Александр Черненко - Моряна
— Не знаю, и чего спуталась она с Митрием, — недовольно сказала Татьяна Яковлевна.
— И то правда, — согласилась Евдоша. — Он парень, а она баба, да еще в годах. Ей уже, верно, под тридцать... — и она беспокойно посмотрела на мужа.
Андрей Палыч продолжал все ходить, повторяя одни и те же слова:
— Выход из беды искать надо... Непременно надо...
Костя внимательно просматривал газеты.
— Выход нужен!.. Выход! — Андрей Палыч остановился перед Лешкой и, глядя мимо него, в окно, долго молчал; потом вдруг, круто повернувшись, решительно сказал: — Значит, так, товарищи, — решаем: артель, колхоз создаем! Жалко только нету Василия, Григория Иваныча, Сеньки... — И громко, уверенно повторил, стараясь, чтобы слышали все: — Артель, колхоз создаем!.. Но нам нужна помощь, поддержка. Я в район еду. И вообще в район съездить пора. Давно уже не были! Узнать там, что к чему и что от чего. Вон ведь какие дела кругом творятся!
Он энергично шагнул к печке и, сняв с нее валенки, настал переобуваться.
Так обычно с ним всегда случалось. Молчаливый и задумчивый, он, по обыкновению, неторопливо обдумывал свои решения. Говорил он всегда мало и тихо, больше работал и молчал. К решениям же своим лржхюдил через мучительные искания, сомнения, колебания...
Но раз решив, Андрей Палыч уже не отходил от намеченного, шел напролом, всячески добнвался его осуществления.
— Костя, на всякий случай пиши в кредитку заявку о кредитах для артели! — Переобувшись в валенки, он поднялся. — Евдоша, давай теплую рубаху!
Костя хотел возразить, что из этого ничего не выйдет, — они ведь не вернули еще прежние кредиты, а новых кредитов не дадут, раз старые не погашены!
— Пиши, Костя, заявку о кредитах для артели, — настойчиво повторил Андрей Палыч и строго посмотрел на жену.
Костя попытался остановить его:
— Андрей Палыч...
Но тут поднялся посуровевший Матрос и, зло пыхтя дымом, жестко сказал:
— А ты, Костя, слушай, что тебе говорят!
— Пиши, пиши давай! — Андрей Палыч быстро снял валенки и поверх штанов надел еще теплые, стеганые шаровары. — Что? Думаешь, откажут? А газеты зачем?! С собой возьму! И ту — со статьей товарища Сталина, и другую — с его речью... В районный партийный комитет пойду. И скажу, как сейчас говорил: решили артель, колхоз создать. Давайте помогайте нам, товарищи. Пора! По всей стране артели создаются. И у нас на Волге создаются... Алексей! — окликнул он Матроса. — Запрягай коня!
— Есть запрягать коня! — и Лешка, схватив шапку, заспешил на двор.
Андрей Палыч снова обул валенки и прикрикнул на жену:
— Чего стоишь? Давай, говорю, теплую рубаху!
— Что уж это, — обиженно залепетала Евдоша, — будто на пожар бежит... Шебутной, ну и шебутной! Послушал бы, что Костя хочет сказать. Посоветовались бы все... Да и солнце вон уже на заходе. Завтра и поехал бы, ежели решили...
Но Андрей Палыч не такой ловец, чтобы поддаться уговорам. Деловитый и спокойный, он вдруг — будто на него налетал шквал — начинал спешитъ, решительно распоряжаться н быстро действовать.
Скоро снарядившись в путь, Андрей Палыч вскочил в сани и погнал лошадь к Сазаньему протоку.
Его обступили снега. Алый закат солнца окрасил их в розовый свет, и эта картина напомнила Андрею Палычу один из тех далеких вечеров восемнадцатого года, когда розовое сияние снегов было таким же волнующим и тревожным и когда Андрей Палыч вот так же мчался в санях по Сазаньему протоку навстречу бурным и грозным событиям...
...В семнадцатом году рабочие и солдаты сбросили в столице царя, а ловцы здесь, в приморье, перебили рыбных стражников, разогнали промысловых хозяйчиков и пошли ловить рыбу где попало: в купеческих, монастырских и даже казенных водах.
Запаслись в тот год ловцы — и мукой, и крупой, и сахаром, и маслом — на многие, многие месяцы. А кто пожаднее в лове был, тот запасся всем и на год и даже больше.
У Андрея Палыча с Евдошей впервые за всю жизнь запасы продовольствия были на полгода.
И вот, следом за осенней путиной, в январскую стужу восемнадцатого года, заявился ночью из города в Островок старый Бушлак, отец этого Кости, который только что, склонившись над столом, строчил заявку в кредитное товарищество ловцов.
Заявился ночью Бушлак в Островок, разжег посреди улицы костер и ударил в набат у пожарного сарая.
