Вилис Лацис - Безкрылые птицы
Когда Волдис подошел к калитке, худощавый парень стал посреди тротуара, продолжая с вызывающим видом грызть подсолнухи. Волдис свернул на мостовую, но парень, будто нечаянно повернувшись в его сторону, сплюнул ему на шею подсолнечную шелуху. Девушка опустила глаза. Волдис взглянул на парня, внутри у него все закипело. Незнакомец презрительно усмехнулся.
«Взгрей его как следует, намни бока этому нахалу!» — подсказывало что-то Волдису. Но он сдержался, стиснул зубы и прошел мимо. Вслед ему раздался смех, ему казалось, что и девушка смеялась. Ну что ж, пусть их смеются, пусть считают его трусом. Какое ему дело до этих незнакомых людей! Только жаль, что теперь тот, с загнутым воротником, будет хвастаться, скажет: «Напугал, меня боятся, я молодец!»
***Как-то однажды Волдис после получки обратился к Карлу:
— Ты не поможешь мне кое-что купить?
— Олрайт! Ты наконец решил покинуть свою берлогу? Пора, давно пора показаться на люди.
Они исходили всю Мариинскую улицу, перерыли все магазины готового платья, торговались, как скряги, ругали товар, приводя в бешенство лавочников. Торговцы били себя в грудь кулаками, раскрывали перед ними книги с торговыми тайнами, показывали, сколько им самим стоит тот или иной костюм, умоляли, ругались, уговаривали, восхищались статной фигурой Волдиса в новом костюме и уступали лат за латом. В конце концов Волдис купил темно-синий бостоновый костюм с двубортным пиджаком. Потом настала очередь обувных магазинов. Затем носки, подтяжки, сорочка, шляпа. Все это выглядело довольно элегантно, придавало самоуверенности и стоило денег, очень много денег.
— Почти банкрот! — констатировал Волдис, купив все, что нужно. Можно было, конечно, купить костюм поскромнее, ботинки погрубее, но тогда бы он не был молодым человеком, по внешнему виду которого нельзя судить о принадлежности к той или иной общественной прослойке.
— В воскресенье ты должен пойти в парк на гулянье, — сказал при расставанье Карл.
— Там видно будет, — уклончиво пробормотал Волдис.
— Никаких «видно будет». До сих пор ты отговаривался тем, что нет подходящего костюма. Интересно знать, чем ты теперь оправдаешь свою лень?
Карл торопился в Задвинье. Там его ждало какое-то загадочное, привлекательное существо.
Волдис вернулся на улицу Путну. Там он на некоторое время сделался предметом всеобщего внимания. Дверь бакалейной лавки приоткрылась, и из-за нее высунулись любопытные лица домашних хозяек, покупавших селедки или керосин, — они пытались прочесть на обертке покупок Волдиса название фирмы.
У калитки стояли бледная девушка и худощавый парень. Они опять разговаривали и грызли подсолнухи. Парень пытался в чем-то убедить девушку, она отрицательно качала головой.
— Что за удовольствие ехать на гулянье в парк? — говорила девушка. — Так далеко, на самую окраину. Уж лучше пойти в кино.
— В кино можно пойти в другой раз, а в воскресенье поедем туда. Ладно?
— Только бы мать не разворчалась…
— О матери не беспокойся. Я ее уговорю.
Они так углубились в разговор, что парню не пришло в голову загородить тротуар и сплюнуть на воротник Волдиса шелуху подсолнухов. Сегодня он не смеялся.
«Они собираются на гулянье в парк, — подумал Волдис. — Почему бы и мне не поехать?»
Потом ему пришло в голову, что он, обросший светлым пухом, никак не может тягаться с гладковыбритым, завитым, надушенным и прилизанным молодым человеком; хотя — подобное превращение может произойти в течение каких-нибудь сорока минут, и стоит оно всего от одного до трех латов, в зависимости от того, на какой улице находится парикмахерская. Волдис обошелся одним латом, так как улица Путну была расположена далеко не в центре Риги.
В воскресенье Карл застал Витола еще неодетым. Постучав, он вошел и остановился возмущенный.
— Так вот как ты собираешься на гулянье, бездельник! Да знаешь ли ты, что скоро полдень?
— Потише, потише. Может быть, я и совсем не пойду туда.
— Это мы посмотрим! Ты не хочешь идти? Шутки в сторону — где твой костюм? Говори скорее. Где сорочка? Где галстук?
Побуждаемый Карлом, Волдис начал одеваться.
— Эх, какой ты нескладный! — смеялся Карл, наблюдая за неуклюжими движениями Волдиса. — Кто же так завязывает галстук? Давай сюда и смотри, как это делается. Смотри, раз вокруг, второй раз вокруг, в третий продеть через верх и потянуть за этот конец снизу. Вот и узел на славу! Теперь берешь за узкий конец и затягиваешь его потуже. Вот и все.
