Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.1. Фарт. Товарищ Анна
Около двух последних окон штрека толпились горняки. Несколько человек с лопатами бежали к хвосту канавы.
— Ну, что там? — спросил Рыжков, положив на землю захваченный на всякий случай инструмент.
— Забой упустили, Афанасий Лаврентьич, — грустно сказал Егор и кивнул на Точильщикова. — Вот спроси его, он в смене работал.
— Чего уж теперь толковать? — неохотно отозвался забойщик, но его снова окружили плотным кольцом, и он начал рассказывать: — Грунт сегодня был — ну просто отступиться в пору, так и плывет, и вода дурниной хлещет. Мы часа три уж, однако, отработали. Видим — у нас вода снизу прибывает, а тут сбоку под кровлей валун оказался… Как раз на две пали вышел. Я его легонько ковырнул, оттуда и посыпало! Мы было придержать хотели — куда там! И из простенка еще закумполило! Как на грех, мы одну подушку успели выбить, вторая сама осела. Завалило забой верхней породой, а убирать вода не дает. Теперь ее там по колено и все прибывает.
— Наверно, черная вода пошла? — сказал неуверенно Егор.
— Может быть. Грунты кругом уже пооттаяли…
— Ну, как там? — спрашивал Рыжков поднимавшихся из окна старателей. Он еще не терял надежды на благополучный исход дела. «Ну, затопило, ну, закумполило, это поправимо, должна же канава выносить излишек воды, иначе зачем мы ее проводили?»
Старатели поднимались злые, и голоса их звучали грубее обычного:
— Выходит, отработались.
— Либо бросать придется, либо заново переделывать.
Переждав последнего, Рыжков зажег свечу и начал спускаться сам по сырым и скользким ступенькам узкой лесенки. На первой площадке он прислушался: внизу словно живой кто-то вздыхал и ворочался. И чем ниже горняк опускался, тем яснее доносился этот шорох, сильнее звенели струйки, льющиеся со стен колодца. И вот вода у него под ногами…
Ее набралось уже сантиметров на восемьдесят, и она заметно прибывала. Булькал дождь с кровли. Свеча в руке Рыжкова то и дело трещала, угрожая погаснуть, а он все стоял на лестнице, держась за ступеньку, и все глядел, как текла одолевшая старателей вода, как, насмешливо журча, тащила она из черноты невидимого забоя доски, пучки стланика, обрушенные бревна огнив.
Рыжков был совершенно подавлен. Огорчение свое он выразил наконец тем, что, медленно подбирая слова, крепко выругался и швырнул в воду горящую свечу.
Когда он поднялся наверх, старатели угрюмо сидели на отвалах, пригретые лучами восходящего солнца.
— В передовых забоях аккуратность нужна, — говорил Зуев, обрезая на досуге складным ножом грязные твердые ногти.
— Теперь расшевелили верха, так при нарезке кумпола замучают. Хотя неизвестно еще, как дело обернется: может, начальство порешит остановить совсем нашу работу, а пока обсудят, придется ждать — валандаться без толку.
— Ввалился я в эту большую артель, как сом в вершу! У меня от одного черного хлеба вон что делается. — Лежавший на пригреве Точильщиков заголил на груди рубаху, показывая мощные ребра, обтянутые кожей. — Все кости на счету, скоро шкура прорвется. В двадцать четвертом здесь, на Пролетарке, мы куда лучше работали мелкими артелями: где взглянется, тут и яму бьешь.
— Вот вы все и взрыли, как свиньи, — сказал Егор. — Работали бы по порядку, так надолго хватило бы.
— Какой порядок может быть для старателей?! — удивленно промолвил старик Зуев, вытянув тонкую жилистую шею и уставив на парня клин белой бороденки. — Глупость одна! Самая мы выгода есть для государства, и не должно оно нас стеснять ни в чем. Ты как скажешь, Афоня?
Рыжков насупился.
— Порядок и для старателей не вредный, — сказал он и скупо усмехнулся. — Чтобы на дольше хватило — это верно. Много ведь нашего брата…
Егор лег в траву, положил подбородок на сплетенные пальцы. Черный слоник взбирался у самого его лица на тонкую былинку. Былинка гнулась, и жучок то и дело разводил сизые крылья, словно собирался взлететь. Егор бережно снял его с травины, зажал в кулаке, прислушался к щекотному барахтанью.
— Чего нашел? — поинтересовался Рыжков.
— Да вот, — Егор, смущенно улыбаясь, разжал ладонь, — жук. Цепкий такой.
— Слон это, — сказал Рыжков и придвинулся ближе.
— Сергей Ли идет! — крикнул кто-то, и все старатели обернулись в сторону Орочена.
Два человека шли к ним по тропинке между кустов. В одном действительно признали председателя приискома, в другом смотрителя Колабина. Сзади поспевал посыльный из артели.
