Эдуард Кондратов - Тревожные ночи Самары
— То-то же! — вырвалось у него.
На ладони у Ивана Степановича лежал листок промокашки, сорванный с пресс-папье.
Став на стул, Белов снял фонарь и поставил перед собой. Ладонью старательно разгладил мятую промокашку. Она была почти чистая, лишь несколько отпечатков пересекли ее вдоль и наискосок. Внимательно разглядывая ее, Белов глубоко задумался. Впервые за этот сумасшедший день на его лице появилось выражение удовлетворенности и даже — гляди-ка! — улыбка, сделавшая его немного похожим на японца. Белов достал из кармана сверток, не глядя развернул его, откусил от бутерброда.
Неожиданно в полной тишине раздался скрип отворяемой двери. Белов вздрогнул, непроизвольно схватился за кобуру.
— А я слышу, кто-то все ходит, ходит… — раздался старушечий голос, и в круге света появилась дворничиха тетя Маня в накинутом на плечи долгополом пальто. — Здравствуй, дорогой товарищ, поздненько ты чегой-то, — пропела она подобострастно.
— Разбудил я тебя, тетя Маня, — весело и без тени сочувствия отозвался Иван Степанович. — Ничего, делать тебе все одно нечего, а у нас, брат, служба…
— Да уж, — с пониманием вздохнула старуха. — А я тебя поджидала, дорогой товарищ, да-а… Фамилию-то я вспомнила… Того, что в сенках стоял, кашлюна.
— Да ну?!
— Вот и ну, вспомнила. Давеча, как рубить капусту начала, — и как стрельнет мне… Господи, думаю, да как же я забыла? Ягунин его фамилия, Ягунин!..
— Что-о? — Белов даже встал из-за стола, — Ты ничего не путаешь, тетя Маня?
— А чего мне путать? Чай, из ума еще не вышла. Так и сказал. Иди, говорит, товарищ Ягунин. Протокол писать надо. Он и пошел.
Белов озабоченно покачал головой.
— Ай-ай-ай! Вот это, я понимаю, фактик, да-а… Против такого не попрешь!.. Ну, тетя Маня, спасибо тебе такое, что…
Он махнул рукой и рассмеялся.
Дворничиха тоже попробовала засмеяться да не получилось. Больно уж странно вел себя товарищ начальник, а женщина она была, ох, подозрительная…
Пятница
1
Вчерашняя краснота неба наутро обернулась ветром. Горячие смерчи гуляли по улицам Самары, и не то что окна — ставни закрывали обыватели, чтоб не хрустело на зубах, хоть и ели они теперь не часто.
После того как порыв ветра швырнул на стол песок, а бумаги вдруг воспарили, Ивану Степановичу тоже пришлось закрыть окно. Он не терпел духоту и спал в любой мороз при отворенной форточке. Но сейчас выхода не было: немыслимо вести допрос, если все внимание уходит не на вопросы-ответы, а только на то, чтоб удержать на столе бумажки и вовремя почистить от пыли перо. Но процедура, в общем-то, уже шла к концу. Буфетчица давно перестала всхлипывать, только платочек еще теребила да украдкой посматривала на чекиста. По лицу ее нелегко было определить, взволнована ли она, смущена ли, испугана ли или только старается казаться взволнованной, испуганной и смущенной.
Белов дописал протокол, подвинул к Нюсе.
— Подпишите. Вот здесь. Только сначала прочтите.
Нюся торопливо пробежала строчки, протянула руку с пером.
— Нет, не здесь. — Белов указал на последнюю строку. — Тут.
Нюся поставила подпись и подняла глаза на чекиста. Увидев в них немой вопрос, Белов отрицательно качнул головой.
— Еще не все. Вам придется это повторить. На очной ставке.
Она кротко опустила ресницы. Белов нажал кнопку, за дверью задребезжал звонок, и сразу же вошел Иван Шабанов.
— Введите арестованного! — распорядился Белов.
Видно, арестованный находился где-то рядышком, потому что меньше чем через минуту опять отворилась дверь и в кабинете вслед за Шабановым… От изумления Нюся невольно подалась назад: из-за спины Шабанова показался Ягунин, а за ним вошел совсем незнакомый чекист. Лицо Ягунина осунулось, волосы были всклокочены, на подбородке золотилась щетина. Руки, как и положено арестованному, он держал за спиной, ремня на нем не было. Теперь всем было видно, в каком плачевном состоянии ягунинская гимнастерка.
— Здравствуйте, — криво усмехнулся Ягунин при виде Нюси.
— Здравствуйте, — испуганно ответила Нюся.
— Садитесь, гражданин Ягунин, — сказал Белов.
Михаил присел на краешек стула напротив Нюси. Белов обернулся к конвойным:
— Подождите в коридоре, товарищи.
Чекисты вышли.
— Итак, гражданин Ягунин, вы утверждаете, что с восьми вечера и до трех утра не отлучались из «Паласа», — повернулся Белов к Михаилу.
