Большая семья - Филипп Иванович Наседкин
— Но на это не очень-то надейтесь, — предупредил он.
— Как же так? — удивился Арсей. — На что ж нам надеяться?
— На самих себя прежде всего. Да-с… Государство поможет всеми силами и средствами, но мы с тобой не одни на шее у государства.
Потапов позвонил в райземотдел и попросил утром принять Арсея. Со своей стороны, секретарь райкома обещал поддержать Зеленую Балку, когда райисполком будет утверждать разверстку на семена.
— Но опять-таки на многое не рассчитывайте, — предупредил он. — Дадим минимум.
— Что это значит — минимум?
— А то значит, что на всю посевную площадь мы, к сожалению, семенами не располагаем. По крайней мере, сегодня. И еще это значит, что в силу указанной причины мы должны засеять в первую очередь хорошие земли.
— Да у нас в колхозе вся земля хорошая.
— Верно, я знаю вашу землю, — сказал Потапов. — Знаю и то, что почти половина ее в годы оккупации пустовала и сейчас представляет собой настоящую целину.
— Ну и что же?
— И чтобы поднять теперь эту целину, потребуются не два трактора. А где их взять? Из ничего приходится сколачивать, из трех один собираем. И все же получаются не тракторы, а горе.
Он встал и зашагал по кабинету. Половицы под его шагами жалобно заскрипели.
— А я рассчитывал опытное поле создать в Зеленой Балке, — сказал Арсей. — Но без вашей помощи вряд ли что получится.
Потапов остановился, посмотрел на Арсея.
— Опытное поле? — переспросил он. — Это правильная идея.
— Но идею надо облечь, так сказать, в материальную оболочку.
— Это мы поможем, — сказал Потапов. — Обязательно поможем. Дадим пшеницу, гречку и просо. И надо заложить участок побольше.
— Я хотел попробовать силы, — сказал Арсей, — и попытаться вывести новый сорт пшеницы.
— Какой сорт?
— Наиболее засухоустойчивый и, конечно, высокоурожайный. Еще до войны такая мысль донимала меня…
— Попробуй, — поддержал секретарь райкома. — И смелей действуй. А я — к твоим услугам. Все, что смогу, сделаю.
Потапов проводил Арсея на улицу, посоветовал переночевать у Туманова.
— Во-первых, — сказал он, — как мне известно, вы с ним дружки, а во-вторых, они, комсомольцы, намечают шефство над твоим селом, так что вам есть о чем потолковать…
Время было позднее. Спотыкаясь о камни, Арсей шел темной улицей и с трудом отыскал номер дома, который назвал ему Потапов.
Туманов встретил Арсея с распростертыми объятиями. Он помог товарищу раздеться.
— А ты недурно устроился, — сказал Арсей, усевшись в промятое кресло и блаженно вытягивая усталые ноги. — Получше, чем мы в Зеленой Балке.
Михаил Туманов занимал маленькую комнату, оклеенную розовыми обоями. Окно прикрывала тюлевая занавеска. У стены стояла железная «студенческая» кровать, у ее изголовья — этажерка с книгами. Под окном — столик, покрытый чистой скатертью. На столике двумя стопками лежали брошюры. Старый диван с разбитым зеркалом на спинке был покрыт легким вязаным покрывалом с двумя зелеными петухами.
— Ты, что ж, женился, что ли? — спросил Арсей, как будто такая обстановка могла попасть в комнату к секретарю райкома комсомола только в виде приданого жены.
Михаил рассмеялся.
— Женился, — сказал он, — на шестидесятилетней девушке. Сто целковых в месяц плюс мои дрова.
Они закурили и завели разговор о недавнем прошлом.
Однако предавались воспоминаниям недолго — Арсей признался, что не спал две ночи подряд. Михаил постелил товарищу на диване.
— Думаем взять шефство над Зеленой Балкой, — сообщил Туманов.
— Я уже слышал об этом, — сказал Арсей. — Сергей Ильич говорил.
— Многое мы, понятно, не поднимем, — признался Михаил, — но кое-что сделаем.
— Что именно?
— Клуб и школу думаем построить.
— Ну, за это мы вас в почетные колхозники запишем.
— Сейчас комплектуем молодежную строительную бригаду, — продолжал Михаил. — В ближайшие дни будет готова и выедет к вам. — Он задул лампу. — Между прочим, — сказал он, укладываясь на своей скрипучей кровати, — я обнаружил твою учетную карточку.
— Ну и что?
— Да ничего. Если хочешь, можешь сняться с учета.
— Зачем?
— Согласно существующему порядку. Ты член партии, не находишься на руководящей комсомольской работе и поэтому подлежишь снятию с учета в комсомоле.
— Вот как!
— А ты что, не знал? Такой порядок установлен еще до войны. Можем хоть завтра организовать тебе проводы из комсомола. На бюро райкома — честь по чести…
— А если я попрошу не делать этого?
— Почему?
Арсей приподнялся на локте.
— Понимаешь, я в комсомоле уже десять лет. С ним связана вся моя сознательная жизнь. Я всегда черпал в нем силы и с его помощью преодолевал препятствия. И я бы не хотел теперь, в трудное время, когда мне так необходима поддержка, расставаться с ним.
— Признаться, я не думал таким образом, — сказал Туманов. — Конечно, я не понимаю это механически: перешел на другую работу — и из комсомола долой. Нет. Я представляю дело так: комсомолец стремится стать членом партии, это его главная цель. И когда он вступил в партию, он достиг своей главной цели. Значит, комсомол для него сделал все, что требовалось, воспитал его, подготовил в партию. Но я рад, Арсей, работать с тобой в комсомоле хоть всю жизнь. И с удовольствием возьму свои слова обратно.
— Ты говоришь, главная цель комсомольца — вступить в партию, — сказал Арсей, подумав над словами товарища. — Это, конечно, правильно. Но вот я шесть лет назад вступил в партию, а комсомол для меня остался все таким же близким и родным. В моих отношениях к нему осталось еще — как бы тебе сказать? — осталось мое юношеское. Понимаешь?
Арсей лег навзничь. В комнате стояла густая темь. Где-то возле порога поскрипывал сверчок.