Ли казался сердитым и взъерошенным. Колабин, голубоглазый красавчик, нерешительно переминался с ноги на ногу. Оживленные их приходом старатели теснились со всех сторон и наперебой рассказывали о происшедшем.
— Посмотреть надо, — сказал Сергей Ли и направился к окну. Он спустился первым, потом Колабин, следом артельный староста, и всем тоже захотелось спуститься, чтобы увидеть, какое впечатление произведет на пришедших затопление штрека. Один, другой уже полезли в окно, но третьему загородил дорогу Рыжков.
— Без тебя ахальщиков хватит! Друг дружке на шею сядете, что ли! Не ровен час и лестница обломится.
Ли, поднявшись наверх, не скрывал своего огорчения.
— Плохо! — сказал он, посмотрев снизу вверх на Рыжкова. — Надо было мне в прошлый раз решительно настоять на присылке маркшейдера[9]. Похоже, что уклон вам дали неверный.
— Хороша показательная артель! — ввернул с горькой усмешкой Точильщиков.
— Может, оно и богатое золото на делянке, только, пока его возьмешь, помереть можно.
— Видит кот молоко, да рыло коротко…
— Земляная работа, она тяже-олая! Без мяса в забое не наробишь.
— Чего теперь делать будем? — спросил Зуев, выставляя свою бороду из-за плеча соседа.
Сергей Ли огляделся, покусывая губы. Лица старателей, освещенные ярким солнцем, показались ему особенно измученными: острые скулы, запавшие глаза. Тяжелый труд и скудная пища подсушили горняков порядочно, но народ сплошь был здоровый, жилистый, ширококостный. Таким только бы дорваться до настоящего дела — горы перевернут.
Ли сам пришел на профсоюзную работу со старания и хорошо помнил вкус черного хлеба после тяжелого горняцкого труда. Неудача артели взволновала его.
«Уходить им отсюда на хозяйские нельзя, — размышлял он, хмуря брови. — Развалится крупный коллектив — показательное для старателей дело». Поэтому он сказал:
— Тут уже поговаривают, что разбегаться пора. Хорошенько подумайте. Уйти недолго, только обидно будет, если целый год работы даром пропадет. По-моему, надо обождать. Пусть управление назначит комиссию, обследуют и скажут, как поправить дело. Плохо получилось. Очень плохо! Но не надо впадать в панику.
Вскоре приехали два инженера и маркшейдер из треста с Незаметного; пришли трое из Ороченского управления. Снова все спускались в окно. Вода уже затопила штрек по самые огнива. Потом комиссия вместе с Ли и Черепановым отправилась, сопровождаемая толпой старателей, к хвосту канавы. Вода в канаве шла медленно, насыщенная илом и глиной, неохотно вливалась в светлые струи Ортосалы и еще долго желтой отдельной полосой текла у правого берега.
Пока приезжие ходили и смотрели, с Орочена явился топограф с инструментом, и снова начали что-то измерять и записывать.
— Один раз уже намеряли!
— Понасажали вас там, чертей, на нашу шею! — ругались старатели, прислушиваясь к спорам начальства.
— Тебе, товарища, посуди, как наша люди работай будет. Еньга нету, мяса покупай не могу, сила совсем кончал, — пристал к смотрителю прииска оборванный кореец в фетровой шляпе. Вид у него был истощенный и жалкий. — Ваша теперь надо хлопочи, пускай русики начальник дает артели хороший делянка. — Кореец просительно засматривал в лицо Колабина и заискивающе улыбался.
Старатели обступили их оживленным кружком. Мысль корейца всем понравилась, но в это время подошел Потатуев.
— Вам эту работу надо закончить, — сказал он, узнав, в чем дело. — Сколько вы задолжали управлению?
— Да тысяч около сорока… с гаком, — неохотно ответил Рыжков.
— Ну вот! — Потатуев достал платок, встряхнул его и старательно высморкался. — Вам придется сначала долг отработать. Очистите штрек и мойте, а кто не хочет, может уйти, но управление составит списки ушедших должников и разошлет для вычета по всем приисковым группам. Платить так или иначе придется. А насчет новой деляны, да еще хорошей, вряд ли что выйдет.
— А мы в союз обратимся…
— При чем же здесь союз? — поддержал Потатуева Колабин. — Вы знаете условия вашего договора с предприятием и нарушать его не имеете права. Все подготовительные работы вы проводите за свой счет. Предприятие отпустило вам для этого кредит — ясно, что никто другой не станет его за вас погашать.
Он озабоченно взглянул на Потатуева, и оба пошли к топографу, около которого собрались остальные члены комиссии. Горняки проводили их угрюмым молчанием. Старались, не жалея сил, и вот нажили по тысяче рублей долгу и работу надо переделывать.
