Константин Паустовский - Том 4. Маленькие повести. Рассказы
– Почему вы вели такой странный, чтобы не сказать больше, огонь?
– Орудийная прислуга была пьяна.
Матросы стояли поодаль. Офицер оглянулся, побледнел и сделал шаг назад. Он ждал, что по бокам вырастут конвойные с примкнутыми штыками, но командующий приказал отвести делегатов в кают-компанию и напоить чаем.
– Я очень прошу, – сказал офицер более твердым голосом, – по возможности не расстреливать нас, а использовать в качестве бойцов. Иностранцы третируют нас, офицеров и солдат Северной добровольческой армии, как собак. Даже наши союзники плюют нам в лицо, втайне считая нас изменниками родине. Это невыносимо. Лейтенант Смолл устраивает массовые порки крестьян. Адмирал Кетлинский убит в Мурманске за то, что противился интервенции. В тылу разбой, пьянство и хабаричество.
– По возможности мы вас не расстреляем. – Командующий снова улыбнулся своим мыслям. – Вы бывший студент, должно быть?
– Так точно.
В кают-компании офицер жадно пил чай, и на глазах его блестели слезы. Он был еще очень молод. Слезы он глотал вместе с жидким чаем и сухарями.
– Совсем птенец, – сказал командующий комиссару флотилии. – Трудно такому без мамы, ой, трудно!
Делегаты сообщили, что вокруг острова стоит пояс мин.
Всю ночь к Мэгу подходили шлюпки флотилии. К утру на остров был высажен отряд моряков. Он захватил восемь орудия и богатые запасы обмундирования и продовольствия.
Около судов флотилии плавали вспоротые консервные банки от английского корнбифа и французской соленины.
Потеплело.
Половина неба затянулась красным дымом – за облаками заходило солнце.
Тренер втянул воздух всей грудью. Он проглотил одним залпом десятки свежих запахов: онежской воды, рыбы, осени, смолистых палуб, березового дыма из корабельных труб.
Вторую победу он ощутил как отдых.
Обстоятельства смерти сигнальщика Гущина давались из уст в уста и ко времени прихода флотилии из-под Медвежьей Горы в Петрозаводск приобрели характер легенды. На самом же деле смерть эта была для гражданской войны вполне обыкновенна.
Официальный рапорт сообщает следующее:
«В ночь на 5 ноября флотилия вышла из Толвух к Медвежьей Горе для высадки десанта в тылу у белых.
Вблизи Аженского маяка к кораблям флотилии присоединились транспорты с отрядом красноармейцев. Несмотря на сильный мороз, половина бойцов не имела шинелей.
В полной темноте, с потушенными огнями флотилия продвигалась малым ходом вдоль самого берега, дабы не наскочить на мины, расставленные белыми в некотором отдалении от береговой полосы.
Не замеченная неприятелем, флотилия достигла мыса Крестовый Наволок и приступила к высадке десанта. Пошел мокрый и настолько густой снег, что с мостика не было видно собственного форштевня. Десант свозили на шлюпках в темноте и пурге.
При подходе транспорта к берегу шлюпки были обнаружены неприятельским дозором. Сделав несколько ружейных залпов, дозор отошел.
Спустя недолгое время флотилия белых открыла ураганный орудийный огонь из Пергубы, находящейся в миле Крестового Наволока. Попаданий не было. Белые либо совсем не знали местонахождения нашей флотилии, либо в темноте не могли ориентироваться, так как своим молчанием мы не давали противнику возможности определить наше местоположение.
После получасовой стрельбы в расположении белой флотилии произошло несколько сильных взрывов.
К рассвету высадка десанта окончилась. Десант перерезал шоссейную дорогу Медвежья Гора – Любские Пески и захватил обоз белых.
Утром мороз усилился, и ветер развел большую волну. Флотилия начала обстрел Медвежьей Горы. На наш огонь отвечал только бронепоезд противника.
Днем обстрел Медвежьей Горы возобновился и вызвал в поселке большой пожар.
К вечеру от командира десантного отряда была получена записка. Он сообщал, что белые получили сильное подкрепление, наступают с двух сторон, и пока не поздно – надо дать суда для приема десанта обратно. Десант был взят на заградители, и флотилия отошла к югу.
Десант не мог развить наступления ввиду пурги, а также голода и крайнего утомления бойцов предыдущими беспрерывными боями.
Во время десантной операции погибло 16 бойцов, в том числе сигнальщик Онежской флотилии Федор Гущин, добровольно вступивший в ряды десантного отряда».
