Евгений Дубровин - Марсианка
Она так и простояла рядом всю дорогу, касаясь коленками его коленей.
От нее пахло духами, грибным дождем и хорошо приготовленным кофе (уж в этом деле Олег знал толк!). Он незаметно рассматривал девушку. Обыкновенная модная девчонка, из «скороспелок», что уже в седьмом классе начинают носить короткие платья, капроновые чулки со «стрелкой», подкрашивать губы и писать загадочные письма популярным артистам. Если бы не лицо… Только вблизи он заметил, какое у нее лицо… Он уже где-то видел его.
До самой конечной остановки Олег напрягал память, но не мог вспомнить, где видел это лицо.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Товарищ Куликова, что вы можете сказать о своем квартиранте Олеге Гусеве?
К. И. КУЛИКОВА:
– Тьфу! Нет у меня больше квартиранта! Не поминайте про ево! Выгнала я вашего Олега! Вещи в кладовке заперты!
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Почему вы его выгнали?
К. И. КУЛИКОВА:
– А потому, что он моралист. Верите, товарищ сыщик, мы к нему как к сыну родному относились…
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Я не сыщик, а работник уголовного розыска.
К. И. КУЛИКОВА:
– Извиняюсь… Пятнадцать рубликов всего брали за такую комнату. Не верите, пройдите, полюбуйтесь, не комната, а конфетка. И за стол с собой сажали, будто своего, ни копеечки не брали. Гусем угощали, а он, гусь-то, нынче на рынке попробуй укупи. Полы мыла, рубахи его паршивые стирала, а он наплювал мне в очи за мою доброту. Водку глыгал да девок ночевать приводил. А у нас дочь взрослая в доме. На таксах прямо к нему девки приезжали. Пьяные – в дрызину. Опять же мне забота – молоком их отпаивать, словно прынцесс каких. Сердце у меня доброе, товарищ уголовник, другая давно бы распоперла… тудыт его и обратно…
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Были ли у вашего квартиранта товарищи?
К. И. КУЛИКОВА:
– Девки прямо на таксах к нему приезжали. До утра с ними в комнате хороводился. А у меня дочь на выданье, товарищ уголовник. Дома ни одно воскресенье не сидел. Как развиднеется, так он шасть – и является ночью, пьяный.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Вы не помните по именам тех, кто к нему приезжал?
К. И. КУЛИКОВА:
– Еще не хватало, чтобы всех б… я запоминала.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Не приносил ли Гусев домой чужих вещей, каких-либо ценностей?
К. И. КУЛИКОВА:
– Приносил. Кохту я у него раз бабью подглядела да бусы. Деньжищ у него, товарищ уголовник, было видимо-невидимо. Во всех карманах напихано. Пиво прямо ящиками домой волок.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Я не уголовник, а работник уголовного розыска. Сколько Гусев уже не был дома?
К. И. КУЛИКОВА:
– Просим прощения по своей темноте. Со вчерашнего утра шастает.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Не заметили ли вы в его поведении в последнее время чего-нибудь необычного?
К. И. КУЛИКОВА:
– Еще больше глыгал, чем всегда. К моей Натке подкатывался, да вовремя по рукам дали.
СЛЕДОВАТЕЛЬ:
– Как вы считаете, мог Олег Гусев совершить преступление? Например, убить человека?
К. И. КУЛИКОВА:
– Допрыгался, субчик! Мог, товарищ… как вас там. От него всего ожидается… Он уж однова убил… Мальца мово убил…
Перепелка во ржи
Едва Олег вошел в КБ, началась гроза. На улице будто ворочали, мяли, гнули огромные листы железа. Ливень бешено захлестал в окна. Казалось, что снаружи кто-то злой и упрямый направил в рамы струю из пожарного шланга.
В помещении стало сыро, пасмурно. Конструкторы ходили, шаркая ногами, разговаривали вполголоса и сморкались, словно вдруг наступила осень и они все подцепили насморк.
Мама Зина, бледная, смотрела на полыхающие синим пламенем окна, украдкой крестилась и говорила, что в грозе ничего сверхъестественного нет.
Сегодня надо было сдавать чертеж на проверку, но Олег никак не мог сосредоточиться. В руках была вялость, мысли разбегались, в голову лезла разная чепуха.
Ливень хлестал в окна, снизу, через пол, пробивался легкий гул работающих машин. Сегодня в КБ особенно уютно. И этот неожиданный дождь, и выскобленные до желтизны мамой Зиной полы. И сама мама Зина, полная, в старинных черепаховых очках, совсем не похожая на уборщицу, читавшая в уголке на высоком табурете газету и зорко, поверх стекол, следившая, не бросит ли кто бумажку на пол.
