Илья Штемлер - Таксопарк
Слава хлопнул ладонью по старой сухой кожанке с желтыми залысинами на лопатках.
Парень обернулся.
— Я говорю, живу близко, — значительно проговорил Слава.
— Гуляй, гуляй.
— А рублишко могу тебе бросить в морду, — тем же тоном продолжил Слава.
— Ты что? — растерялся парень. — Я ж так, мастер.
Лицо парня расплылось по душному залу — с испуганными плоскими глазами. Он в недоумении смотрел на Славу.
— Ну-ну. Ты что это? — Ярцев встряхнул Славу за плечо и развернул к себе. — Нервишки-то спрячь.
Они вышли из зала.
Слава не мог понять, что с ним произошло, из-за чего он так, вдруг, окрысился на парня. Устал просто…
— У нас работа особая, — выговаривал Ярцев. — С народом вплотную работаем. С глазу на глаз. И так он нас незаметно портит, что остановишься, подумаешь, тоска берет… Вот и ты. Не окажись я рядом — врезал бы тому. А за что? И сам не знаешь. Нервишки. За день так налаешься про себя. Выхода эмоциям нет. Вот и взбрыкиваешься ни за что…
Он шел рядом со Славой, едва дотягиваясь ему до плеча. В кожаной строгой кепочке и теплой куртке мехом внутрь. Импортная, видно. Вся в замочках-«молниях», кнопочках.
— А что он, рублишка, говорит, жалко, — ответил Слава. Ему сейчас было хорошо. Усталость, точно убаюканная ночной тишиной и прохладой, казалась даже приятной.
Ярцев тихонечко засмеялся.
— Так ведь он верно сказал. А ты обиделся. Таксист на такое не обижается, чурка! Скажем, парень как парень. Пивом тебя угостит от души. А станет таксистом — через год припомнит: пивом я тебя угощал, теперь очередь твоя, не на дурака напал. То-то… И не от жадности, нет. Для по-ряд-ка! — Ярцев значительно поднял большой палец. — Для порядка! Психология наша так перестроена! Недаром многие уходят из парка, не выдерживают.
— Бросьте, дядя. Обычная работа. Все от человека зависит. Сквалыга, он и в такси сквалыга, — отмахнулся Слава.
Они остановились на углу, у гастронома. Темные стекла витрин прятали коробки консервов, муляжи колбас всевозможных сортов, круги сыра. Кукла в длинном поварском колпаке с ножом в руках таращила хитрые глазки.
— Как там твой напарник? Поправляется? — спросил Ярцев.
— Вроде бы. Только я к Сергачеву перешел сменщиком.
— Вот как? Ну-ну.
— А что?
— Нет, ничего.
— Все о Валере пекутся. Женька мне сейчас втык сделал.
— Пятница? Ему по штату положено. Он за это свой купон стрижет…
Казалось, Ярцев хотел что-то еще сказать, да сдержался.
— Вы сказали: дело есть. Какое? — Славе пора было отправляться домой, не вечно же стоять у ночного гастронома.
— Вот что, Слава. Если хочешь заработать — подъезжай послезавтра в десять к аэропорту.
— А что делать?
— Заранее говорить — примета дурная. Запомнил? Так подмастырь рейс, чтобы в десять быть в аэропорту. Не пожалеешь. Найдешь меня в кафе, на втором этаже.
Ярцев протянул жесткую сухую ладонь.
— И вот еще… болтать об этом не надо. Особенно Сергачеву. Он парень свой, только разный. Ясно?
— Ясно, — ответил Слава. Хоть ему ничего не было ясно. — В десять, в кафе аэропорта.
2Заместитель начальника управления по таксомоторным перевозкам Михаил Степанович Лариков походил на стареющего борца. Венчик рыжеватых волос опоясывал просторную светло-бурую лысину. Черный широкий галстук выползал из-под крахмального воротничка, взбирался на высокий рыхлый живот, где и замирал, чуть подрагивая в момент, когда в кабинете звучал хрипловатый бас Михаила Степановича.
Совещание было посвящено подготовке к зиме и сейчас упиралось в несговорчивость директора второго таксопарка Абрамцева. Тому не нужны были лишние статьи в накладных расходах: он прекрасно обходился своей котельной, без городской, которую ему предлагали подключить…
— Не экономь на спичках, Борис, — советовал Лариков. — Ты хозяйственник. Застолби их мощности: сейчас не пригодится, потом пригодится.
— С моими темпами строительства эти мощности не скоро пригодятся, — оборонялся Абрамцев.
— И все же подключайся ты, Борис Григорьевич, подключайся, — устало произнес Лариков. Ему надоело уговаривать директора второго парка, и, судя по тону, он сейчас просто, прикажет — и дело с концом. — Предложи я такое Тарутину, руками и ногами ухватится. Верно, Андрей Александрович?
