Геннадий Гор - Корова

— Позвольте мне слово, — сказал один верующий.

— Говори, — кивнул поп.

— Надо бы построже, — сказал верующий.

— Как так построже? — спросил поп.

— Очень просто — построже, — сказал верующий.

— Вы поясните свою мысль, — сказал поп.

— А что такое мысль? — спросил верующий.

— Мысль, — ответил поп, — это когда я думаю.

— А когда я думаю? — спросил верующий.

— Это тоже мысль, — ответил поп.

— Слово новое, — сказал верующий, — до сих пор не слыхал. Наверное, советского происхождения.

— Советского, — ответил поп, — впрочем, не знаю. Возможно, и не советского. Нет, скорее всего, советского.

— Вы не виляйте, — сказал верующий, — отвечайте прямо: советского или не советского?

— Советского, — ответил, чтобы отвязаться, поп.

— Я так и знал, что советского, — сказал верующий.

— Что же вы мыслили? — спросил поп.

— Ничего, — ответил верующий. — Раз советского, значит, не хочу и не буду, — сказал он.

— И мы тоже, — ответили остальные верующие. — Раз советское. Значит, не хотим и не будем.

— Что же вы не будете, — спросил поп, — мыслить не будете?

— Не будем, — сказали верующие.

— Почему же? — спросил поп. — До сих пор вы думали и до революции думали, а сейчас не хотите.

— Не хотим, — сказали верующие, — потому что новое, советское название. А мы не хотим. Одним словом, не желаем.

— Так вы по–старому думайте, если не хотите по–новому, — уговаривал поп. — Кроме того, название новое, а предмет старый, — сказал он.

— Это только коммунисты и неверующие отделяют слова от понятия, — возразили верующие. — Вы сами нам говорили. А мы, верующие, не коммунисты и названия от предмета не отделяем. Раз название новое, значит, и предмет новый. А мы нового не хотим. Одним словом, не желаем.

— Кто вам сказал, что название новое? — спросил поп.

— Вы, — отвечали верующие.

— Разве? — сказал поп и сделал удивленное лицо. — Значит, я ошибся. Оно старое.

— Мы не верим, — сказали верующие.

— А вы верующие? — спросил поп.

— Верующие, — сказали верующие.

— Раз верующие, значит, должны верить, — сказал поп.

— Должны, — сказали верующие, — да не можем. Вы сейчас так, а потом иначе. Требуем доказательств, — сказали они.

— Отлично, — сказал поп и принес доказательство — старую газету.

— Видите газету? — сказал поп. — Она называется «Мысль».

— Видим, — ответили верующие, — но вдруг она советская?

— Нет, не советская, — сказал поп, — видите, старый стиль. И буква «ять» есть, и твердый знак, где ему полагается. Теперь верите?

— Верим, — сказали верующие.

— Теперь думаете? — спросил поп.

— Думаем, — сказали верующие.

— Тогда высказывайтесь, — сказал поп, — выражайте свою мысль.

— А «выражайте», — спросил один верующий, — это не советское слово?

— Нет, не советское, — сказал поп. И, отыскав его в старой газете, показал.

— Думайте, думайте, — сказал поп.

— А мне тоже думать? — спросила вдруг появившаяся тень барина.

— И вы думайте, — разрешил поп.

— У меня есть маленькое дополнение, — сказала тень барина. — Вы кончаете свое послание: Матрена Крынкина. По–моему, так не пишется. Нужно кончать «Целую ручки», «Жму пальцы» или как–нибудь иначе. В противном случае послание получается сухим и невежливым. А вежливость — долг каждого вежливого человека. Пишите: «Целую ручки».

— Так это же заявление, — возразил поп.

— От этого дело не меняется, — спорила тень. — Пишите, как я советую. Я знаю, что я советую.

— Но теперь так не пишут, — сказал поп, — теперь пишут по–новому.

— По–новому! — закричали верующие. — Мы вот тебе покажем по–новому, мы не хотим по–новому. Мы хотим по–старому. Пиши, как барин сказал. Он худому не научит.

— Целую ручки? — спросил поп.

— Целую ручки, — ответили верующие.

«Целую ручки, — приписал поп, — Матрена Крынкина».

И, боясь других подобных же дополнений, ловко закрыл собрание, спросив:

— Принято?

— Принято, — сказали верующие, подняв каждый по руке, но с тремя сложенными для креста пальцами, чтобы отличаться от советского собрания.

— Аминь, — сказал поп и закрыл на замок дверь церкви.

Аминь.

Глава одиннадцатая

Собрание ячейки ВКП(б) под жужжание пчел, совещание среди цветов, на ходу, и доклад передвигающегося докладчика, переходящего от улья к улью. На повестке сегодня — пчелы. И это собрание походит на обыкновенное собрание не больше, чем работа в поле на описание работы. Здесь теория сопровождается практикой. Они переплетаются, и никто не знает, где кончается теория и где начинается практика. Теория и практика едины. И слова сопровождаются делом, так что трудно отделить слова от дела. И слово и дело едины. Молодцев делает доклад. Он мало говорит, много показывает и еще больше делает. Кажется, что он не говорит, а работает, так он говорит. И собравшиеся не только слушают и спорят, они помогают ему. Это собрание напоминает субботник.

— Итак, о пчелах, — говорит Молодцев, — те из вас, которые изучали историю, помнят, что наши предки славяне наибольший доход получали от разведения пчел. Они платили дань медом, торговали медом и воском, жили медом, короче говоря, они были пчеловоды прежде всего, а все остальное потом… Очевидно, дело не только в количестве пчел, но в качестве пчел и умении, квалификации пчеловодов. У нас нет еще этого умения. Но мы учимся, и мы — научимся. У нас очень плохие породы пчел. Нам нужно заменить плохие породы хорошими. Как мы улучшали породу скота, так же мы должны улучшить пчел. Даже не так, а еще интенсивнее, потому что пчела выгоднее коровы…

Хохот прерывает его.

