Геннадий Семенихин - Летчики
Мочалов вошел следом, продолжая старательно обивать снег. В обрывках морозного пара Мочалов увидел жену товарища. Галина Сергеевна торопливо вытирала руки о клетчатый передник.
— Извините, замешкалась со стряпней.
Она говорила тихо, растягивая слова по слогам. Этот тихий голос, доносившийся словно издалека, очень плохо вязался с ее внешним обликом. Она была высокая, смотрела на Сергея даже немножко сверху вниз. «Совсем под стать Кузьме», — подумал майор, пожимая ее полную теплую руку. Галина Сергеевна рассматривала гостя с откровенным интересом, чуть прищуря продолговатые черные глаза. Густые темные волосы локонам я сбивались на лоб и виски, а на затылке, сплетенные в косы, были убраны в тугой узел. Когда она улыбалась, на щеках у нее вздрагивали приветливые ямочки.
— А я вас не таким представляла.
— А каким же? — смутился Сергей.
— Думала почему-то, вы старше и выше. А вы совсем юноша.
— Виноват, я всего на год моложе Кузьмы, — возразил Мочалов. — Он только ростом меня перещеголял. — И после небольшой паузы, стремясь отплатить за минутное смущение, сказал: — А вы действительно учительница, сразу видно.
— Это почему же? — насторожилась Галина Сергеевна.
— Напали на меня, как на первоклассника: и ростом не вышел и моложе, чем следует. Пожалуй, и в самом деле за вашим муженьком не угнаться. Скажите лучше, куда повесить шинель.
— Давай, Сережа, — шагнул к нему Ефимков.
Раздевшись, Мочалов осмотрел квартиру товарища. Кузьма жил со своей семьей в двух теплых небольших комнатах. Обстановка подсказывала, что хозяин, подобно большинству летчиков, не привыкших к оседлому образу жизни, не стремился к приобретению дорогих вещей. Простой зеркальный шкаф, этажерка с книгами, широкий диван, радиоприемник в углу на подставке да дубовый стол, накрытый белой скатертью, — вот, пожалуй, и все. Справа от входной двери на гвозде висел шлемофон и пустой, без карты, планшет. Над этажеркой с книгами Мочалов рассмотрел фотографию в овальной металлической оправе: Ефимков с перекинутой через плечо планшеткой у своего истребителя. На фюзеляже самолета два ряда звездочек, обозначающих число сбитых Кузьмой вражеских самолетов. Мочалов помнил, что этот снимок подарил капитану корреспондент военной газеты, приезжавший на аэродром в сорок третьем году, а рамочку изготовил в авиамастерской механик Петя Голубев. Сергей потрогал пальцами холодный металлический ободок рамки и отошел.
Кузьма заметил, что гость рассматривает комнату, и широко развел руками:
— Вот так и живем, Сережа. Квартира вполне приличная.
— Это верно, Сергей Степанович, — подтвердила Галина Сергеевна. — Когда мы сюда приехали с островов, я нарадоваться не могла. После них любая комната дворцом выглядит.. Мы там в самое трудное время жили, в землянке. Не успела выйти замуж, а Кузьма меня сразу за тридевять земель… А здесь у нас уютно. Жалко, вы один, без жены.
Мочалов повел густыми бровями. При последних словах Галины Сергеевны серые его глаза засветились.
— Не вышло, — сказал он со вздохом. — Придется до мая жить в одиночестве. Нина наотрез отказалась переводиться в другой институт, у нее один дипломный проект остался. Хочет в Москве защитить.
Галина Сергеевна одобрила:
— С какой же стати переводиться, если осталось так мало.
— Галю, — пробасил Ефимков, — кушать нам поскорее. Не видишь разве: Сережа холодный и голодный, а ты его баснями про тридевятые царства мучишь.
— Да не слушайте его, зачем торопиться.
Мочалов протестующе поднял руку, но голубое платье хозяйки уже мелькнуло за дверь. Через минуту она вернулась, неся в руках тарелки. На столе появились закуски. Кузьма, довольный проворством жены, возбужденно прищелкивал пальцами.
— Ну, а главное, Галю, главное… — заторопил он, когда Галина Сергеевна в последний раз возвратилась из кухни с банкой маринованных рыжиков.
— Главным ты сам командуй.
Кузьма слазил за этажерку и достал две бутылки — одну с водкой, другую с шампанским. Он уже схватился за штопор, но Мочалов взял у него водку.
— Оставь до другого раза, дружище, я привез «Столичную».
Он склонился над чемоданом, который Ефимков, внеся в комнату, положил плашмя рядом со шкафом. Послышалось щелканье замков. Когда Мочалов выпрямился, в одной руке его сверкнула бутылка с белой наклейкой, в другой он держал стянутый шпагатом небольшой узелок.
