, холостяк, с этой женитьбой.
– Я тебя не обходил.
– Брось… хитрый ты, зараза… Подсунул мне эту Рыжую… Усек сразу, что к чему, и подсунул. Ведь усек? Признайся.
– Ну… усек.
– Вот видишь! – обрадовался Димка. – Подлый ты человек, холостяк. Подсунул другу заразу.
– Во-первых, ты мне никогда другом не был, во-вторых, ты сам стремился к этому.
Завлаб сник.
– Стремился… Это верно… Стремился, идиот такой… Променял волю на золотую клетку… Ладно, сегодня и я холостяк, сегодня развлекай меня…
Этот день они провели отлично. Пили шампанское в кафе, ходили смотреть замороженной рыбе в глаза, познакомились с девушками, угощали их мороженым, опять пили шампанское, потом в сквере начали готовиться к поездке в Африку, но лиан не было, а ветки деревьев не выдерживали тяжести их тел, откуда-то взялась милиция, и пришлось срочно убегать назад в квартиру, бросив девушек.
Включили телевизор, пожарили яичницу с салом. Завлаб вдруг начал мрачнеть, а когда Петр Кириллович открыл окно и комната заполнилась майской сыростью – холодно запахло белой сиренью, петуньей и донеслось из сквера пение соловья, – совсем сделался угрюмым.
– Слушай, – сказал он. – Давай меняться. Езжай к Рыжей, женись на ней, а я останусь здесь… И должность мою, заразу, забирай себе…
– Чужих жен и должностей не отбиваем, – сказал Петр Кириллович.
– Так я сам отдаю их, зараз, чудак.
– Нет уж, спасибо.
– Нет, правда, возьми.
– И не подумаю.
– Ты же ей нравишься, холостяк. Честно. Однажды она даже твое имя во сне назвала. Не веришь? Я ей наутро скандал закатил. Понарошку, конечно… Ругаюсь, а в душе смеюсь. Вот бы, думаю, здорово было, если бы, зараза, она за Коньшина замуж вышла. А должность завлаба для тебя им с Папашей, заразам таким, раз плюнуть сплести. В общем, я отсюда, холостяк, никуда не поеду.
Разговор, конечно, шел в шутку, они здорово были навеселе, во всяком случае Коньшин вел его в шутку, поэтому для него все дальнейшее получилось очень неожиданно.
Петр Кириллович стоял в прихожей и набирал номер телефона одной своей знакомой, как вдруг из кухни выскочил завлаб, обежал вокруг своего заместителя, открыл наружную дверь и ударом плеча вышиб Коньшина на лестничную клетку.
Щелкнул замок. Сверху упал кусок штукатурки. Стало тихо.
Петр Кириллович стоял на лестничной клетке в банном халате и тапках на босу ногу. Он ничего не понимал. Потом до его сознания стал доходить коварный замысел начальника. Димка захватил его собственную квартиру, чтобы толкнуть в объятия Рыжей Доцентши. Ах, негодяй!
Петр Кириллович разбежался и ударил плечом дверь. Никакого результата. Два замка держали дверь прочно.
– Эй! – крикнул Коньшин. – Эй, открой! Слышь, кому говорю!
Ни звука. Петр Кириллович из всех сил забарабанил кулаками:
– Открой! Пошутили – и хватит!
У соседей, кажется, заскрипели половицы. Наверно, кто-то смотрел в глазок. Если появятся соседи, трудно будет объяснить ситуацию. Неожиданная мысль пришла Петру Кирилловичу. Он сунул руку в карман халата, вытащил кучку мелочи: как-то расплачивался за телеграмму наложенным платежом от неизвестного человека, захотевшего переночевать у Коньшина, да так и оставил в халате сдачу. К счастью, там было несколько двушек.
Петр Кириллович, бормоча ругательства в адрес своего начальника, пошлепал к автомату на углу и набрал свой номер. Завлаб тотчас же взял трубку.
– Алле! – сказал он уверенно, словно из своей квартиры. – Коньшин слушает.
Петр даже растерялся. Ну и наглость!
