Февраль - кривые дороги - Нина Артёмовна Семёнова
— Глянь-ка, бабоньки, какая крепость на голове сидела!
— Конский хвост нацепила и хвастается!
— Раз своего ума нету, чужой не приклеишь!
Юльку спасло только то, что в это время на сцену выскочил высокий длинноволосый парень и запел:
Кто тебя выдумал, звездная страна…
Песня была грустная. И Дианка, слушая ее, почему-то вспомнила, как Коля назначал ей свидание на Марсе.
Потом были сценки из студенческой жизни, пляски и снова песни. Зрители были в восторге. Особенно всем понравился длинноволосый. Он был мастер на все руки: пел, плясал, показывал фокусы. Под конец так разошелся, что упал со сцены. Сердобольные старухи с первого ряда подхватили его, поставили снова на сцену. И он снова запел. На этот раз Дианкину любимую «А я еду, а я еду за туманом».
Едва успел допеть песню, объявил:
— А теперь танцы. Под оркестр. Кто желает.
Желающих оказалось много. Мигом растащили кресла, расставили их вдоль стен, образовали круг, и оркестр заиграл шейк. Деревенские девчата сначала стеснялись. Правда, они выходили на круг: разве откажешь таким ребятам, но танцевали вяло, сонно, словно нехотя. Лишь Юлька Собачкина разошлась и выделывала на кругу бог знает что. Глядя на нее, осмелели и другие. Даже женщины и те не остались безучастными, и скоро на кругу все смешалось: кто танцевал шейк, а кто под ту же самую музыку — барыню.
Запыхавшись, к Дианке подлетела Юлька Собачкина:
— А тут у вас весело, в Веселых Ключах.
— Ты, помнится, их называла грустными.
— Когда это было! — засмеялась Юлька и тряхнула своей прической, а Дианка испугалась, что она опять у нее свалится.
— Ты, говорят, на тракторе рекорды ставишь?
— Рекордов не ставлю, а работаю.
— Интересно?
Дианка не ответила, потому что как раз в этот момент ее пригласил на танец длинноволосый.
— Меня Альфредом зовут, а вас?
— Меня Виолетта.
Длинноволосый сдержанно улыбнулся.
— Оказывается, вы разбираетесь в музыке. А что еще написал композитор Верди?
— Вам для кроссворда?
— Простите, — сказал он и за весь танец больше не произнес ни слова.
Длинноволосый был высок, и Дианка совсем замучилась, танцуя с ним, потому что танцевать ей приходилось на цыпочках. А тут еще как на грех увидела Колю. Глаза его молча корили: ты-то танцуешь…
Она извинилась перед длинноволосым и подошла к Коле:
— Как дела?
— Как сажа бела, — сказал Коля.
— Потанцуем?
— Ты же знаешь, я не умею.
— А хочешь, и я тоже не буду?
И Коля признался:
— Хочу.
Когда длинноволосый снова пригласил Дианку танцевать, она сказала, что устала и что ей пора уже домой. А сама не уходила. Уж очень веселые были танцы. Когда еще доведется потанцевать под оркестр? Длинноволосый снова ее пригласил, и снова она отказала. Откуда ни возьмись возникла Юлька.
— Не в службу, а в дружбу — познакомь!
— С кем это?
— Еще притворяется! — сказала Юлька. — Если и есть тут один стоящий парень, так это твой — длинноволосый.
— Какой же он мой? Пригласи — твой будет.
— А что? И приглашу!
Юлька выбрала момент и пригласила длинноволосого на дамский вальс. Закружились по залу плавно и слаженно, будто всю жизнь так кружились. Дианку даже завидки взяли: красивая эта Юлька, смелая. И парень тоже ничего — талантливый. Зря она отка-зала ему. А Коля? Чтоб не смущать его, она протиснулась между креслами и села в уголке. Глядела на танцующих, вспоминала.
Однажды они с дедом Тарасом попали на ярмарку. Увидел дед на прилавке гармонь, разволновался: куплю!
«Зачем она тебе, дедусь, ты же играть не умеешь?» «Научусь! Надоели мне ваши радиолы, спасу нет.
А в гармони душа человеческая играет».
Подвернулся какой-то гармонист, развел мехи, и запела гармонь у него, заговорила жалостливо. Дед Тарас даже всплакнул, слушавши, а как домой с ярмарки возвращались, он целую лекцию Дианке прочел:
«Это хорошо, что у вас теперь оркестры всякие, как за границей. А все-таки русских обычаев забывать не след. А то ведь так можно позабыть, что и сами-то мы русские».
На кругу между тем творилось невообразимое. Дианка стала медленно продвигаться к выходу.
А на улице луна в полный круг, звезды. Хорошо!
Когда в прошлом году студенты закончили клуб, то собрали комсомольцев колхоза и устроили субботник по озеленению. Насадили молоденьких липок. Теперь уже липки подросли, но тени все равно давали мало, и под ними серебрилась в лунном свете трава.
А из открытых дверей клуба все еще плыла музыка, и Дианка покружилась немного под липами. Так, кружась, она уходила все дальше и дальше от клуба, и музыка нежно стихала у нее за спиной.
У околицы ее неожиданно кто-то окликнул:
— Можно вас проводить? Оглянулась — длинноволосый.
— Нет, нельзя.
— Почему?
— Боюсь, за углом муж с хворостиной поджидает.
— Со мной не бойтесь. И кстати, можете называть меня Алик. Просто Алик. Так зовут меня мои друзья.
Они шли светлой деревенской улицей, и длинные тени от них доставали чуть не до самых труб.
— А я ведь тоже деревенский, — заговорил Алик. — С Тамбовщины. Там у меня мама и три сестренки. Люся, Галя и Зина. Зина еще под стол пешком ходит. Целый год их не видел. Думал: на каникулах, а тут ребята в строительный отряд завербовали. «Поедем, говорят, хоть землю поглядишь, а то все в небо смотришь». Я ведь по специальности астроном. Будущий, конечно.
— Ой как интересно! — воскликнула Дианка. — Я тоже в школе астрономию любила. Гляжу, бывало, на звезды и думаю: «А может, и там где-нибудь Дианка живет. Точь-в-точь, как я. И нос курносый».
— Точь-в-точь не бывает. Природа не терпит повторений.
— А близнецы? Нет, что бы вы, ученые, ни говорили, а я, например, верю, что на Марсе есть жизнь. И знаете, что там сейчас происходит?
— Что?
— Марсианка на марсианина кричит: «Опять где-то гулял?»
Алик засмеялся.
— Ну и фантазия у вас. С такой фантазией хорошо бы звездами заниматься. А что? Поступайте к нам в МГУ.
— А жить когда? — спросила Дианка.
— Жить? Не знаю, что вы понимаете под словом «жить»…
— Ну, хлеб сеять, детей растить. Все ведь остальное не так важно, правда?
Алик немного помолчал, словно обдумывая ее слова, потом заговорил горячо, убежденно:
— Раньше — может быть. В этом и был весь смысл жизни. А сейчас? Разве мы можем представить свою жизнь без спутников, без полетов в космос? История движется, и ее не
