Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
Река повернула; теперь лодка неслась навстречу солнцу, стоявшему над балкой.
— В прошлом году сеяли что-нибудь? — спросил Арсей.
— Самую малость, — сказал Недочет. — Просо, гречку… Под зиму пшеничку побросали… Сельсовет помог, через соседские колхозы «Знамя труда» и «Борьба».
Арсей легонько подталкивал лодку веслами.
— А как настроение у народа?
— Что ж настроение? Настроение боевое — люди-то советские. Ждут весну не дождутся. Работать будут во все руки: изголодались по настоящей работе. Только бы руководителя хорошего.
— А кто сейчас председатель?
— Временно Терентий Толкунов ходит, — сказал Недочет. — А был Прожогин, Сергей Маркович, с краю третья хата, помнишь? Зиму он ходил. А неделю назад на курсы уехал. Так что теперь Терентий Толкунов обязанности исполняет.
Арсей давно хотел спросить о родных, но не решался. Он смутно догадывался, что произошло что-то неладное, — не случайно Недочет умалчивал о его семье. Наконец, решившись, Арсей тихо проговорил:
— Ну, а мои как там? Матка? Сестренка? Как они там — живы, здоровы?
Недочет закряхтел и, чтобы скрыть охватившее его волнение, снова достал табакерку.
— Матка, славу богу, жива и здорова, — начал он осторожно. — Похудела, конечно, постарела. Да и то — пять лет войны, шутка сказать! Извелась… Ну, да, слава богу, что голова уцелела. — Он глянул в лицо Арсея и быстро отвернулся. — Тихон письмо прислал, «катюшей» командует. Лейтенанта дали. Ордена, понятно, имеются.
— Где он?
— В Германии, где-то под Берлином. — Старик собрал бороду в кулак, подергал ее, кашлянул. — Ну, Максим так без вести и пропал. В самом начале войны…
— Это я знаю, — хмуро сдвинул брови Арсей.
— Может, бог даст, объявится. Всяко бывает… — Недочет немного помолчал, потом продолжал снова: — Дуняша, супруга Максима, с матерью твоей живет. Ежели б не она, матке твоей одной худо было бы.
— Одной? — спросил Арсей. — А Таня?
Недочет понял, что проговорился, тяжело вздохнул и спрятал табакерку.
— Немцы перед своим отступлением, — начал он, — отобрали десять самых здоровых и самых красивых девчат и приказали им ехать в Германию. Все десять отказались. А пуще всех твоя сестричка противилась.
— Таня?
— Таня… Она была подпольным руководителем. И, как полагается, девчата последовали ее примеру — наотрез отказались покинуть родину. «Умрем, — говорят, — на родной земле, а в Неметчину не поедем…» Немцы заперли их в клубе и подожгли. Люди слыхали голос Тани: «Прощайте, товарищи! За нами — свобода!» А потом немцы запалили всю деревню…
Арсей машинально перебирал веслами. Перед глазами, как живая, стояла Таня, любимая сестренка. Он видел ее тонкие руки, худые плечи, большие глаза, полные слез… Ей пришлось остаться в селе: таков был приказ райкома партии. Это было давно. С той поры Арсей не бывал дома и не виделся ни с сестрой, ни с матерью. За все время партизанской жизни Арсей только один раз через партизана-разведчика получил от сестры записку. Таня писала, что жить тяжело, что смерть каждую минуту готова опустить на них руку, но что они не разучились говорить по-русски и иногда поют песни. Арсей понимал, что означают эти слова, и очень боялся и за сестру-комсомолку и за мать-старуху.
— И вот уже в последние дни неволи, — продолжал старик после тягостного молчания, — погибли они, наши девушки… Но погибли стойко, как настоящие советские люди.
— Кто же был вместе с Таней?
Недочет назвал всех девушек. Арсей помнил их не только по именам. Это было младшее поколение — Арсей знал их еще девочками. Одна за другой проходили они в его памяти: юные, веселые школьницы. Они выросли, закалились в суровом подполье и погибли, не сдавшись врагу, достойные дочери великой советской родины.
Долго плыли молча. Мимо пробегали речные островки, кусты бесцветной прошлогодней осоки, мелькали бойкие ручьи, несущие с полей в реку мутную полую воду. Высоко в чистом небе длинными косяками пролетали на север журавли.
Но вот река повернула вправо.
У подножья Белых гор открылся беспорядочно застроенный выгон.
— Арсей Васильич! — позвал Недочет. — Подъезжаем…
Арсей поднял голову. На левом берегу реки он увидел большой табор, окутанный синеватым дымом костров. Направо, за тополями, раньше была деревня. Арсей смотрел туда, со смутной надеждой ожидая, что вот мелькнет между деревьями белая стена хаты или серая камышовая крыша, и ветер донесет с берега лай собачонки и горьковатый, но приятный запах кизячного дыма.
2
Иван Иванович Недочет и Арсей Быланин хорошо знали друг друга: так в селе каждый знает всех и все — каждого. Еще в давние годы, когда Арсей Быланин был подростком, случай сблизил их и положил начало большой взаимной привязанности.
У Недочета был сад — несколько яблонь. Крупные антоновки держались долго, до первых заморозков, и дразнили ребятишек. Но забраться в сад было делом нелегким: Недочет зорко охранял плоды. Однако ребята терпеливо ждали. И случай представился.
Однажды Недочета позвали к кому-то на свадьбу. Четверка смельчаков, возглавляемая Арсеем, не замедлила воспользоваться отсутствием хозяина; ребята огородами проникли на усадьбу Недочета. Арсей забрался на высокую яблоню и несколько раз с силой тряхнул ветви. Он уже готов был соскочить к товарищам, которые дружно подбирали яблоки и прятали их за пазухи, как внезапно раздался грозный окрик Недочета:
— Ах вы, щенята! Ах вы, подлецы!.. Сейчас я вам кости посчитаю!
Арсей прижался к стволу ни жив ни мертв. Он видел, ребята рассыпались кто куда, и позавидовал им. Положение было безвыходным. «Сидеть до конца», — решил он и стал ждать. Сердце билось так сильно, что рука невольно тянулась к груди — придержать, заглушить, чтоб не выдало.
Недочет не погнался за ребятами. Посвистев, поулюлюкав, он собрал яблоки с земли и, усевшись на бревно, достал табакерку. Он был немного пьян, и, может быть, потому ребячий налет не очень рассердил его.
— Забодай вас рогами, чертенята! — беззлобно ругался он, нюхая табак. — И до
