А. Проханов - Газета Завтра 756
В КВАРТАЛАХ, подконтрольных «Хезбалле», находится лагерь палестинских беженцев Бурдж-эль-Барадже. Скопление тесных, словно лепных домов, с узкими прогалами, в которые не въедет машина. В иных проулках трудно разойтись двум встречным. Под ногами текут зловонные сточные струйки. В воздухе висят перепутанные провода, изогнутые трубы, словно «времянка», брошенная наспех ремонтной бригадой. Стены испещрены арабской вязью, плакатами «Хамаз», где автомат соседствует с голубем, лицо Халеда Машаля с куполом Мечети на скале. Навстречу тебе пройдет печальный старик с изможденным лицом, промчится стайка крикливой детворы, прошагает подросток, неся пластиковую канистру с водой.
Здесь в изгнании живут несколько поколений палестинцев, которых в 48-м году выдавило внезапное и жестокое нашествие сионистов, пришельцев из Европы и Америки, взявшихся воплощать проект «Государство Израиль». Дети первых изгнанников, состарившиеся за эти шестьдесят лет, расскажут вам, как безбедно они жили в деревнях на родине, дружно соседствуя с евреями, которые видели в них соотечественников и соседей. Как вдруг нахлынули энергичные и жестокие пришельцы из Европы и стали убивать палестинцев, учиняли погромы и резню, страшно, напоказ выставляя трупы детей и женщин. Их нашествие напоминало древнее явление еврейских воинов Иисуса Навина, которые явились в Ханаанскую землю, где «мед и молоко», предавая заклятию и истреблению местные народы. Сионисты древнего мира, захватывая города, предавали заклятию все население, - клали их под железные пилы и молотки, кидали в раскаленные печи для обжига извести. Сионисты ХХ века повторили этнические чистки своих предшественников, очищая «обетованную землю» от палестинцев, возводя на месте палестинских деревень свои военизированные кибуцы. Вы услышите горестную повесть об изгнании, о скитаниях по Иордании, Сирии и Ливану, о заповедной, религиозной мечте вернуться в родные пределы, где еще растут посаженные дедами оливки, видны фундаменты разрушенных деревень, не заросли бурьяном протоптанные предками тропы. Вы услышите о борьбе палестинцев, добывающих отнятую Родину, - о блокаде Газы, о подземных туннелях, о шахидах «Хамас», взрывающих себя под гусеницами израильских танков. Здесь, в лагере беженцев, напоминающем лепные ласточкины гнезда, где живут гонимые ненастьем перелетные птицы, остро ощущаешь единое поле борьбы, которое непокоренные народы ведут против своих угнетателей. Отсюда видны горячие земли Афганистана, где горит подбитый американский танк. Бледное небо под Басрой, в котором падает горящий геликоптер захватчиков. Колючая проволока на западном берегу реки Иордан, под которую протискивает гибкое тело шахид. В сегодняшнем мире ширится восстание, расправляет свои огненные крылья революции от Каракаса до Кабула. И напрасно надеется «золотой миллиард», что установленный ими бессовестный закон, незыблем. Человечество все меньше состоит из рабов и предателей, но все больше из героев и мучеников.
ИДУ ПО БЕЙРУТУ. На шумном перекрестке - пятнистый транспортер. Под пузырящимся брезентовым тентом пулеметчик. Напротив, на красивом фасаде, эмблема флага «Хезбаллы» - арабская вязь, в которую вплетен «калашников».
Сергей Герасимов БОЖЕСТВЕННАЯ НОЧЬ МИФА
"Теперь, когда небо и земля и ветер молчат…"
ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА
Редко кто из нас, выйдя из дома безоблачной темной ночью, не остановится, чтобы не бросить задумчивый взгляд на звезды. Тысячи лет люди ощущали трепет, глядя в небеса. Там, на небесах, звезды сотканы в изображения персонажей греческих мифов. Герои мифов появлялись в мире, чтобы затем стать созвездиями. Греция, Рим, первооснова европейской цивилизации, миф первооснова Греции и Рима, их "исток" - кровь - необходимое условие существования мифа. Мы еще вернемся к "истоку" и к "крови", но прежде надо сказать, что вот уже второй раз мы представляем на суд взыскательного читателя газеты "Завтра" серию этюдов философа и поэта Евгения Всеволодовича Головина, на этот раз посвященных мифу, первый цикл, напомним, был о поэзии.
В нашу более чем серьезную эпоху хочется немного отвлечься и поговорить о пустяках. "Поговори со мной о пустяках, о вечности со мной поговори…", как писал один эмигрантский поэт. Миф, конечно, принадлежит вечности, и по сравнению с серьезной проблематикой сегодняшнего дня, разумеется, пустяк. Итак, отвлечёмся!
