Альберт Мифтахутдинов - Спроси заклинателей духов
Глафира улыбнулась, качая головой. Она тоже давно знала Николая и была рада земляку.
— Вот тут парятся груши, — Авдей выдвинул ящик письменного стола, — и орехи. Миндаль. Надо кожицу с них снимать, пусть высыхают, знатные орехи. Самый раз. Никогда не пробовал. А ты?
— Я тоже.
— Ходил в горы? — спросил Николай.
— Лазил… горы как горы… только разговоры… у нас ничуть не хуже, даже лучше, — тоскливо пробормотал Авдей.
Глафира ушла в коридор мыть стаканы.
— Как отдыхаем? Доволен?
— О! Конечно, — ответил Авдей. — Рай, а не место. Работать хорошо, никто не мешает. Но долго я здесь не выдержал бы. Уже готовлю чемоданы, через две недели уезжать.
— Понятно, — вздохнул Николай. — Я тоже по Чукотке скучаю. Отсюда в Москву, а там на самолет. А ты мучайся здесь на юге, — засмеялся Николай, — мучайся.
Глафира поставила на стол стаканы, и тут Николай заметил на ее руке серебряное колечко с темным камнем.
— Местное? — спросил Николай.
— Ну да! — махнул рукой Авдей. — Тут все чокнулись. Ну, всем-то ладно, а тебе-то, Глаша! Опозорила!
Глафира улыбалась.
…У всех курортников на пляже было одно занятие — рылись в гальке и собирали на берегу, величиной с ноготь мизинца, разноцветные камушки. Это были осколки яшм, агатов, сердоликов, кварца, кальцита, кремня. Среди разноцветной окатанной морем каменной мелочи попадались красивые камушки, которые предприимчивые люди оправляли в металл, и получалось вполне приличное кольцо с вполне приличным камушком. На берегу местный промкомбинат построил даже две палатки, где можно было выбрать или заказать кольцо с любым камнем. Тут же работала мастерская по обработке камня. Дело было поставлено на широкую ногу — ни одна отдыхающая не уезжала без сувенира.
Камни были «болезнью» Авдея. Во время ежегодных летних экспедиций в горах и тундре Чукотки ему удалось собрать большую минералогическую коллекцию. Специализировался он на драгоценных и полудрагоценных минералах, а также на поделочных камнях. Объяснить это можно тем, что еще на заре своего увлечения, когда он мало что смыслил в геологии, в основу коллекционирования он положил эстетику камня. Так и пошло.
Будучи известным в своих краях ученым, он не стеснялся во время отпуска уходить с отрядом в три-четыре человека в геопоход, на поиски камней. И ни одной экспедиции, где он был рабочим, со всеми на равных, не было неудачной. «У тебя легкая рука, — говорили ему геологи. — Так бывает. Был бы ты геологом, тебе бы везло».
В Коктебель он приехал, использовав месяц отпуска в тундре, опять с отрядом в три человека, и это поле его было столь удачным, что о нем писали в газетах. В частности, и Николай писал, предлагая передать государству как можно скорее открытое этим отрядом месторождение на Омвееме, не волокитить с документацией и ассигнованиями.
И тут, в Коктебеле, Глафира заныла: «Хочу кольцо».
— Не позорь меня! — сказал Авдей. — Ты знаешь, сколько тут можно встретить знакомых?! Авдей Маркелов, обладатель собственного минералогического музея, стоит у киоска и выбирает колечко. Да все со смеху попадают! Сколько дома этих агатов?
— Тонна…
— Ну, не тонна, чуть больше. Хранить негде, в сарае уже лежат. А ты хочешь пятнадцатирублевое колечко…
— У тебя лежат булыжники… Ты никогда ничего мне из них не делал…
— И не буду делать… Грешно камень пускать на украшения…
— Ты псих. Все люди делают.
— А я не люблю… Камень, он и так красив… А ну тебя… Иди и покупай что хочешь… Только никому не рассказывай, засмеют…
Она пошла и купила в палатке серебряное кольцо с раухтопазом.
— О-ой!.. — схватился за голову Авдей и рассмеялся.
— Чего смешного?! — вспылила вдруг Глафира.
— Ничего, ничего, — успокоил он ее, а сам вспомнил сарай на Чукотке, и бочку с капустой, и лежащий в бочке вместо гнета кристалл раухтопаза весом в пятнадцать килограммов. «Гм… колец бы из него хватило на весь коктебельский пляж…»
А сейчас, показывая на Глафиру, Авдей молча развел руками, мол, ничего не поделаешь, все женщины одинаковы: извини, мол, Коля.
Наступило время ужина, но в курортной столовой гостей не кормили, и, чтобы не оставлять Николая одного, Авдей решил в знак солидарности с гостем на ужин в столовую не идти.
