Давид Константиновский - Есть ли у человека корень
— Заслуги! Да я лучше тебя знаю его заслуги. Думаешь, не знаю?
— Думаю, что знаете.
— Ну, хорошо. — Сидоров опять взглянул на часы. — Ничего хорошего. А что ты, собственно, о себе самом думаешь? Так и просидишь всю жизнь в замах? Иди, не отнимай времени. Возглавишь отдел. Ну, всего. Поздравляю. Желаю. Ступай.
— Нет, — сказал Иванов.
— Как это — нет? Петрова положено снять. Кого назначить? Конечно, тебя. А для тебя это, наконец-то, возможность получить отдел. Радуйся! А старик поймет. И не думай ни о чем.
— Нет, — сказал Иванов.
Сидоров стукнул кулаком по столу. Затем сиял часы с руки и убрал их в ящик:
— Ладно, выкладывай.
— Вы знаете, — сказал Иванов, — от меня ушла жена. А тут вот мне повезло получить сына на зимние каникулы. Он нашел на улице какую-то палку и посадил ее в цветочный горшок. И уверяет меня, что она растет. Однажды я купал сына и пытался объяснить ему, что палка вырасти не может, так как у нее нет корня. У всех деревьев, у всех цветов корень есть, и они растут, а у палки нет корня, поэтому она вырасти не может. И тут вдруг он вздыхает и спрашивает меня, есть ли корень у человека. Я, конечно, сразу сказал, что нет у человека корня. Ну, а потом и говорю — есть. Дерево через корень питается, и человек тоже ест и пьет. А сын и говорит — значит, у человека корень в животе? Я спохватился и говорю — наверное, в сердце, оно самое главное. Подумал и говорю — а может, это родители, или вообще люди, которые нас растили, нам помогали. И родина. И дети. Вообще те, кому мы помогаем, о ком заботимся.
— Иди, — сказал Сидоров.
Прошло еще дня два… Главный медлил с решением. Потом вызвал Петрова. Когда старик вошел, главный спрятал часы в ящик стола.
— Что, желтолицый брат мой?
— Ничего, — ответил Петров, складываясь на стуле в обычную свою деревянную позу. — Зачем звал? Снимать будешь?
— Положено снять.
— Вот и снимай.
— Слушай, а может это самое… Ну, объяснительную напишешь, а мы с комиссией разберем, учтем. Глядишь, и обойдется. А?
— Вина моя, и хитрить я не собираюсь. Надо снять — снимай. Не мямли. К чертям собачьим! Кого собираешься назначить?
— Иванова.
— Правильно. Говорил с ним?
— Говорил.
— Действуй. Я пойду.
— Погоди, — сказал Сидоров и заглянул в ящик стола.
— Что у тебя там?
— Да часы! Слушай, ты останешься начальником отдела.
— Это как же так?
— А вот так. Мое решение.
— Твое решение? Ну, а твой разговор с Ивановым?
— Он отказался.
— Врешь!
— Зачем я буду тебе врать?
— Э, ребята! — Старик был озадачен. — Что-то я не пойму ни тебя, ни Иванова…
— Слушай, — сказал главный, доставая часы из ящика.. — Ты знаешь, конечно, что у всех деревьев, в принципе, есть корни.
— Ты это серьезно?
— Не перебивай. Так вот, корни. И у цветов тоже.
— Неужели?
— Не перебивай, тебе говорят. Так вот, представь себе, маленький мальчик находит какую-то щепку, полено, дубину, я не знаю что, и втыкает в цветочный горшок. Ясно? Не перебивай, перехожу к следующему моменту. Отец, понятное дело, говорит ему, что бревно расти не будет, потому что у этой палки корня нет. У всех, я тебе говорил, есть, а тут вот нет. Слушай. Мальчик спрашивает — а у человека корень есть? Отец, понятное дело, отвечает, что у человека корня нет.
— Этот отец сам дубина.
— Не перебивай. Потом в этой дубине, в отце, что-то начинает шевелиться, и он говорит, что корень все-таки есть. Дерево пьет — и человек пьет. Воду, он имел в виду. Сын говорит — понятно, значит, корень в животе. Отец спохватился и говорит — нет, скорее в сердце. Да, в сердце, говорит, а еще в родителях и в разных людях, которые нас растили и о нас заботились, а еще родина, и еще наши дети, и люди, которым мы помогаем и которых растим. Ну, так что, есть у человека корень?
Петров сидел, прикрыв глаза. Сидоров принялся надевать часы на руку.
— Да… — произнес, наконец, Петров. — Откуда это у тебя?
— Что, часы?
— Нет, эта история.
— Да так, знаешь… Взгляни в окно, пожалуйста, тебе должно быть видно: пришла машина? Ну, пора. Выйдем вместе…
Еще день или два никто не знал, чем все это кончится. Уже настало тридцать первое. Новый год был у нас на уме, когда старик позвал к себе Иванова.
— Был я у главного, — начал старик. — Мне, сам понимаешь, дела нет до того, что вы там с ним пытались решать. У меня свое решение, и вот какое.
Иванов сидел на стуле посреди тесного кабинета, а Петров делал круги, расхаживая вдоль стен.
— Я, понимаешь, вынужден опять слечь. Говорят, месяца на четыре. И хочу воспользоваться этим предлогом, чтобы начальником отдела сделать тебя.
Иванов опустил голову, а Петров засунул руки в карманы.
— Нет, — сказал Иванов, — Возвращайтесь, и все.
— Помолчи. Я тут тебя придерживал, ты это знаешь. Мне казалось, это было нужно. А теперь не кажется.
— Поправляйтесь, — сказал Иванов. — Поправляйтесь, мы вас будем ждать. Как всегда.
— Что я буду делать в ближайшие полгода, мне ясно. А потом — видно будет. Прошу тебя, не задерживай. У меня всего несколько дней. Принимай отдел. И кончим этот разговор, надоело.
— Не понимаю, — сказал Иванов. — Как хотите, я не понимаю.
— Ладно, я тебе объясню. — Старик остановился позади Иванова и положил руку ему на плечо. — У одного человека рос сын. Маленький. Однажды он нашел палочку и решил посадить ее в землю, чтобы она выросла. Отец сказал ему, что палочка не вырастет, ведь у нее нет корня. У деревьев, у цветов, у всего, что растет, есть корень. Обязательно должен быть. Мальчик спросил отца: а у человека есть корень? Отец, не подумав, ответил, что нет у человека корня. А потом сказал, что есть, наверное, и у человека свой корень — водичку пить, как дерево ее из земли пьет. Маленький сын сказал отцу, что корень у человека, значит, в животе. Отец задумался. А подумав, сказал своему сыну, что корень у человека наверняка в сердце. И еще — в родителях. И во всех, кто нас растит и помогает нам. В родине. В наших детях. В тех, о ком мы заботимся и кого растим.
Петров убрал руку.
— Ну, ладно… — вздохнул он. — Ты елку-то парню сделал?
