Евгений Поповкин - Семья Рубанюк
— С праздничком! — поздравил Петро, кладя свой велосипед на траву и подходя к ним. — У вас, вижу, весело.
— Какой там весело! — с притворным унынием откликнулась Груня. — Животы поподтягивало. Мы думали, вы нам обед привезли.
— Грунька сегодня второй раз пообедать еще не успела! — звонко воскликнула дочь школьной сторожихи Люба.
Все снова засмеялись.
— Был у нее кусочек хлеба, — продолжала Люба, — хотела размочить, а он в ведро не влез, так всухомятку и съела.
Петро с улыбкой смотрел на беспечно шутивших дивчат. Задержавшись взглядом на Волковой, он заметил, что глаза у нее были печальные.
«Это не годится, — подумал он. — Такой день, а на лице тоска».
Девушки немного побалагурили, поднялись, чтобы идти в село.
— А ведь хорошо придумали? — сказал Петро Волковой, стараясь задержать ее и указывая на деревянный щит. — Правда?
Девушка усмехнулась.
— Звучит солидно… «До колхоза „Путь Ильича“ пять километров»… Дивчата, погодите! Куда вы удираете?!
— Вы их догоните, — сказал Петро, придерживая ее за рукав.
Они пошли рядом.
Стараясь казаться веселой, девушка улыбнулась, но губы ее неожиданно дрогнули. Закрыв лицо руками, она заплакала. Петро растерянно смотрел на нее и не знал, что сказать.
Горе по соседству с радостью ходит. Петро вдруг понял: девушка в часы всеобщего торжества грустила о своем друге.
— Полина! — сказал он. — Слушайте, Полина… у каждого из нас есть о ком подумать в этот день. У меня погибла сестра, лучшие друзья погибли…
Волкова, не оглядываясь и прижав к щекам руки, быстро пошла к селу.
— Куда же вы?!
— Оставьте меня, — глухо пробормотала девушка. — Я хочу побыть одна… — И, сердито посмотрев на Петра, вдруг добавила: — Какое вам дело до меня? У вас своих забот много. Поезжайте…
Это было несправедливо и грубо. Петро, скрыв обиду, сказал:
— Напрасно вы так. Для нас всех вы стали родным, близким человеком.
Постепенно Петру удалось несколько отвлечь девушку от печальных мыслей.
— Помните, как мы в первый раз познакомились? — спросил он, когда они подходили к арке.
— Еще бы! Вы тогда чуть не искалечили меня. Кажется, это было совсем недавно, а уже скоро год… Неужели целый год?!
— Зато какой год! Будут вспоминать его и друзья наши и враги…
Волкова, глядя на празднично разряженных, ликующих людей, заполнивших улицы и дворы, снова стала грустной.
В этот день вечером Петро видел ее среди танцующих, а потом Полина незаметно исчезла.
…Затихли над селом последние звуки празднества, и люди шумно разошлись по домам. Петро долго сидел у раскрытого окна. Вот и пришел долгожданный мир, во имя которого пролили свою кровь тысячи таких чудесных советских людей, как Василий Вяткин, Григорий Срибный, Ганна и Степан Лихолит, Тягнибеда, Кузьма Степанович Девятко… Сколько жизней отдано во имя мира, во имя человеческого права свободно жить и трудиться!
Петро знал, как изголодались руки по мирному, привычному труду у тех, кто долго находился в окопах, и в его воображении рисовались самые заманчивые картины послевоенного мирного строительства.
Несколько дней он, как и все криничане, провел в ожидании, что фронтовики вот-вот будут возвращаться домой, но от Оксаны и Ивана одновременно пришли письма, из которых он понял, что из армии пока не демобилизуют и рассчитывать на скорую встречу нельзя.
— К зиме, не раньше, начнется демобилизация, — высказывал предположение Громак. — Американцам самим с японцами не справиться. Непременно запросят помощи у нас. Так что, товарищ председатель, придется нам летом рассчитывать на те силы, какие есть.
— Придется, — согласился Петро с огорчением: многие планы переустройства колхоза, выношенные им, отодвигались на неопределенное время.
Уже выбросили колос пшеница и ячмень: надо было усиленно готовиться к уборке. Подоспела первая прополка подсолнуха, подкармливались пропашные культуры; в саду нужно было выпалывать сорняки, уничтожать гусеницу.
Каждый вечер, собираясь с членами правления и бригадирами, Петро ломал голову над тем, как управиться с полевыми работами и одновременно дать людей в распоряжение Лаврентьева, Якова Гайсенко, Грищенко. Надо было строить новый скотный двор. На таборе Федора Лихолита подводили под крышу и штукатурили общежитие бригадного стана.