– Слушай, хватит валять дурака. Я замерз.
– А… это ты? Не уехал еще?
– Кончай, мне спать хочется.
– Езжай ко мне домой и спи. А я теперь Коньшин Петр Кириллович. У меня и паспорт есть… В столе нашел… Завтра карточку переклею, и ни одна зараза не придирется…
– Слушай, надоело…
– Я тебе серьезно. Привет супруженции и Папаше.
– Дмитрий Юрьевич…
– Я не Дмитрий Юрьевич. Я Петр Кириллович. Коньшин Петр Кириллович. Все. Не мешайте мне спать. Завтра рано вставать.
Щелчок. Гудки. Петр Кириллович вышел на улицу, глянул на свои окна. Ах, черт возьми! Ну и дела! Третий этаж. Ни сверху, ни снизу не достанешь. Вдруг в его квартире погас свет. Все. Завалился спать. Теперь не поднимешь никакими силами. Коньшин уныло стоял около телефонной будки. Что же делать… Не обращаться же в милицию… Будут ломать дверь… Скандал… Спать в сквере, на скамейке?.. Обязательно заберут… Подозрительная личность… В халате, тапках… Попроситься к соседям? Стыдно… Куда ни крути, а придется звонить Рыжей Доцентше. Коньшин помнил домашний номер своего начальника.
Доцентша сразу взяла трубку, словно ждала звонка.
– Это я, Коньшин, – сказал Петр Кириллович. – Мы тут немного выпили с вашим мужем… Он шутку такую пошутил… Закрылся в моей квартире и завалился спать… А я на улице… Вот не знаю, что делать…
Полминуты трубка молчала.
– Ах, паразиты… – послышалось в трубке. – Я так и знала, что насосались… Симпозиум… Ну я покажу вам симпозиум… Будить его бесполезно… Теперь станет дрыхнуть до полудня… Езжайте ко мне. Возьмите такси.
– Я в банном халате… и тапках на босу ногу… И денег нет…
Короткое раздумье. Потом решительный голос:
– Хорошо. Скажите мне адрес. Я сейчас приеду.
Коньшин назвал улицу и дом, объяснив, как лучше ехать.
Через полчаса напротив остановилось такси. Рыжая Доцентша вышла решительно из такси, в руках у нее был целлофановый мешок.
– Вот, – сказала она, даже не поздоровавшись. – Это костюм. Переоденьтесь в подъезде, и едем ко мне.
Коньшин взял мешок, зашел в подъезд и переоделся в завлабовский костюм, рубашку, галстук, носки и ботинки. Костюм оказался тесноват, ботинки велики, галстук не доставал до живота, не хватало какой-нибудь нелепой шляпы, чтобы окончательно превратиться в клоуна.
Петр Кириллович сложил у своего порога халат, тапки и вышел па улицу. Доцентша курила сигарету, прислонившись к капоту такси. Увидев Коньшина, она глубоко затянулась и бросила сигарету в урну.
– Поехали.
– Я не поеду.
– Почему?
– Так… Я лучше посижу в сквере. До утра… А потом подстерегу его у дверей. Как только он откроет дверь, я ногу вставлю…
– Но всю ночь…
– Ничего… Я терпеливый.
– Езжайте, – сказала Доцентша шоферу. Она открыла сумочку и сунула в окошко купюру: – Спасибо.
Машина рявкнула и унеслась. На повороте она подмигнула зеленым глазом.
– Посидим в сквере, – в голосе Доцентши был почти приказ.
Они перешли через дорогу, немного прошли по дорожке и, не сговариваясь, сели на скамейку под огромным цветущим кустом сирени.
– Да, пожалуй, вы правильно сделали, что не поехали, – сказала Доцентша. – Иначе могла произойти какая-нибудь глупость. Не терплю глупостей и неожиданностей. Все должно быть заранее предусмотрено и обговорено. Как вы считаете?
– У меня другой характер. Я, наоборот, люблю, случай, неопределенность, приключение…
– Издержки холостяцкой жизни.
– Нет… От рождения.
Доцентша закурила, протянула пачку Коньшину:
