Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 4
Юрий. Входите, товарищ полковник.
Воропаев. Ничего особнячок. Давайте знакомиться. Зовусь Воропаевым Алексеем Вениаминовичем.
Юрий (представляя Наташу). Моя жена Наташа… Наталья… знаете, как ее… Дмитриевна…
Воропаев. Очень рад познакомиться, Наталья Дмитриевна.
Наташа. Вечно этот Юрка не то скажет. Какая я Дмитриевна!
Воропаев. Ну, как же вы все-таки сюда попали?
Юрий. Подлечиться думали, если удастся.
Наташа. Пока не удается, но…
Воропаев (оглядывая обоих). Оба фронтовики? (Кивая на орденские колодки, что лежат рядом с зеркалом.) Вижу, вижу. Что же вы так… налегке? Вроде птиц перелетных?
Юрий (смущенно, даже виновато). Как-то все некогда было… Сначала жили у родителей, в Белой Церкви… до войны, конечно… а потом фронт, родных растеряли, дом погиб, когда тут барахлом заниматься… Ну, вот, значит, и загнали все, вплоть до трофейной зажигалки!
Наташа (улыбаясь). Словом, как говорится, солнце, воздух и вода — наша лучшая еда. Но мы вывернемся. Если б нас в дороге не обокрали, — все бы ничего.
Воропаев. Какие специальности?
Юрий. Мы же прямо из школы на фронт, я — сапер, она, знаете, медсестра…
Воропаев. Вот это уже нечто…
Наташа. Ясно, нечто. Я трехлетний стаж имею.
Юрий. Тоже мне стаж! А ребенка не сумеет пеленать. (Воропаеву.) Из всех наших бед… это самое страшное. Ребенка ждем.
Наташа. Юрий, прекрати!
Юрий. Ничего я не прекращу. Ты совершенно не бережешься.
Наташа. А ты сам бережешься?
Юрий. Так не я же в положении, а ты…
Наташа. Юрий!
Воропаев. Я вижу — тихо живете. Но, по-моему, ваш муж прав. Дела у вас, насколько я понимаю, не блестящие.
Наташа. Это неправда. Мы с Юрой большой славы не заработали, мы с ним много потеряли — и дом, и стариков, и свое здоровье, но ведь мы боролись… Мы… Вы не думайте, что мы молодые, мы взрослые, мы свою силу знаем…
Воропаев. Чувствую.
Наташа. Нет, погодите, погодите. Вы, может быть, думаете, что если у нас ничего нет, значит — мы бедные? Бедные — это те, которые слабые, а мы не бедные, потому что мы… потому что… мы ж побеждаем… Не только вы, но и я сама сколько раз побеждала, и Юрий, и другие, что вы думаете…
Воропаев. Ах вы, черти полосатые!
Наташа. Вы ругаете нас?
Воропаев. Да нет, я завидую вам, и молодости вашей и силе.
Наташа. Хотите меняться?
Воропаев. А на что вам моя старость?
Наташа. Была бы я с такими орденами, как вы… ого-го! Я бы раскачала людей, я бы…
Юрий. Кто не примерзал с винтовкой в руках к земле, тот не знает, что такое жизнь и как она замечательна! Правда? Сейчас, знаете… только и жить… как это? Во весь голос жить. Правда?
Воропаев. Это самая правдивая правда, которую я когда-либо слышал. Ну, что же, давайте тогда действовать сообща… во весь голос, а? Идет?
Входит Варвара.
Варвара. Иду, иду. Ну, в чем тут неразбериха? Кому вещи, зачем? Маскарад, что ли?
Наташа. Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста…
Варвара (Воропаеву). Что я, комитет помощи? Незнамо кого одевать-обувать.
Наташа (недоуменно). Кого одевать-обувать?
Варвара. Вы бы хоть документ ихний в залог взяли, а то с себя юбку сымешь — ффью, ходи тогда сама голая, извини-подвинься.
Наташа. Какие юбки? Это, наверное, товарищ полковник. Но я ни за что не возьму, вы совершенно правы.
Юрий. Жили мы без ваших юбок и проживем без них…
Варвара. Так бы сразу и сказали! Без юбки, гражданочка, все одно, как без паспорта. Вида на жительство нет.
Наташа. Нам ваша помощь не требуется.
Юрий. Извините за беспокойство. Выход — сюда.
Варвара. Что такое? Довел жену до того, что голая сидит, а еще фасон давит. Знаю я сама все ходы и выходы.
Юрий. Я…
Варвара. Ты мне не командуй. Помощь им не требуется! Ну, и сидите голые. Молчать, когда я говорю! (Ударяет по ящикам с такой силой, что они задрожали.) Укор мне делаете! А я кто, не солдатка сама, или уж глаза мне свинцом залило? Я знаю, кому помогать. Вот оно. Не назад же нести!
