Всеволод Иванов - Иприт
А тонкая ирония над будущей диктатурой политкорректности (тут зоркости авторов можно лишь позавидовать) образует прекрасную россыпь эпизодов: «В час дня на грузовиках в город прибыло несколько десятков тысяч негров с Юга, из Нового Орлеана.
— Где он? — кричали они. — Он обещал нас сделать белыми, он обещал нам вино без похмелья, труд без пота и Африку без европейцев! Где он? — мы верим!»
Опять же поневоле представляешь себе, как после таких пассажей веселые соавторы хохочут от души и поздравляют друг друга. Чего стоит, например, крошечная зарисовка о немцах: «Вы опять сидели все время на одной стороне дивана, профессор? — произнесла женщина, внося в комнату поднос с кофейником, ломтиками белого хлеба и мармеладом…
— Я думаю, Луиза, — ответил старик.
— Думать можно, сидя на каждом конце по очереди: пружины будут снашиваться меньше».
Что и говорить, славно повеселились ребята — возможно руководствуясь порой принципом «чтобы не было мучительно стыдно, если издатель вдруг не заплатит обещанных гонораров». Впрочем, мастер остается мастером при любых обстоятельствах: нет-нет да и попадаются вкрапления «высокого штиля», поражающие причудливостью, и в то же время своеобразной точностью: «Корчась и катаясь по плитам улиц, не успевшие забежать в дома, — под воротами, под мостами, в расщелинах зданий, со странной страстью животных: умирать, прислонив плечо к дереву или камню, — валились люди».
Эстетика модерна пробивается и сквозь универсальную пародийность, определяя в какой-то мере ретроспективную ауру текста. Но кое в чем Шкловский и Всеволод Иванов, несомненно, опередили свое время. Прежде всего это апофеоз скорости и, так сказать, пунктирности, характеризующих монтажные приемы постмодерна. Персонажи книги непрерывно куда-то бегут, то убегая, то догоняя, меняя средства передвижения с калейдоскопической скоростью. Некоторые главы представляют собой подобие детской скороговорки, сплошную игру в догонялки. Авторы еще и подгоняют их, поскольку «наш роман не должен стоять на месте». Подгоняют и нас, читателей: «Но покинем парламент, нам нужно спешить. Сейчас проснется Рокамболь и мы не увидим твердости нашего героя в его последние минуты.
Бежимте со мной бегом, читатель…»
Куда уж быстрее. Уровень «экшн» задан таким образом, что едва успеваешь оглядываться по сторонам. Понятно, что «Иприт» пронизан духом кинематографа, временами оказывается превзойденной даже скорость диснеевской анимации. Но настоящим ключом для сопоставления служит современная компьютерная игра, какая-нибудь «стрелялка-догонялка» последнего поколения — и это за полстолетия до появления персональных компьютеров!
Что ж, авторам удается подтвердить заслуженную славу экспериментаторов и новаторов. А читателям «Иприта» нужно лишь правильно настроиться, активировать внутренний переключатель скоростей и получать удовольствие.
Александр Секацкий
Лицевая сторона папки для девяти выпусков первого издания романа
ГЛАВА 1
Рассказывающая О НЕГРЕ, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ. Перед тем даны сведения о городе, в котором будут происходить НЕВЕРОЯТНЫЕ СОБЫТИЯ
Мир лишается своих достопримечательностей.
Были в Константинополе собаки.
Жили они без хозяев, и ели они всякую дрянь и падаль. Каждая собачья стая имела свой район и в чужой не заходила.
Ехали путешественники в Константинополь и знали, что они там увидят бродячих собак.
Но случилась война, турки были на стороне немцев, а у немцев обычай все мыть и чистить: они мостовую в Берлине два раза в день чистят резиновыми щетками. Немцы сказали: этих собак нужно убрать.
Турки отвечали: эти собаки достопримечательность города, и убивать их мы не позволим.
Немцы не растерялись и ответили: мы их убивать не будем, а переловим и отправим на дачу.
И действительно, они отправили собак на маленький каменный остров посредине Босфора; здесь был источник воды, но есть, конечно, было нечего.
Собаки дрались, визжали, грызлись и ели друг друга. Их становилось все меньше и меньше.
Выживали только сильные.
Говорят, что в конце концов остался громадный, могучий пес-победитель.
Он стоял на скалах острова и выл, выл так громко, что его слыхали во всем Константинополе.
Потом пес-победитель лег и сдох.
