Станислав Мелешин - Золотаюшка
Владимир Ильич помолчал, рассматривая карту, проговорил:
— Так, так… — и заключил: — Без железа — большого хлеба у нас не будет. Да-с! Запомните, товарищи, без машин нам хлеба не видать!
Потом попросту задал вопрос, скорее сам себе, чем собеседникам: «Трудно будет? Да! Всегда будет трудно…»
Феликс Эдмундович вертел в руках и поглаживал свою пустую трубку, и Матвей посматривал то на нее, то на карту, то на Владимира Ильича, ожидал самого главного. Он крякнул для солидности, отгоняя острую тоску по куреву, у него тоже в бушлате молчала матросская трубка, ожидая огонечка, но курить в кабинете было строжайше запрещено.
Ленин обратился к Жемчужному:
— Матвей Иванович! Видите вот этот кружочек на Урале? Этот кружочек — Магнит-гора, наша государственная ценность, наша природная кладовая. Это железный нерв нашего государства! В ней — и сталь, и чугун, кои мы обязаны выдать крестьянству в виде машин. Для этого нам предстоит разработать гигантские запасы железной руды на Урале и каменного угля в Сибири, соединить Урал и Сибирь в единое целое — в народнохозяйственный комплекс.
Владимир Ильич подошел к стене вплотную и прочертил пальцем прямую по карте:
— Идея о создании урало-сибирского индустриального кольца воплотится в жизнь! Вот почему, товарищ Жемчужный, нам так нужна гора Магнитная как один из индустриальных бастионов на Урале. И вы должны в этой работе нам помочь. Кстати, я ведь вас хорошо помню по Смольному. Вы спрашивали моего совета по поводу атаки Зимнего дворца. Теперь же вам предстоит атака совсем другого рода…
Дзержинский погладил рукой бородку и кинул ободряющий взгляд в сторону Жемчужного: мол, слушай и запоминай. Матвей слушал и запоминал, следя за вождем, нервно шагавшим по кабинету. Ленин уже накинул пиджак на плечи и одной рукой рассекал воздух.
— Нам говорят теперь и предупреждают нас специалисты-неверы о том, что все это неосуществимо из-за дальности перевозок угля и руды, что Урал в данной проблеме- — как потребитель с протянутой рукой… по отношению к Сибири, что если мы даже поставим завод у горы Магнитной и даже выплавим первую сталь, то этот металл по своей себестоимости будет самым дорогим в стране, что возникнут большие трудности в его сбыте и т. д., и прочая, прочая, прочая!.. Проект этот с необыкновенной легкостью называют «абсолютно утопичным, явно убыточным во всех его видах». Мы же, большевики, вопреки специалистам по неверию верим в обратное — в утвержденный нашей партией и народом план ГОЭЛРО. Такова одна из очередных задач Советской власти. И на попятную мы не пойдем!
Матвей Жемчужный только теперь догадался о всей важности вызова его в Кремль, к Ленину, так как он всю гражданскую провел на Урале, в районах горы Магнитной, Белорецка и Верхнеуральска, хорошо знает уральскую степь, казачество; догадался о том, что его, очевидно, снова направят туда для полного утверждения Советской власти.
Не ошибся, услышав вопрос, который задал ему Ленин:
— Как там у нас, на Южном Урале?
Жемчужный подождал, пока Владимир Ильич сядет за письменный стол, и отрапортовал:
— Плохо. Житья нет никому. Банды.
Дзержинский подал чеканный голос, уточняя:
— Остатки дутовских войск.
Ленин сжал в кулак пальцы, переспросил:
— Войск? — И метнул прищуренный взгляд в сторону Дзержинского.
— Свирепствуют?! По-разбойничьи?! А вы?! Феликс Эдмундович… за вами по этому вопросу грешок? И, пожалуйста, не моргайте глазами. Что же они там вытворяют?
— Убийства, насилия, и грабежи, и нагнетание страха на всю округу — их каждодневная практика.
Ленин придвинул к себе настольный календарь и, что-то записав в нем, резко спросил:
— Значит, на Южном Урале Советская власть — это миф? Позор!
— Владимир Ильич! Уральскому казачеству с их кулацкими и полукулацкими хозяйствами, а также бедноте еще не приходилось жить при Советской власти, они к ней трудно привыкают, потому в их среде в грубых формах наметилось расслоение, и притом исторически у них к любой власти мерка одна: а какие от нее выгоды?
— Какие меры вы предлагаете?
— Необходимо как можно скорее погасить малейшее недоверие к Советской власти, развеять страх и вражду среди казачества и крестьянства.
— Конкретнее.
— Банды уничтожить, заблудших вернуть к земле, к труду. Составить и раздать грамоты о прощении всем, кто сложит оружие.
— Кому поручите задачу по наискорейшей ликвидации банд на юге Урала?
Дзержинский подумал и трубкой указал на Матвея Жемчужного:
— Ему!
— Я тоже так предполагал.