Сразу поднялся весь поселок; загавкали собаки, заржали кони, выскочили в чем попало из домов перепуганные ловцы, рыбачки, дети.
А Бушлак, стоя на пожарной бочке, гремел могучим голосом:
— Ловцы-ы! Беда-а в городе! Белые казаки на рабочих напали!
Костя, тогда еще шестнадцатилетний паренек, таскал из дома дрова и палил костер.
— Ловцы-ы! — продолжал призывать Бушлак. — Рабочие царя прогнали, нам помогли разогнать рыбную стражу, баров разных, купцов промысловых...
Он наклонялся в сторону Кости и кричал ему:
— Пали, сынок, огонь вовсю! Пали!..
Костер на морозе трещал, взвивался ярким, большим полымем.
— Ловцы-ы! Рабочие в крепости, в порту схоронились от казаков. У рабочих нехватка продовольствия, оружия не в достатке. Подмога нужна им!..
Андрей Палыч медленно прохаживался вокруг костра.
Толпа все ширилась и молча слушала Бушлака.
А он, не переставая, кричал, тревожил ловцов, звал их на помощь рабочим города:
— Побьют казаки рабочих, тогда к нам сызнова заявятся баре, купцы. Заберут опять все воды, поставят стражу...
Одни ловцы убегали от костра домой, чтобы переодеться — был лютый, хваткий мороз; другие возвращались уже в тулупах, прихватив с собой кто полено, кто ненужный обломок шеста, — все это бросали в костер.
Пламя длинным столбом рвалось в небо, окатывая ближайшие дома зловещей краснотой.
Костер шипел, стрелял большими краснымн искрами.
Толпа тревожно гудела; говорили, кричали все разом, ничего нельзя было разобрать.
Только изредка из этого гама вырывался громкий голос Бушлака:
— Ловцы-ы! Дви-инем!.. Подмо-огу!..
Андрей Палыч все решал: как быть, что делать.
Несколько раз он являлся домой; Евдоши не было, — она находилась с рыбачками у костра.
Пройдясь по горнице, Андрей Палыч выходил на двор, отпирал амбар и, нащупав мешки с мукой, тяжело вздыхал и снова направлялся к костру.
Толпа все гудела. Костер не переставал бушевать, — ребята приносили со двора поленья, камыш и не давали погаснуть огню.
Выйдя на берег, Андрей Палыч долго и сумрачно глядел на закованный во льды проток. По льдам широко расстилались. кровавые отблески костра; колыхаясь, отблески уходили далеко длинными полосами, — так далеко, что, кажется, достигали агабабовского рыбного промысла, где много годов тому назад работал Андрей Палыч и где пьяный Агабабов, шутки ради, чуть не утопил его в чане с тузлуком..
«А что, ежели и впрямь казаки побьют рабочих? — неожиданно припомнились ему слова Бушлака. — Купцы обратно вернутся, стражники тоже, воды перейдут опять к рыбникам. И Агабабов вернется...»
Андрей Палыч поспешил с берега домой; миновав ловцов и костер, он вбежал в горницу и, рванув со стены берданку с патронташем, выскочил на двор.
Он быстро запряг лошадь в сани, побросал в них мешки с мукой и с шумом подкатил к костру.
— Эй! Сторони-и-ись! — заорал он. — Сторо-ни-и-ись, говорю!
Ловцы и рыбачки испуганно шарахнулись в стороны.
— Говорим много! — закричал Андрей Палыч не своим, внезапно охрипшим голосом. — Делаем мало!
И он взобрался на мешки.
— Грузи сани продовольствием — и айда в город!
Толпа плотно обступила саии Андрея Палыча. Распахнув тулуп, он продолжал громко выкрикивать:
— Грузи сани!.. Забирай оружие!.. В город!..
Скоро к костру прикатили еще две подводы, навьюченные мешками с мукой.
Неожиданно в сани к Андрею Палычу вскочила Евдоша, первый раз в жизни заимевшая полугодовой запас муки; взбираясь на мешки, она что есть силы кричала:
— Не дам муку! Не дам!..
Андрей Палыч пытался уговорить ее, успокоить, но она, словно помешавшаяся, бестолково визжала, махала руками. Тогда Андрей Палыч слегка толкнул ее в грудь, и Евдоша скатилась с мешков.
Через секунду она снова уже была в санях.
— Не дам, не дам!..
Он вновь толкнул ее, и Евдоша, захлебываясь слезами, свалилась в снег.
В это время загудел набат в соседнем поселке.
Толпа притихла.
Далекие звуки обеспокоили тихую приморскую морозную ночь...
Ловцы напряженно вслушивались.
Звуки, нарастая, вселяли в людей смятенье, безотчетный страх, напоминали о купеческом городе, о промысловых хозяевах.
— Ловцы-ы! — внезапно распорол застойную тишину Бушлак. — На по-омощь!..
Толпа опять зашумела.