Да послужит эта история уроком империалистам: они едят друг друга и уничтожают друг друга, но что будет есть победитель в разоренной Европе?
Так погибла достопримечательность Константинополя — бродячие собаки.
* * *Лондон славится своими туманами.
Лондон стоит в полутора часах езды от моря.
Поперек Лондона езды на автомобиле часа два. Город обрывается лачугами и начинается снова, — в сущности говоря, это не один город, а несколько слившихся городов.
В центре города находится его торговая часть — Сити.
Здесь не живут, а только работают: днем сюда приезжает до 1 500 000 человек; ночуют здесь только 17 000.
Но зато здесь все банки и конторы, здесь сосредоточена вся венозная кровь мира.
Это тот же Московский Кремль, только наоборот: в Кремле источник алой артериальной крови, обновляющей землю.
Всего в Лондоне свыше миллиона домов и семь с половиной миллионов людей. Это цифра 1923 года.
Население пригородов каждые 20 лет удваивается.
Дома в Лондоне не такие, как в остальных городах, а маленькие, на одну семью, в два, три и четыре этажа. Внизу кухня и гостиная, наверху спальни. В каждой комнате камин, у каждого камина труба, и из каждой трубы, конечно, идет дым… иначе для чего бы ее ставить?
Вы меня еще спросите — а фабрики ведь тоже с трубами? Фабрик, читатель, в Лондоне мало, это не фабричный, а конторский город.
Лондон посылает ежегодно во все концы мира миллиард писем и 26 миллионов телеграмм. В Лондон приходит 9000 поездов в день.
Лондон может съесть все русские яйца и, намазав на хлеб, проглотить все сибирское масло.
Пусть кушает пока на здоровье.
Но Лондон не фабричный город. Только рабочие доков — докеры, разгружающие пароходы, рабочие городских предприятий и портные составляют в Лондоне большие группы рабочего населения. Таким образом, дым над Лондоном, главным образом, дым каминов.
Этот дым выносит в воздух мельчайшие частицы угля. Лондон — город богачей и конторщиков, а конторщики любят считать, — так вот, они сосчитали, что в неделю на каждую квадратную милю в Лондоне оседает 1600 пуд. твердых веществ. Прежде чем осесть, они долго еще летают в воздухе, сгущая туман.
Самый обычный туман в Лондоне поэтому был желтого цвета, даже немножко с зеленым оттенком. Он наполняет улицы, забивает, как ватой, все промежутки между домами, людьми, автомобилями, лезет в комнаты.
Есть и другие туманы — например, черный, который приходит редко и закрывает город, как крышкой. Но вниз он не спускается. Когда в Лондон приходит черный туман, то в двенадцать часов зажигают огни на улицах. Город весь покрыт черной рояльной крышкой, только не полированной. Лондонцы находят, что так даже уютнее.
Есть еще белый туман, очень плотный и густой, но чистый. Вероятно, он приходит с моря.
Так было в 1924 году.
Но дело в том, что наш роман происходит не сейчас, а в будущем.
Я собираюсь даже поместить в него своего еще не рожденного сына и женить его на дочери Всеволода Иванова.
Я заинтересован поэтому в будущем и желаю, чтобы там было хорошо.
В будущем Лондоне тумана не было.
Лондон устроил то, что должен был устроить давно: дымовую канализацию.
Было время (для иных мест оно настоящее), когда каждый высыпал мусор и выливал нечистоты перед своим домом.
В роскошном дворце французского короля Людовика XIV коридоры были каменные, а у дверей комнат стояли параши.
Ночью они выливались прямо на пол, который специально для этого делали покатым.
Сейчас это кажется грязным свинством, а тогда даже восхищались, как удобно устроились.
Такое же свинство коптить небо дымом. Кроме того, это невыгодно: в дыму выпускаются в небо очень ценные вещи.
А о старом времени не жалейте — оно было вонючее, и с париков спутников Великого Петра сыпались вши: это записали тогда в Лондоне англичане.
Англичане, как видите, очень злопамятны. Кроме того, они консервативны: у них и сейчас в судах судьи ходят в париках, вероятно, чистых.
Лучше было бы устроить в Лондоне вместо каминов хорошее паровое отопление, но англичане даже короля сами рассчитать не умеют, так что мы послали к ним Словохотова, — где уж тут отказаться от каминов!
И сидит себе англичанин в будущем Лондоне перед камином, тыкает в огонь обыкновенной медной кочергой и греет ноги.
Все как прежде.