— ВЧК считает целесообразным назначить Матвея Ивановича Жемчужного командиром особой воинской части по борьбе с бандитизмом.
— Как, товарищ Жемчужный, справитесь? — спросил Ленин.
— Будет исполнено, Владимир Ильич!
— Хорошо. И потом будьте готовы к новой атаке, к рабочему бою!
Матвей взглянул на карту Советской республики, отыскал глазами драгоценный кружочек в степных родных местах и твердо проговорил:
— Слушаюсь!
И услышал спокойное:
— Верю. Завоюем и сохраним Магнитную. А скажите, пожалуйста, товарищ Жемчужный, может быть, отдадим Магнит-гору, нашу голубушку, на концессии Америке, ну и Японии, а также и Франции? Просят!
Он тогда сказал:
— М-м… Ни в коем случае. Разграбят!
Владимир Ильич подтвердил:
— Да-с! Растащат наше богатство! Кстати, разрешите полюбопытствовать, откуда у вас, коренного русака с именем Матвей и отчеством Иванович, такая, я бы сказал, княжеская «драгоценная» фамилия…. Жемчужный?
Сколько раз ему задавали такой вопрос. Всем отвечал, разъяснял, а тут надо ответить самому Владимиру Ильичу Ленину.
Замялся тогда, но, встретившись взглядом со смеющимися, поощряющими глазами Дзержинского, выпалил как на духу:
— Какой-то мой прапрадед служил в войске Степана Разина на Волге. Был он очень честным. Из походов добычу Разин доверял только ему. Коли кто обращался к вождю-атаману с просьбой пособить, тот отвечал: «Кликни Пантюшку Жемчуга». Или: «Идите к казне, к Жемчугу — он одарит». Ну, вопили: «Идем к Жемчужному!» Отсюда и повелась наша фамилия…
Владимир Ильич тогда расхохотался и спросил Феликса Эдмундовича:
— Значит, праправнуку казначея Степана Разина мы тоже можем доверить нашу жемчужину? — и прислушался.
— Да. Можем. И должны! — услышал в ответ.
…Маузер сбоку висит, надежный товарищ. Уже с потемневшего неба ударили по лбу холодные тяжелые капли дождя, скатились и застряли на кончике поседевших усов. Матросские усы он холил! Да, отвоевал, сберег жемчужину, а теперь осталось прощание с эскадроном на всю жизнь. В Уральском обкоме назначили его первым организатором строительства города и завода. Пора начинать дело и, как это ни прискорбно, прощаться с бойцами, лихими товарищами по боям, которыми он командовал все это смутное время, уничтожая бандитов.
Закончены походы. Жизнь вошла в мирную колею с тишиной и солнцем, только вот сейчас небо над Железной горой мрачное и тяжелое.
Он стоит как хозяин на вершине Магнит-горы, закрывающей полнеба, на которую зарились, вожделенно обращая взоры, Америка, Франция, Япония и предлагали золото, а также проекты, чтобы открыть концессии или купить всю ее целиком у молодой Советской республики…
Хитры были, черти! А мы эту железную кладовую никому! Ключик при нас!
Опять ветер распахнул на нем бушлат, затрепал ленты бескозырки, распушил поседевшие усы.
Это он, Матвей Жемчужный, до боли в сердце оглядывает степные просторы, дороги, воды реки Урал и долину, на которой скоро будут люди, поливавшие эту землю своею кровью, ставить город и завод.
Там, в долине, — телега рядом с шалашом. Поодаль одиноко пасется уставшая лошаденка. Ну и славно! Ну и добро! Так держать!
Двое неторопливых рабочих сгружали добро: летели в пыль кайла, лопаты, мотыги и несколько неошкуренных тяжеловатых лесовин и чистых желтых досок.
…Ударил по небу гром. Вздрогнули на взгорье с плешинами высохшей травы колдовавшие с рейками топографы. Прекратили беседу на камнях геологи. К работающим над колодцем подскакал всадник-красноармеец. Гаркнул:
— Где Жемчужный?!
Из-за взгорья на полном скаку вымахнул эскадрон, выстроился в ряд. Один из рабочих, бородач, подстриженный в скобку, с веселыми голубыми глазами, приложил белую руку ребром ко лбу и кивнул на Магнит-гору:
— А вона, в небесах он!
— Где же?
Всадник поднес бинокль к глазам и, сдерживая гарцевавшего коня, увидел командира на самой вершине горы.
— Ах! Аллюр три креста!
Поскакал к нему.
Гора и человек на ней медленно вырастали навстречу. Конь домахал до подножия, у которого навалом были разбросаны глыбы железной руды. Потом отчего-то затанцевал меж них, закапризничал, не стал спешить дальше. Вот он, его выносливый жеребец, начал спотыкаться, высекать искры копытами с глыбы, лягаться, стараясь отлепить притянутые магнитной силой копыта с подковами. Даже вставал на дыбы, ржал пронзительно, умоляюще.
