Николай Глебов - Бурелом
Когда стемнело, Прохор вышел из своего укрытия и огляделся. Невдалеке светились огни поселка. Неожиданно ночную темь прорезал луч прожектора, лег на озерную рябь, взметнулся ввысь и стал шарить по берегу. Прохор припал к земле и замер. «Только бы не заметили», — мелькнула тревожная мысль. Нечаянно носок его ботинка уперся во что-то твердое. «Наверное, камень», — подумал Прохор и продолжал лежать до тех пор, пока яркий свет прожектора не перекинулся на другой объект. Беглец подался корпусом назад и ощупал заинтересовавший его предмет. «Нет, это не камень». Энергично работая руками, он начал отбрасывать береговой песок. То, что он принял за камень, оказалось концом толстого бревна, выброшенного когда-то озерной волной на берег и засыпанного со временем песком.
Черепанов работал лихорадочно. Он выворотил бревно из песка, подкатил к озеру, разделся, связал одежду в узел, укрепил на конце бревна и столкнул его в воду. Слегка покачиваясь на легкой волне, бревно под руками Прохора поплыло от берега все дальше и дальше.
Казалось, все способствовало успеху пловца: темная ночь, попутная волна теплого Боденского озера; когда луч прожектора метнулся на бревно, Прохор опустился с головой в воду. Промелькнув, свет прожектора перекинулся на далекий берег.
Но беглеца подстерегала другая непредвиденная опасность. Прохор не знал, что река Рейн в верхнем течении впадает в Боденское озеро и выходит из него значительно ниже. Это он почувствовал, когда бревно стало относить в сторону немецкого берега. Как ни боролся Прохор, бревно медленно, но неуклонно несло в нежелательном направлении. Бросить его и добираться вплавь не хватит сил.
Начинался рассвет, мутный, неласковый. Усталый Прохор уже отчетливо видел крутой берег и на нем людей в военной форме, которые, заметив беглеца, суетились возле моторной лодки. Раздалось тарахтение мотора, развернувшись, лодка с пограничниками приблизилась к Прохору. Сопротивляться было бесполезно, да и сам беглец чувствовал, как слабеют силы. Подхваченный руками, он оказался в лодке.
После короткого допроса отправили обратно в лагерь и в тот же день по распоряжению коменданта заточили в бетонный столб.
Утром дежурный по лагерю охранник едва успел открыть железную дверь камеры, как к его ногам свалился потерявший сознание Прохор. Так продолжалось три дня. Прохору казалось, что он сходит с ума.
На четвертые сутки пытка прекратилась, и обессиленный Прохор был водворен обратно в барак. Снова потянулись однообразные дни изнурительной работы.
В конце февраля семнадцатого года, пересекая лагерный двор, Прохор неожиданно встретил знакомого доктора. Размахивая руками, что-то крича, тот торопливо шел навстречу Черепанову.
— Хабен зи гехерт дас ман ден царен гештюрцт!? — выкрикнул он возбужденно. — Вы слышали, что свергли царя? — И потрепав Прохора по плечу, произнес более спокойно: — Дас ист гут — это хорошо.
Новостей с родины рядовые военнопленные не получали и о событиях в стране ничего не знали. Радостно ошеломленный Прохор стремительно ворвался в барак. Был час отдыха.
— Ребята! У нас сбросили царя! — Военнопленные соскочили с нар и окружили Прохора. — Об этом только что сказал мне доктор. — Глаза Прохора сияли.
— Ура!
В бараке зазвенели полетевшие вверх жестяные кружки, раздались крики:
— Скоро по домам!
— Кончено, отвоевались!
Стихийно возник митинг. Поставив ногу на нижний ярус нар, придерживаясь рукой за их крепление, Прохор взмахнул обтрепанной солдатской папахой:
— Тихо, ребята! — И когда шум в бараке умолк, Черепанов заговорил: — Царя свергли — это ладно, но что у нас там творится, мы еще не знаем. Может, и новые правители будут гнуть то же самое, что и при Николае, дескать, надо воевать до победного конца. На-ко, выкусите, господа хорошие, — Прохор показал кукиш. — Если надо, воюйте сами, а с нас хватит. Правильно я говорю?
— Ясно! На кой нам черт эта война сдалась?
— Надо требовать отправки домой.
— На немцев робить не будем.
Барак зашумел. В дверях показалась небольшая группа охранников.
— По местам! — резко скомандовал старший. Послышалось щелканье винтовочных затворов.
— Давай, ребята, расходись. А завтра оповестим другие бараки и все соберемся во дворе. Надо нам выбрать старших для разговора с лагерным начальством, — закончил Прохор и спустился с нар.