— Ты с Тимошкой иди, а мы с Колей поужинаем в кафе. Тут уютное заведение есть неподалеку. «Горные вершины» называется.
Кафе «Горные вершины» в десяти минутах ходьбы от территории курорта. Напоминало оно большой стеклянный ящик. Этот ящик прилепился к небольшой горушке, вершин никаких вокруг не было, тем более горных. Вершины были на горизонте — острые зубцы гор на фоне светлеющего горизонта.
— Скоро луна взойдет, — сказал Авдей и показал на горизонт.
…В кафе было малолюдно. Оставалось меньше часа до закрытия. Авдей взял два вторых и закуску, Николай — первое, второе и закуску. Светлое сухое вино стояло тут же в ящиках рядом с кассиршей. Вино она давала вместо чая, вместо компота и вместо сдачи — шестьдесят копеек бутылка. Столовое вино местного производства не отличалось хорошим качеством — приходилось компенсировать количеством. Гости взяли три бутылки — на первый раз, а там видно будет.
Они выбрали самый дальний столик за спиной у кассирши, у здоровой бочки, из которой рос разлапистый лимон с большими сочными листьями.
— Сядем под деревом, как на природе… будет вроде пикника, — предложил Николай.
Старенькая уборщица уже начинала протирать пол, убирать со столов, в кафе остались только Авдей с Николаем.
— Можете курить, — махнула им уборщица, заметив вороватый жест Николая. Вместо пепельницы они приспособили пустую бутылку из-под вина.
Уборщица потушила в общем зале свет, он горел только над кассой и над раздаточным отделением, в зале был уютный полумрак.
Они тихо продолжали прерванный перед ужином разговор.
— Ты еще что-нибудь писал об Омвееме?
— Нет, — сказал Николай. — Меня убедили, не стоит пороть горячку. Вот если б ты, Авдей, золото нашел — тогда другое. А камни подождут. Пока с ювелирной нагрузкой Урал справляется, да и Казахстан тоже.
— Ты обещал прилететь на реку?
— Да, — сказал Николай. — Ты уехал в отпуск, а через неделю я был там, на вертолете. Сели на полчаса.
— Ну и как? — засмеялся Авдей.
— Взяли твой подарок.
Это был рюкзак с вулканическими бомбами! Разрезать алмазной пилой любую — и можно увидеть на срезе великолепный агат.
— Стояки на месте. И стол. И запас дров. Примус и свечи в полиэтиленовом мешке… — рассказывал Николай. — Да! И фанера твоя сохранилась…
— Текст не выцвел?
— Как же! Сохранился…
Покидая место стоянки, Авдей на фанере вывел черным фломастером: «Если не балда ты — собирай агаты!»
Они сидели в полумраке, беседуя тихо, вполголоса.
Вернулась кассирша, а с нею мужчина в таком же, как она, белом халате. Они сидели у кассы.
— С ящиками Федора Федоровича все? — спросил он.
— Полностью…
— И…
— Вот пакет, — сказала кассирша. — Передайте. Это только ему.
— Остальное?
— Я подвела бабки, вот это вам, — она что-то протянула ему.
— Себя не забыла?
— Нет.
— Скажешь Марье, чтобы ящики не сжигали, а отнесли в подсобку. Товар будет на той неделе.
— Ладно.
Они встали и ушли. Кассирша потушила лампу над кассой, свет остался только в раздаточной.
Авдей и Николай допили вино, отнесли пустую посуду к кассе. Пошли к выходу.
Дверь была закрыта.
— Дверь закрыта, — догадался Николай. — Видишь, замок с той стороны?
Большая стеклянная дверь была закрыта на висячий замок.
— Идем через кухню.
Они пошли в кухню, оттуда в служебный коридор, нашли дверь, толкнули ее — она была заперта.
— По-моему, нас закрыли окончательно, — догадался Авдей.
— Стучаться?
— Не стоит. Прибежит милиция, начнутся опросы, протоколы, перекантуемся до утра, не зима, чай. Жить можно. Вон и вино есть, и закуску они не убрали в холодильник. Не умрем.
Они вернулись на свое место, захватив по дороге из ящика две бутылки вина.
— Только записывай, сколько берем, — сказал Авдей.
Николай аккуратно записал на салфетке: «Вино — две бутылки, хлеб, свекла — одна, яйцо под майонезом — две порц.»
— Как отпуск? — спросил Авдей.
— Деньги еще есть…
— У меня тоже… стареем, что ли? Помню, раньше всегда SOS давали под конец, как-то даже неловко…
— Я тоже об этом подумал, — сказал Николай.
— У меня еще много времени, я еще успею набегаться по телеграфам.
— Дашь мне телеграмму в случае чего, я ведь через неделю буду дома.
— Хорошо, — сказал Авдей.