Наташа. Что вы придумали, право? Не надо!
Варвара. Марш за мной, нечего разговаривать. (Воропаеву.) И как таких ребят воевать посылают!
Наташа безропотно уходит вслед за Варварой.
Юрий. Как же так…
Воропаев. Вы не слушайте, что Варвара говорит. У нее все слова наоборот… Ну, вот что. Сегодня вечером соберемся в правлении, поговорим о новых порядках в колхозе. Приходите, будет речь и о вас, найдем работу.
Из комнатенки доносится голос Наташи.
Наташа. Юрочка, иди сюда, для тебя тоже кое- что есть.
Юрий. Ну, ерунда, зачем это?
Воропаев. Идите, идите, я подожду.
Юрий уходит. На улочке появляется Корытов и Ленка.
Корытов. Ну, дальше.
Ленка. А мы тогда все вскочили и давай копать…
Корытов. Видел, видел, как наработали!
Ленка. Здорово наработали! Пятнадцать лопат сломали, цапки все повывертывали… ну, до того весело было, как на первомай!
Корытов. Весело-то весело, а сколько кустов перепортили!
Ленка. Ну, как же не попортить, когда темно… Вот они сами — товарищ Воропаев.
Корытов. Ага! Здорово, Воропаев! Спускайся-ка сюда.
Воропаев спускается на улочку. Ленка прижимается к каменной стене, восторженно глядя на Воропаева и ожидая его триумфа.
Ты что же, друг милый, тут наворочал? Хорошо, что я рядом оказался. Я тебя для чего послал? Послал себя устроить… по человечеству… а ты — в начальники. Ура, вперед, на штурм! Председателя низвел до нуля… Перевыборы какие-то затеял. Это, брат, стопроцентная анархия и партизанщина!
Воропаев. Может, разрешишь сказать?
Корытов. Натяпали, натяпали, лопаты только в темноте переломали! Сколько, говоришь?
Ленка (в ужасе от того, что она наделала). Подумаешь, пятнадцать лопат!
Корытов. Ну да, зато веселья на целый день! Еще бы! Нет, так, брат, дело не делается… Ты мне так все виноградники перепортишь.
Воропаев. Дело не столько в виноградниках, сколько в людях. Будут люди, будут и виноградники. Я увидел людей разобщенных, мрачных, самих себя не помнящих. Их нужно было перекапывать, а не землю. Их!
Корытов. Ты меня не учи. Внимание людям — первая заповедь.
Воропаев. Ты — за внимание к людям. Хорошо. А вот скажи, этих Поднебеско ты знаешь? А то, что у них не во что одеться, — это у тебя уже не внимание к человеку, а вопрос торговой сети, так? Что им негде жить — вопрос жилотдела, так? Ты наложил резолюцию о внимании, и тебя это больше не беспокоит?
Корытов. Полегче, полегче, ты мне сейчас дискуссию не затевай. (Увидя Ленку.) Ты что тут подслушиваешь партийный разговор? Марш отсюда!
Ленка прижимает руки к лицу и, что-то шепча, убегает.
Штурмовку учинил? Учинил. Безобразие! В дела колхоза влез административно? Влез. Безобразие! Райком не давал тебе такого поручения.
Воропаев. Если бы ты расспросил меня, а не эту девочку, ты получил бы иное представление.
Корытов. Все знаю сам. Перегиб допустил.
Воропаев. Да где у тебя совесть, послушай! Тебе бы только приказывать. Ты бежишь за народом да покрикиваешь: «Ах, как я здорово им руковожу!»
Корытов. Героизм не стихия, а организация!
Воропаев. Правильно!
Корытов. Что правильно?
Воропаев. Я это тебе и говорю.
Корытов. Нет, это, брат, я тебе говорю, а ты возражаешь!
Воропаев. Я возражаю?
Корытов. Ну, в общем ты понял, что я хотел сказать. Завтра изволь явиться на бюро. И прекратить всякую ломку. Понятно?
Воропаев. Ломать можно то, что уже построено.
Корытов. Ах, вот какие дела! До вас, значит, ничего не делали?
Воропаев. Ты все кричишь — зарази людей энтузиазмом. Так чего же ты не заражал до сих пор, чего ты ожидал? У тебя люди заражены неверием, угнетены трудностями, а ты не можешь понять, что люди заново начинают жизнь, им все здесь ново и чуждо: и небо, и горы, и земля, а ты их планами по горбам, планами по горбам, ты им дурацкой бумагой в нос тычешь!..