Тарутин молчал, разглядывая изящные макеты легковых автомобилей на полированной тумбе. Гордость Ларикова. Где он только их не доставал. Последнюю, американскую «барракуду», привез из Польши. Все деньги на это тратил…
— Не упустил бы, не упустил, — переждав, произнес Лариков.
— Ну так и передайте Тарутину, — вздохнул Абрамцев.
Он знал, что ему все равно навяжут эту чертову городскую котельную. И еще заставят возить для нее топливо. Видно, управление было в этом заинтересовано, не иначе.
— Ты, Боря, лучше покажи товарищам, какие плафоны для «Волги» изготовляешь. — Лариков пытался смягчить обстановку. — Похвастай, Боря.
Абрамцев поднял с пола потертый портфель, достал разноцветные пластмассовые квадратики и пустил их по рукам. А сам сидел довольный и гордый.
— Покупные! — категорически заключил директор первого парка Маркин, худой, желчный человек.
— А где «Маде ин СССР»? Где? То-то! — подковырнул Абрамцев.
— Самоделка, — согласился Маркин.
Мусатов одобрительно похлопал Абрамцева по колену.
— Надоело! — вздохнул Абрамцев. — Как стукнут в зад, неделю машина простаивает… Пришел ко мне один, говорит, могу изготовить пресс-форму.
— А материал? — спросил Маркин.
— Отходы. По безналичному. Директор завода пластмасс знакомый. Две машины ему отремонтировал.
— За сколько же вы будете продавать нам свои плафоны? — проговорил Тарутин.
— Кажется, три рубля сорок пять копеек комплект. Еще нет окончательной калькуляции.
— Побойся бога, Боря! Кусок оргстекла. В магазине не больше рубля! — воскликнул кто-то.
— Видел ты их в магазине. — Абрамцев спрятал цветные квадратики в портфель. — Между прочим, у меня есть уже заявки от исполкомовского гаража и от «Скорой помощи». Пронюхали.
— Долго ли! Погоди, автолюбители пронюхают, — Лариков отодвинул кресло, встал. Это за столом он казался крупным. Про таких говорят: поперек себя шире. — Доходы ждут тебя, Абрамцев, великие, — хмуро произнес Лариков. — Так что возьми на себя котельную, не прогадаешь. И больше к этому возвращаться не будем.
Абрамцев ткнул ногой в портфель.
— Что я, лично для себя эти плафоны изготовлять собираюсь? Крутишься-крутишься, а на тебя еще больше наваливают.
— Как же ты думал, Боря? — с ироническим удивлением проговорил Лариков. — Кто везет, на того и грузят.
— Можно подумать, что остальные груши околачивают, — обиделся Маркин.
— Я этого не сказал, — усмехнулся Лариков.
Маркин был хороший работник, но болезненно самолюбивый человек. Спуску не давал ни начальству, ни подчиненным. И руководство его недолюбливало и побаивалось.
— Сказали, чего там… Нечего нас метить, не овцы. Работаем, выкладываемся… — Маркин угрюмо смотрел в сторону.
Существовал негласный союз между директорами, и возникал он в момент, когда начальство незаслуженно, а когда и заслуженно обрушивалось на кого-нибудь из них. Ведь все варились в одном котле…
— Интересно, какие детали изготовляются в парках своими силами? — Тарутин подмигнул Абрамцеву.
Вопрос был задан, чтобы отвлечь гнев начальника от Маркина, все это поняли.
— Около тридцати наименований, — Абрамцев словно перенял эстафету у Тарутина. — Я еще задумал втулки выпускать.
Лариков засмеялся и покачал головой:
— Ох и хитрецы…
Однако он не стал упрямиться и проявлять амбицию. Ни к чему.
— А что, если Абрамцеву вообще перейти на изготовление запчастей, а парк его раскидать между нами всеми? — как ни в чем не бывало продолжал Тарутин. — Можно и крылья самим гнуть. И рессоры клепать.
— Рессоры почтовики клепают, — подсказал кто-то. — И, кстати, неплохие. Лучше заводских.
— Вот! — удовлетворенно проговорил Тарутин.
— Не ехидничай, Андрей, — проговорил Лариков. — Лучше бы завел у себя какой-нибудь цех.
Было непонятно, шутит Лариков или говорит всерьез.
— Между прочим, Михаил Степанович, и мы собираемся изготовлять, — вдруг встрепенулся Мусатов. — И не втулки, а пружины передней подвески.
Тарутин с удивлением взглянул на своего главного инженера — о чем это он? Какие пружины?
Реплика Мусатова заинтересовала присутствующих, все разом обернулись к Мусатову. Но тот лишь загадочно улыбался, выпрямив мальчишескую стройную спину.
Лариков перевел взгляд узких цепких глаз с главного инженера на директора.