— Не затягивай так сильно, меня душит. Какой дурак это выдумал? Как я выдержу такую петлю до вечера?
— Будь уверен, выдержишь. Привыкнешь, как все. Это еще мягкий воротничок, а что бы ты сказал, если бы тебе горло сдавил крахмальный стоячий воротник?
— Такие эксперименты могут позволить себе разве только самоубийцы.
— Сегодня вечером увидишь, сколько людей это делают, и без всякой опасности для жизни. Теперь носки. Затем брюки. А теперь давай сюда ботинки. Так! Что ты теперь запоешь?
— Милый мой, да ведь это инквизиция!
— Да, и она стоит приличных денег. А если ты сегодня в довершение всего наживешь мозоли, то это тоже обойдется в несколько латов на мозольную пасту.
— Я не смогу ходить. Я еще сижу, а у меня уже онемели пальцы. Ой, ой!
— Успокойся, моя крошка. Ты будешь ходить! Ты даже сможешь танцевать!
— Я совсем, не умею. Танцы ты выбрось из головы.
— Не горячитесь, господин Витол, не горячитесь! Танцевать или не танцевать — это вовсе не зависит от вашего желания. Может статься, что в парке ты изменишь свой взгляд на этот вопрос.
Когда Волдис оделся, Карл с видом знатока оглядел его со всех сторон.
— Какой же ты теперь пролетарий? — шутя удивился он. — Простите, господин, в каком учреждении вы служите?
— В Международном акционерном обществе по поставке и транспортировке топлива. Специалист по углю, умею отличать кардиффский уголь от данцигского. Знаком с брикетами и коксом.
— Какой пост занимаете?
— Временно состою в должности младшего угольщика, иногда — внештатный безработный.
— Очень приятно познакомиться. А теперь надевай шляпу. Можешь посмотреться в зеркало.
Из зеркала на Волдиса смотрел незнакомый человек. Он был свеж и изящен. Такие люди не знают забот, и в кармане у них всегда кошелек, в котором не меньше чем на два лата мелочи. Они не едят черного хлеба и дешевой колбасы. По понедельникам они не надевают рабочую блузу и грубые рабочие сапоги. И на них не покрикивают, потому что у них музыкальный слух…
Волдис забыл обо всем. Вылетели из головы мысли о полном неизвестности завтрашнем дне, о безработице и последних латах. Быть хорошо одетым лучше, чем быть сытым: голое тело видит все, а пустой желудок никому не заметен.
— Теперь довольно, — прервал Карл его любованье собой. — А то еще влюбишься в себя, это не годится. Предоставь это кому-нибудь другому.
— Кого ты имеешь в виду? Может, ты думаешь меня с кем-нибудь познакомить? Может, у тебя есть сестра?
— Успокойся, у меня нет сестры, а если бы и была, я отнюдь не считал бы своим долгом поставлять ей кавалеров. Волдис, не нужно быть особенно дальновидным, чтобы предугадать естественный ход событий. Прекрасный пол не оставит незамеченным такого видного парня. Будь уверен, на дамский вальс ты получишь немало приглашений. Ты только не рассказывай, что работаешь в порту угольщиком, они могут разочароваться. Говори, что ты шофер министра, конторский служащий, моряк, художник, единственный сын какого-нибудь землевладельца. Говори все, на что способна твоя фантазия, только ни слова правды. Девушки любят романтику. Рабочий-угольщик — фи, никакой романтики!..
— Перестань дурачиться, Карл. Погоди, я скажу хозяйке, чтобы она меня рано не ждала домой.
Старая Андерсониете тихо напевала в одиночестве церковные псалмы, перед ней лежал раскрытый старый молитвенник. Она вязала, время от времени заглядывала в книгу и мычала дальше без слов, не открывая рта. Старая женщина была полна праздничной набожности и торжественной серьезности; в таком возрасте многие женщины обычно ищут связи с загробным миром, куда они могут угодить в самом ближайшем будущем, вспоминают господа бога, размышляют о бренности человеческой жизни, о тихом кладбище и о том, что «в сем мире мы только гости».
Она торжественно подняла глаза на вошедшего. Ее ханжеское лицо не осветилось улыбкой. Склеп не мог быть более холодным и мрачным, чем эта женщина, которая с леденящих кровь божественных высот спустилась на грешную землю.
— Госпожа Андерсон, я ухожу. Думаю, что вернусь довольно поздно.
— Хорошо, хорошо. Позвоните, я открою дверь. Но как вы похожи на моего Эрнеста! Эрнест тоже любил хорошо одеться. Так и следует, ведь деньги даются трудом. Лучше купить себе какую-нибудь вещь, чем выбросить их на ветер, пропить, прокурить, истратить на кино, на девушек… О, господи! Мир полон соблазнов, а молодежь не в состоянии перед ними устоять. Идите с богом!