На следующий день обширный двор лагеря заполнили военнопленные. Новость о свержении царя облетела все бараки, включая и офицерский. Накануне общего сбора комендант лагеря вызвал к себе старших офицеров из русских военнопленных и, предложив им стулья, произнес со скрытой усмешкой.
— Господа! У вас на родине трон царя рухнул. До получения необходимых инструкций от командования я склонен для вас, господа офицеры, ввести более свободный режим и начать подготовку к отправке на родину. Это тем более необходимо сделать, что мое отечество испытывает продовольственные затруднения. Я допускаю мысль о возможности репатриации и рядовых военнопленных. Очевидно, получу на днях нужные инструкции. Вы свободны, господа.
Офицеры вышли.
Вернувшись от коменданта в свой барак, они начали совещаться. Как быть? Старшие по чину настаивали на отправке рядового состава во Францию, где, по слухам, находился экспедиционный корпус русских войск, с тем, чтобы бороться до победного конца вместе с французами. Небольшая группа молодых офицеров тянула в Россию. В тот день так и не договорились. Вопрос был решен на митинге.
— Солдаты! Вы принимали присягу на верность царю и родине, — взобравшись на табурет, начал один из офицеров. — Царь отрекся от престола. Династии Романовых, которая правила Россией триста с лишним лет, пришел конец. Но это не значит, что военная мощь нашей родины будет ослаблена. Наоборот, воодушевленные новыми принципами правления, мы... — Тут офицер посмотрел через головы участников митинга по сторонам, нет ли близко немцев, и продолжал: — ...мы вновь пойдем на ратные подвиги и доведем войну до полной победы над врагом. Нам нужно добиваться отправки во Францию, для того чтобы соединиться с союзниками по общей борьбе. — Последние слова потонули в шуме голосов.
— Пускай отправляют домой!
— В Россию!
— На родину!
— К своим домам!
— Товарищи! — Прохор энергичным движением отстранил оратора и, заняв его место, выкрикнул: — Опять господа офицеры хотят нас гнать в окопы! Не пойдем! Война нам осточертела. Вы здесь ни одной тачки не вывезли из котлована, камни на себе не таскали, киркой и лопатой не работали, — повернулся он к группе офицеров. — А теперь еле живых людей думаете в окопы загнать? Не выйдет!
Товарищи! Я предлагаю избрать комитет, который бы, занялся отправкой военнопленных на родину. Кто за это, поднимите руки. Ясно вам? — кивнув головой на лес рук, обратился Прохор к группе офицеров.
После Черепанова выступили военнопленные из других бараков. В тот день на митинге был избран комитет из пяти человек для переговоров с немецким командованием об отправке военнопленных в Россию. Председателем комитета стал Прохор Черепанов.
В те дни он не знал покоя. С вагонами было плохо. Нужно было позаботиться о хлебных пайках, а на дорогу их выдавали мало, и военнопленные добирались до пограничной полосы голодными, разутыми и раздетыми, но с горячим желанием скорее вернуться к своим очагам.
Перед отправкой последнего эшелона в апреле 1917 года в барак к Прохору зашел знакомый ему доктор и, потирая оживленно руки, произнес с довольным видом:
— Нах Русланд ист Ленин ангекоммен — в Россию возвратился Ленин, — и похлопал Черепанова по плечу. — Балд вирд эс фриден зайн — скоро будет мир!
Прохор с чувством потряс руку доктора.
— Спасибо! Это большая радость для нас — Ленин! — О нем Черепанов впервые услышал от Кирилла Панкратьевича Красикова там, в Косотурье. Имя Ленина прозвучало в далеком от родины немецком городе Аугсбурге. Ленин в России! Прохор с трудом дождался последнего эшелона и вместе с другими военнопленными уехал на родину.
ГЛАВА 16
Месяца через два после ухода Василия в армию Гликерия вновь уехала к больной тетке на кордон.
— Теперь мне будет полегче, — обрадованно говорил ей дядя. — Феоктиса на ноги жалуется, а тут в огороде все поспевает, да и доить корову я не мастак.
Гликерия и сама была рада уехать из Косотурья. Все ей здесь опостылело. А тут еще Лукьян с разговорами начал приставать. Прошлый раз встретил на улице, остановил и говорит:
— Ты зашла бы как-нибудь вечерком к нам. Мы с Митродорой хотим тебе корову благословить. Как-никак, а все-таки робила у нас.
— Не нужна мне ваша корова. — Гликерия сделала попытку обойти Лукьяна, но старый Сычев, воровато оглянувшись по сторонам, промолвил вкрадчиво: — Ежели корова не нужна, найдем что-нибудь на замену. Серьги золотые можно купить, ну там бархату на душегрейку.