Лето начиналось трудно, и хотя за колхозом «Путь Ильича» упрочилась репутация надежного и даже крепкого колхоза, Петро был совершенно неудовлетворен результатами работы.
В середине июня Волкова, собираясь уезжать на время школьных каникул в Запорожье, зашла к нему в контору попрощаться и застала его расстроенным.
— Что с вами? — участливо спросила Полина, заметив, как он, сдвинув брови, ходит из угла в угол.
— Вы в Сапуновке давно были? — спросил он вместо ответа.
— Давно. Еще в марте.
— Значит, не видели, какую они ферму построили?
— Хорошую?
— Ангар, а не ферма. Масса света, электричество, автоматические поилки…
— Так и у нас же ферма строится!
— У нас! — Петро страдальчески сморщился. — На днях переключаем всех людей на уборочные работы.
— Сапуновка во время оккупации так не пострадала, как «Путь Ильича», — попыталась утешить девушка.
— Зато нам государство помогает больше. Стыдно брать уже… А что мы сами сделали?
Петро снова зашагал по комнате.
— Холода долго держались в начале весны, — сердито продолжал он, — теперь все сразу доходит: и озимка и яровые… Вот и тпру!.. Сели на мели!
Петро безнадежно махнул рукой.
— Так вы надолго уезжаете? — изменил он разговор.
— Собиралась на все лето. И вот… не знаю. Пожалуй, съезжу, повидаюсь — и обратно.
— Вам надо отдохнуть, — сказал он дружелюбно. — За вас Павлик Зозуля остается?
— Павлуша. Буду рваться сюда, я чувствую, — задумавшись, произнесла она и уже твердо добавила: — Да, недели через полторы вернусь.
* * *Приближалась страдная пора. Гриша Кабанец уже привел на бригадный табор комбайн, прикрепленный к колхозу «Путь Ильича», когда Громак, ездивший в район, вернулся с новостями, взволновавшими все село. В Богодаровку прибыл первый эшелон с молодежью, освобожденной советскими войсками из фашистской неволи.
Катерина Федосеевна, услышав об этом вечером от соседки, тут же, как пришла со свеклы, в будничной кофте и старенькой юбке, побежала к сельраде.
Громак встретился ей на полдороге.
— Справляться о дочке? — улыбаясь, опередил он ее вопрос. — Петро ваш уже знает. Ждите домой завтра или послезавтра.
Боясь, не ослышалась ли она, Катерина Федосеевна переспросила:
— Александр Петрович… я про Василинку нашу спрашиваю. Не слыхали про нее? Хоть живая она?
— Так я про нее и говорю. Живая и даже веселая. Видел ее. Можете печь паляницы, Федосеевна. Настю Девятко, Варьку Грищенкову, Фросю Тягнибеду — всех повидал…
Не дослушав его, в радостной растерянности даже забыв поблагодарить за весть, Катерина Федосеевна заторопилась домой. Она боялась, что Василинка может явиться в ее отсутствие; дома никого не было.
В этот вечер в селе царила радостная суета. Родные вернувшихся с чужбины дивчат и хлопцев до поздней ночи готовили для них угощение, запасались выпивкой, наводили в хатах чистоту. Много горя хлебнули угнанные в неволю, и их хотели встретить как можно теплее и ласковее.
Катерина Федосеевна, не глядя на ночь, замесила тесто, к рассвету испекла любимых Василинкой кнышей с макой, пирожков с вишнями, поставила в погреб махотку с молоком.
Днем она наведалась с поля домой, забежала справиться к Пелагее Исидоровне. Сашко́ с обеда подался за село и прокараулил там до темноты, но так и вернулся один.
Катерина Федосеевна, истомившись ожиданием, накинулась на Петра:
— Не мог сесть на велисапед, пробечь в Богодаровку! Может, она хворая. Может, ей харчей повезти надо было.
— Я же около комбайна и лобогреек был до обеда занят. Потом совещание бригадиров, вечерний наряд… Будто вы не знаете!
— Я б сама туда побежала.
— Ну, хватит! — прикрикнул Остап Григорьевич. Старик волновался больше всех и уже несколько раз выходил к воротам, настороженно прислушивался к каждому звуку на улице.
— Завтра поеду, — сказал Петро.
Семья села вечерять. Мать поставила на стол миску с оладьями и глечик ряженки, как вдруг дверь из сеней распахнулась, словно от вихря. На пороге стала, тяжело дыша, Василинка. Лицо ее было так неузнаваемо искажено волнением, так бледно, что только по глазам ее, почти безумным от радости, можно было поверить, что это действительно Василинка. И хотя этого момента все давно ждали и каждый по-своему представлял его, появление Василинки казалось неправдоподобным.