Из рапорта никак нельзя сделать вывод, что десантная операция под Медвежьей Горой нанесла тяжелый удар белым.
В рапорте нет ни слова о ночной панике в Пергубе, как нет и подробностей смерти сигнальщика Гущина.
В рапорте сказано, что дозор белых, сделав несколько ружейных залпов по транспортам, быстро отошел. Дозор сообщил в Пергубу на суда белой флотилии, что к мысу Крестовый Наволок подошло с юга много пароходов. Ночь и буран преувеличили их размеры. По словам дозорных, пароходы были полны людей и на палубах ржали лошади, – очевидно, в тылу белых высаживалась кавалерийская часть.
Белая флотилия, стоявшая на якорях, открыла ураганный огонь. Били вслепую, в ночь, ожидая, когда ответят красные, чтобы по вспышкам выстрелов определить место десанта. Но красные упорно молчали.
Мокрый снег лепил комьями в лица наводчиков. Страшная ночь душила со всех сторон, как петля.
Командующий белой флотилией страдал астмой. Он стоял на мостике, задыхался от раздражения, стучал кулаком по поручням и вскрикивал:
– Отвечайте же, черт вас дери! Отвечайте!
Временами командующему казалось, что дозор напутал, никаких большевиков нет и белая флотилия стреляет по пустому месту. Но тут же всем существом он ощущал крадущийся ход красных канонерок, запиравших его в Пергубе.
– Как они прошли по минам? – спрашивал он помощника. Не дожидаясь ответа, хватал бинокль и дрожащей рукой нащупывал разрывы.
Сначала он ничего не видел, кроме черной непроглядной воды, заливавшей озеро. Потом широкий круг бинокля загорался грязным огнем, взлетали бурные фонтаны, и снова глаза залепляло крепчайшим мраком.
– Противник молчит. Заставьте его отвечать! – кричал он помощнику и судорожно расстегивал шинель. Грудная жаба сосала сердце, то прикусывая его коей крепким ртом, то отпуская. Командующий знал, что это его последняя ночь на земле.
– Может быть, там никого нет?
Помощник пожал плечами.
– Есть. Прислушайтесь.
Командующий перестал ходить по мостику. Со стороны Любских Песков отчетливо гремели орудия. Командующий узнал огонь белого бронепоезда.
Что может быть страшнее врага, который без единого выстрела берет вас в кольцо в такую собачью ночь? По шоссе мчались обозы. Начиналась паника. Суетливые винтовочные выстрелы распарывали темноту. Со стороны железной дороги несся тяжелый и медленный удар.
– Красные обходят! Мост взорвали! – крикнул в темноте надорванный голос.
Бронепоезд замолк. Сухопутная батареи белых стреляла очередями. Вспышки выстрелов освещали черные палубы, заваленные снежной жижей, хмурые берега, серый снег, летевший стремительным туманом над лесами.
Суда белой флотилии стреляли беспорядочно, то затихая, то сразу срываясь и перегоняя друг друга.
– Истерика! – пробормотал помощник командующего и вздрогнул от вопля с бака: «Суда по левому борту! Суда!»
– Дайте ракету, – приказал командующий.
Теперь все было ясно: красные канонерки заперли его в смертельной яме, поймали в западню, в чертов капкан.
Ракета свистнула и загорелась больным синеватым светом.
– Вот оно, вот! – крикнул командующий и показал в сторону озера, где в черной воде и шторме мчался, валясь с борта на борт, залепленный снегом до мачт миноносец с красным флагом на стеньге.
Командующий схватил себя за горло. Колючая боль свела скулы. Казалось, они трещат и лопаются на части. Был ясно слышен гул машин и порывистое хрипение пара, рвущегося из труб миноносца.
– «Уссуриец», – пробормотал командующий. – Откуда? Как он прошел в Онежское из Балтики? Каюк! Взорвать флотилию!
Миноносец налетел белой бурей. Небо дрогнуло. Рев орудий обрушился на мокрые палубы.
Командующий упал. Помощник схватил его за плечи – он был мертв. Ракета погасла.
Помощник сбежал с мостика. С флагманского судна замигал жалкий в ночном шторме световой сигнал: взорвать суда белой флотилии, а командам отступать пешим порядком в Медвежью Гору.
Был миноносец или не был – помощник командующего не знал. Он отдал приказ о взрыве флотилии в силу ясного чувства, что все потеряно.
Через десять минут удары взрывов остановили на минуту буран. Снег пошел медленнее.
Об этом случае в приведенном выше рапорте сказано глухо: «После получасовой стрельбы в расположении белой флотилии произошло несколько сильных взрывов».