Почему "исток"? Понятие взято из словаря философа Мартина Хайдеггера, он пользовался им в своем философском послании. "Ursprung", так это звучит по-немецки. Мы слишком долго в пути, слишком многое подзанесено пылью, подзабылось и не плохо бы сейчас вернуться к "истоку", продумать его, очистить, а, может быть, и заново открыть. Для этого нужно сделать всего один пустяк, немного повернуть, назад. Кстати,
"поворот" тоже из словаря Хайдеггера - по Хайдеггеру, "Kehre" - такой возврат, который служит предпосылкою продвижения, оказывается необходимым, чтобы достичь нового качественного роста: "поворотом зовётся место, где серпантин горной дороги поворачивает почти назад, чтобы подобраться еще ближе к перевалу". Правда, для Хайдеггера "Ursprung" преимущественно досократическая греческая мысль, но какая "досократическая мысль" могла бы появиться, не будь за ее спиной мифа. А для нас-то уже и она сама является мифом. Можно провести такую линию, миф, "досократическая мысль",
"сократовско-платоновская мысль", аристотелевская мысль и, наконец, "мысль неоплатоническая". Перечисленные этапы - "исток" всех тех, кто считает себя "европейцем".
Когда св.ап. Павел проповедовал на территории Ближнего Востока и Передней Азии, находясь в сфере трех основных догматов, определяющих тамошнюю жизнь: "обрезания", "субботы" и "свинины", все было вполне хорошо и пристойно (где-то принимали, где-то нет). Но когда Он переплыл море и оказался в сфере высокой культуры, "субботы", "свинины" и "обрезания", мягко говоря, стало недостаточно, пришлось обратиться к "неоплатонизму", и лишь ему мы обязаны нашим "стройным догматическим православным учением". А неоплатонизм, как уже было сказано, весь в мифе.
В мире есть религия, культура и миф. Миф - не культура, не религия, тогда что? Миф-"Ursprung", исток, исток нас с вами, нашей души, нашего "Я", бытия? Пока одни вопросы без ответов, каждый решает для себя сам, ведь это всего лишь пустяк.
Евгений Всеволодович тоже не собирается отвечать на какие-нибудь вопросы, он просто будет писать о том, что лежит в "истоке", он этим "специально занимался" почти всю жизнь. Напомним читателю, что именно Головин познакомил нас с наследием Рене Генона, а, следовательно, ввел в русский философско-метафизический обиход понятие "традиция". Сейчас очень много говорится о "традиции" в геноновском ключе, но "исток", не менее важное понятие, требующее еще своего осмысления, понятие, вполне равнозначное "традиции".
Немного о "крови мифа". Головин любит повторять, когда говорит о религиозных, культурных, цивилизационных проблемах современности: "Кровь мифа иссякла". Казалось бы, пустячная проблема, но не она ли является основным корнем всех современных проблем, всей современности, так сильно возжаждавшей временного и отринувшей "пустяковую вечность". "Греческая религия впервые дала подлинное ощущение времени как настоящего. Тут - длительность, но без индийской безнадежности и гибели, постоянство, но без китайского оцепенения, ожидание будущего, но без ветхозаветного игнорирования природного процесса. Здесь вечное и временное сливаются в одно цельное настоящее, причем они не приносятся в жертву друг другу, но остаются в своей свободе и нетронутости. Я бы сказал, что тут впервые время и вечность делаются каждое в отдельности и оба вместе цельной и неделимой актуальной бесконечностью". (А.Ф.Лосев "Диалектика мифа").
В крови таится сама жизнь, если кровь иссякла, то жизнь уходит и остается лишь имитация жизни, имитация искусства, и, как ни страшно, имитация религиозного культа. В пределах "белой цивилизации" мы наблюдаем это повсеместно.
"Цельная и неделимая актуальная бесконечность" распалась, кровь покинула миф. То есть религия осталась, культура осталась, но третье условие бытия - миф - потерял кровь, и две другие составляющие агонизируют. В этом смысле поворот к "истоку", оказывается не таким уж и пустяком для всех тех, кто еще ощущает в себе призыв быть живым, кто хочет сбросить проклятие идентичности и тождества.
Очень хорошо, что Головин не только философ, но и поэт, то есть принадлежит как миру мудрости так и искусства. Думается, что в его повествовании о мифе мы столкнемся с тем, что Шеллинг называл эстетическим созерцанием:
"Искусство есть для философа наивысшее именно потому, что оно открывает его взору святая святых, где как бы пламенеет в вечном и изначальном единении то, что в природе и в истории разделено, что в жизни и в деятельности, так же как в мышлении, вечно должно избегать друг друга".