Олег полез в карман за резинкой и наткнулся на металлический рубль. Интересный случай все-таки. Девушка взяла ему билет. Красивая девушка. Из тех, что обычно скользят по нему безразличными взглядами. Девушка со странным, словно подсвеченным голубым светом изнутри лицом. Как на картинках в фантастической книге.
И как только Олег подумал о фантастической книге, сразу же вспомнил, где он видел голубую девушку. Это было далекое детское приключение, его первая любовь.
Дождь все шел, но в раме окна уже возился первый солнечный зайчик, мокрый, храбрый, деловито лизал свою желтую шубку.
– Гусев, дай циркуль, ты все равно не чертишь.
– Я черчу…
…Впервые они встретились на базаре. Олег пробирался сквозь толпу, жадно вдыхая воздух, пахнущий тающим снегом, свежевыпеченным хлебом, навозом, лошадиной мочой, – всем тем, чем пахнут базары в райцентре поздней зимой.
Это был базар послевоенных голодных лет. Низко ревели линючие тощие коровы, кудахтали куры, тоскливо выглядывая из клеток на дымящийся под морозцем лошадиный помет, пронзительно кричали продавцы морса. Молчаливые щетинистые люди в шинелях торговали заграничными диковинками: зажигалками, женскими чулками, порнографическими открытками, добротными немецкими планшетами на подметки.
Это был базар загадочный, так как на нем продавались самые неожиданные вещи. Базар тревожный: недавно объявили амнистию уголовникам, и те «кодлами» двигались на юг к Одессе-маме и Ростову-папе, проводя дни на базарах, а ночи – в темных привокзальных улицах.
Голоса животных и крики людей свивались в толстый жгут, который далеко хлестал над обычно тихим райцентром.
Внимание Олега привлек веселый крик:
– Кому девку? Продаю девку! Всего триста! Задарма отдаю! Не девка, а малина с сахаром! Себе бы оставил, да жена ревнует!
Торговца живым товаром плотно закрывала толпа. Протиснувшись, Олег увидел разбитного малого в блатной кепке, который, дурачась, качал на руках небольшую писанную маслом картину. Люди разглядывали товар, смеялись, острили, но картину никто не брал.
На переднем плане холста был изображен фантастический лес. Желтые лианы обвивали геометрически правильные деревья. По красным цветам порхали огромные черные бабочки. Солнце в этом удивительном мире было голубого цвета, а небо песочного.
Из кустов на лужайку выходила девушка с белым-белым до голубизны лицом. Казалось, оно светится изнутри. Необычным, каким-то двойным был и взгляд девушки: в упор на зрителя и в то же время в небо.
В кармане Олега лежало пятьдесят рублей. Он проглотил слюну и спросил парня в блатной кепке:
– А за пятьдесят?
Но «работорговец» даже не удостоил его ответом.
До самого вечера кружил Олег вокруг продавца картины. Когда парень стал уходить, Олег сделал еще одну попытку купить картину, но владелец весело обругал его:
– Вали, вали, малец! Мал еще на девок заглядываться.
Парень в блатной кепке больше не появился на базаре. Наверно, он продавал картину уже в Ростове или Одессе.
Эта девушка стала сниться Олегу. Каждый раз почти одинаково. Она выходила из-за красных деревьев, осторожно и в то же время доверчиво клала ему руки на плечи и заглядывала в глаза. Олег просыпался и долго не мог заснуть, пытаясь унять колотившееся сердце. Однажды Олег даже расплакался в сарае на старой деревянной кровати – так хотелось ему встретить девушку с картины…
– Гусев, ты дашь циркуль?
– Я черчу.
…Тем же летом Олег увидел голубую девушку живой. На каникулах после седьмого класса он работал почтальоном: помогал матери развозить почту по деревням.
Как-то в знойный полдень он катил на велосипеде среди цветущей ржи с тяжелой сумкой за плечами.
Было душно. Не шевелился ни один колосок. Солнце дрожало в полупрозрачном мареве. Противоположная сторона неба была тяжелой. Она была почти такой же, как и солнечная, – раскаленной до белизны, у горизонта подернутой окалиной, мутной, разве что немного потемней, но Олег почти физически чувствовал ее тяжесть, тысячетонную тяжесть июньского ливня. Казалось, все застыло в неустойчивом равновесии. Еще немного – и светлая сторона вместе с солнцем начнет скользить, все убыстряя и убыстряя свое движение, скроется за горизонтом, и над рожью засияют звезды.
Олег так засмотрелся вправо, что не заметил, как выскочил прямо на бетонированный арык. Эти арыки понастроил везде научно-исследовательский институт, занимавшийся искусственным орошением. Вода в неглубоких арыках была теплая, но иногда, в жаркий день, все же можно было освежиться в них.