Тот резко поднял голову и выпалил:
— Я уже трижды повторял это, надоело! Вот у нее и спросите. — Он с пренебрежением мотнул подбородком на Нюсю.
Белов легонько постучал пальцами по столу. И — жестко:
— Не горячитесь, гражданин Ягунин. Всему свой черед. Зачем вы пошли в тот вечер в «Палас»?
— И это я уже говорил. Она вот сообщила мне, по телефону позвонила, что бандиты собираются встретиться с наводчиком. Я хотел проследить, кто наводчик.
— Ну?
— Что «ну»?
— Проследили?
Ягунин нахмурился.
— Нет, не проследил. Никто к бандитам не подходил. Я был до самого закрытия.
— Так… — Белов повернулся к Нюсе. — Вы подтверждаете показания Ягунина?
— Да-да, это правда, — торопливо заговорила Нюся. — Никто не подходил, ни разу. Не знаю, почему. Я своими ушами слышала, что он должен был…
— Я не об этом, — остановил ее Белов. — Вы подтверждаете, что гражданин Ягунин не отлучался из «Паласа» до закрытия?
Буфетчица прикусила губку, лицо ее отразило сильное замешательство. Она смотрела то на Ягунина, то на Белова, не решаясь сказать.
— Так как же?
— Да, да. То есть… Я не знаю… — Нюся смешалась.
Ягунин смотрел на нее в упор.
— Это как же вы не знаете?!
Белов постучал по столу ладонью.
— Гражданин Ягунин! Вопросы задаю я! — И — Нюсе:
— Так как же все-таки? Смелее!
Нюся глубоко вздохнула и сказала, обращаясь больше к Ягунину, чем к Белову. Голос ее звучал виновато;
— Вы не обижайтесь, товарищ Ягунин. Вы, наверное, забыли. Я ведь заглядывала к вам за ширму. Часов в двенадцать. И перед закрытием. Не было вас…
Она доверчиво подняла глаза на Михаила:
— Может, вы на минутку выходили?
— Что за чепуха?! — Ягунин, подавшись вперед, изумленно таращился на буфетчицу. — Я никуда не выходил. И вы ко мне не заходили. Что за чертовщина? — Голос его едва не сорвался на крик.
Нюся потупилась и опустила голову. Сказала почти шепотом:
— Заглядывала…
Белов, помаргивая, быстро перебегал взглядом с лица на лицо, он был сейчас похож на рыбака, у которого начались поклевки сразу на двух удочках.
— Что же вы, Ягунин? — сказал он с неодобрением. — Не вяжется у вас. Советую крепко подумать, а то ведь никакого резону.
Ягунин вспыхнул.
— Нечего мне думать! — сказал он самолюбиво.
Он наморщил лоб: было похоже, что ему в голову пришла неожиданная мысль и он старается хорошенько додумать ее. Наконец он поднял глаза на Белова.
— Кажись, докумекал. — Голос его зазвучал напряженно. — Стало быть, к провокациям скатились, дипломаты? Чего ж вы тогда комедию ломаете?
«Эх ты, петушок», — подумал Белов и нажал кнопку. В дверях появился Шабанов.
— Уведите арестованного.
Ягунин не встал — подскочил. На щеках его рдели пятна.
— Только имейте в виду, — стараясь усмехаться до крайности презрительно, выпалил он, — что я так просто вам не дамся. Мы еще посмотрим, кто кого… В девятнадцатом году я…
— Идите! идите! — прикрикнул Белов.
Глаза Ягунина блеснули подозрительно влажно. Он рывком повернулся и пошел к двери.
— Больше вас не задерживаю, — сказал Белов Нюсе. — Давайте пропуск. Спасибо вам за помощь.
Нюся встала. Она казалась пришибленной случившимся.
— За что вы его… так?
Белов улыбчиво сощурился.
— Много будете знать — морщины появятся.
Он проводил буфетчицу до двери, подал ей руку.
— До свиданья, — убитым голосом сказала Нюся.
Проводив буфетчицу, Иван Степанович подошел к окну. Ветер не унимался, будто спешил перегнать всю самарскую пыль подальше от Волги. Белов стоял у окна до тех пор, пока не увидел, что замотанная в белый платочек девушка, шустро грызшая семечки на углу, пошла по Николаевской в сторону собора. Белов достал из ящика папку, сел на край стола и уткнулся в бумаги. Почти полчаса он листал их, пропуская одни и внимательнейше вчитываясь в другие. Но вот в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул Белов, слезая со стола.
Вошла Женя Сурикова — та самая девица с семечками, только платочек она сняла.
— Проводила я ее, — сказала Женя. — Она ни разу так и не оглянулась… А шла, значит, по Николаевской до Льва Толстого — непонятно, почему: по Предтеченской-то ей ближе. Дальше — на Самарскую и прямиком в «Палас».