— Молодцев, ври, да не завирайся.

— Я не вру.

— Пчела дает меду больше, чем корова молока. Так по–твоему? Ври! Ври!

— Товарищи, вы его не поняли, — заступился кто–то за Молодцева. — Он не врет, а шутит. Чтобы развеселить нас, рассказал нам маленький анекдот.

— Это не анекдот!

— Ха–ха! А что же? Или в самом деле пчела выгоднее коровы?

— Товарищи, к порядку. Вы испугаете пчел, — продолжает Молодцев. — Слово принадлежит мне. И вот я говорю, пчела выгоднее коровы. Тише! Тише! Посмеялись, и довольно. Это не анекдот и не шутка. Это факт. Я вовсе не хочу сказать, что одна пчела выгоднее одной коровы. Вы понимаете меня слишком буквально. Я говорю, что улей выгоднее коровы и даже коня. Корова стоит двести, триста рублей, и никакая корова, сколько бы ее ни кормили, не окупит себя в год, то есть не даст в год молока на триста рублей. Только конь, и то в редких случаях, если его эксплуатировать, как эксплуатировали вас кулаки, если заставить его работать до седьмого пота, он окупит себя, но не больше. Он не даст прибыли. Что же мы видим с улеем? Улей, который стоит сто–полтораста рублей, при умелом уходе и при улучшенной породе пчел может дать меда на триста рублей, то есть не только окупит себя, но и даст еще сто процентов прибыли. Согласитесь сами, что пчеловодство — одна из самых выгодных статей нашего хозяйства. Значит ли это, что мы должны забросить остальные отрасли нашего хозяйства, забросить наших коров, свиней, кур и заняться одним пчеловодством? Это было бы абсурдом. Но мы должны, не бросая, а улучшая другие отрасли, обратить сугубое внимание всего колхоза на пчел. Очень возможно, что некоторые из вас обвинят меня в делячестве, в том, что я забочусь только о собственной выгоде, выгоде нашего колхоза, и не беру во внимание интересы хозяйства всей страны. Нужно ли нашей стране пчеловодство? Нужно. Уверен, что при широком внимании колхозников и советской общественности мы сможем развить пчеловодство в сравнительно короткое время. Теперь, как я мыслю улучшение породы пчел? А вот как… но прежде о недостатках нашей пчелы и о достоинствах кавказской, которой я и предлагаю заменить нашу. Вам всем хорошо известно, что пчела добывает нектар, из которого и получается мед, при помощи хоботка. Чем длиннее хоботок пчелы, тем больше меду она им достанет. Нужно сказать прямо: хоботок наших пчел очень мал. Хоботок кавказской пчелы значительно длиннее. И кавказская пчела дает меду в два раза больше, чем наша. Мое предложение сводится к следующему: заменить наших пчел кавказской породой. Для этого нужно заменить только маток. Средства у нас имеются. В крайнем случае можно будет взять кредит. Дело только в нас. Высказывайтесь.

— Дай–ка мне, — берет слово Жеребцов, — я против. Не доверяю пчеле. Кавказская или не кавказская. Очередное увлечение товарища Молодцева, и вот та корова, которая была вчера коровой и давала столько–то молока, сегодня уже не корова, а черт знает что, хуже пчелы. Откуда взял товарищ Молодцев, что пчеловодство выгоднее всего, где вычитал про эту кавказскую пчелу, известно одному Молодцеву. Где же корень этой пчелы? А корень ее вот где. Задумал товарищ Молодцев улучшить породу рогатого скота. Правильно. Поднял на ноги весь колхоз, не давал всем спать. Агитировал. Уговаривал. «Только с улучшением нашего скота мы сможем поднять наше хозяйство». Улучшим скот единоличников и тем вовлечем их в колхоз. И вот собираются средства и покупается племенной бык. И этим все ограничивается. Бык стоит день. Стоит два. Стоит неделю. Аккуратно ест. Аккуратно пьет. И этим ограничивается деятельность быка. Хорошо. Посылают быка на пастбище. Ходит бык с нашими коровами, ходит, прогуливается, аккуратно ест, аккуратно пьет. И этим ограничивается деятельность быка. Ест и пьет, и только. А нет того, чтобы этот бык позаботился об улучшении потомства. Потому что этот бык ведет монашеский образ жизни. Ест и пьет — и только. И нет у этого быка никакого интереса к коровам. Он не смотрит на них, не говоря уже о другом. Ест, пьет и только. Хорошо. Стали задумываться наши колхозники, стали наблюдать за быком, стали печалиться, ночи не спать, думать. И думают они, отчего бычок не глядит на коров, ест, пьет и только. И пришли к выводу: отдыхает. Устал. Должно быть, до нас много поработал. Вот и набирается сил. Ждут день, другой. Проходит неделя, другая, прошел месяц. А бык аккуратно ест, аккуратно пьет, и этим ограничивается деятельность быка. Отчего бы так, думают наши колхозники, бык с виду как бык, обыкновенный бычок. Подрос. И знака кастрации не заметно. Стало быть, не кастрированный. Отчего же он только ест и пьет и не исполняет свои обязанности? Думают, думают. Делать нечего, приходят к одному выводу — болен. Едут за ветеринаром. И пока едут, бык аккуратно пьет и вдруг подыхает. Аккуратной такой смертью, без крика, без шума, без всего. Приезжает ветеринар, посмотрел на мертвого бычка и говорит: «Да он у вас давно болен. Что же вы раньше ко мне не обратились?»