— Вот голова садовая, — засмеялся он, — это поважнее всякой водки. И как я не вспомнил сразу!
Сергей быстро разрезал шпагат и, развернув упаковку, протянул Галине Сергеевне красную коробку.
— От меня и от Нины. Последняя новинка — «Белая сирень».
На лице хозяйки вспыхнул яркий румянец.
— Большое спасибо, Сергей Степанович! Да у нас об этих духах целые легенды сложили. Просто и не знаю, как вас благодарить. Я буду в Энске первой обладательницей такого богатства.
Она бережно приняла подарок.
— А где же Вовка? — обратился Мочалов к товарищу.
— Время-то позднее. Задремал, не дождавшись.
— Жалко, — огорчился Сергей Степанович, — а я ему для первого знакомства хотел пару заводных игрушек подарить — танк и мотоциклет.
— Ничего, успеет еще их распотрошить.
Кузьма расставил стопки и начал разливать водку. Оживленный, раскрасневшийся с мороза, он покачивал от удовольствия стриженной под ежик головой и улыбался. Его толстая нижняя губа, придававшая улыбке оттенок добродушия, чуть вздрагивала.
— У тебя такое блаженное лицо, хоть картину пиши, — не утерпел Мочалов.
— Верно, Сережа, верно, — поддакнул Ефимков, — и назови ее, эту картину, «Злачная душа». Вполне объяснимо: почти год «Столичной» в рот не брал, а с мороза стаканчик — у-ух! — Кузьма набрал полные легкие воздуха и так выразительно произнес это «у-ух», что все засмеялись. — Просто грудная клетка лопается при мысли о том, как эта жидкость под маринованные рыжики пойдет.
Галина Сергеевна пожала плечами.
— Что с ним сегодня, Сергей Степанович, понять не в силах. Кузьма к этой влаге прикасается только по самым большим праздникам… вот разве только прошлой осенью отличился…
— А как, если не секрет?
— Сюрприз один преподнес, — Галина Сергеевна сузила глаза, в них вспыхнули искорки смеха. — Дело под воскресенье было. У нас затянулся педагогический совет, и я возвратилась из школы поздно. Смотрю — Кузьмы нет. Жду. Проходит час, успела все диктанты проверить, — Кузьмы нет. Решила — какое-нибудь деловое совещание. Вдруг в одиннадцать стук в дверь. Вваливается мой благоверный и с ним компания человек в десять. Все навеселе. Оказывается, летчик Цыганков женился. Так Кузьма отгулял свое на свадьбе и говорит: «А теперь пошли ко мне. У меня Галя с работы вернулась, она нас тоже угостит». Стоит в распахнутой шинели посреди комнаты и гремит своим басом: «Товарищи, рассаживайся кто как может, нам Галя еще по рюмочке поднесет». Я опешила, стала упрекать, что, мол, не предупредил, а он в ответ: «А я утром и сам ничего не знал. Тут все экстренно, невеста из Киева к Цыганкову приехала, и решили прямо с корабля на бал.» Вот и пришлось им среди ночи свадьбу у нас догуливать.
— Оказывается, муженек-то у вас с выдумкой, — засмеялся Мочалов, — я и в академии слышал одну историю о широком его характере.
— Что же это за история? — поинтересовалась Галина Сергеевна.
— Про то, как он с Дальнего Востока ехал. Говорили, будто на одной из таежных станций в дальневосточный экспресс сел богатырского роста капитан… ты не припомнишь? — покосился майор на друга.
— Припоминаю, — пробасил Кузьма. — А дальше что?
— Этот капитан нанес визит директору вагона-ресторана и осведомился, сколько стоит все содержимое этого заведения. А потом и брякнул: «Покупаю ваш вагон-ресторан». У директора глаза на лоб. «То есть как?» — «А очень просто, — говорит капитан, — меня эта сумма устраивает». — «Да, но что будут делать пассажиры! Поезд останавливается очень редко и на станциях стоит мало». Тогда капитан плечи расправил и отвечает: «О пассажирах не печальтесь. Я покупаю вагон-ресторан, а вы объявите по радио, что капитан Ефимков приглашает всех желающих на ужин. Только обязательно звание и фамилию укажите». Было это, Кузя?
— Не было, — все так же добродушно улыбаясь, проговорил Ефимков, — ерунду тебе наговорили. Переврали все.
— Раз утверждаешь, что переврали, значит, какая-то основа была, — стоял на своем Сергей.
— Основа действительно была, — вдруг согласился Ефимков и как-то тепло посмотрел на задумавшуюся жену. — Так, что ли, Галю? Была основа?
— Была, — тихо подтвердила Галина Сергеевна.
Кузьма помрачнел. В черных глазах застыло выражение решительности, нервно дернулся на правой щеке мускул.
