Илья Гордон - Вначале их было двое…
В тот момент, когда взволнованный Журбенко произносил эти слова, в приемную вошел высокий, хорошо одетый мужчина средних лет. Маше бросились в глаза коротко подстриженные усики на полном лице приезжего.
— Могу ли я видеть секретаря райкома? — спросил он, подойдя к небольшому столу, за которым сидела девушка.
— Секретарь собирается, кажется, куда-то выехать, — ответила та, подняв глаза на нового посетителя. — К тому же он сейчас занят, принимает товарища. Когда тот выйдет, я спрошу — может быть, секретарь сумеет вас принять. А вы по какому вопросу?..
— Мне очень нужно поговорить с ним, и сейчас же… Я из Москвы, корреспондент, — представился приезжий.
Приехав накануне вечером в районный центр, корреспондент прямо из гостиницы направился в редакцию местной газеты — он был почти уверен, что застанет там кого-нибудь из сотрудников и тот подскажет ему, в какой колхоз лучше всего отправиться завтра, чтобы побеседовать там с народом. Но дежурный работник редакции предложил посоветоваться об этом с секретарем райкома.
Не успел журналист закончить свои переговоры с секретаршей, как из кабинета быстрыми шагами вышел взволнованный, красный от возбуждения Журбенко.
— Входите, — кивнула девушка приезжему, и тот, стремительно распахнув дверь, попросил разрешения войти.
Углубленный в какую-то сводку секретарь, не отрываясь от нее, утвердительно кивнул.
— Я вас слушаю, — сказал он, подняв наконец голову.
Корреспондент предъявил ему командировочное удостоверение и представился.
— Так, корреспондент, значит, — сказал Шулимов. — Ну что ж, у нас любят журналистов. В нашем районе, дорогой товарищ, вы найдете хороший материал. Есть о ком написать, кого похвалить. Надо, чтобы о наших людях знали по всей стране. Они заслуживают этого.
— Все это верно, однако корреспонденты далеко не всегда хвалят, бывает иной раз, что и поругивают, — полушутя отозвался корреспондент.
— Что ж, в какой-то мере вы правы, но наш район, мне кажется, от ругани застрахован, не заслужил ее, — возразил Шулимов.
Гость присел, желая, как видно, обстоятельно поговорить с секретарем.
— Ну, так что же вас в основном интересует? — спросил секретарь.
— В первую очередь люди: их каждодневная жизнь, их труды, — ответил журналист.
— Ну, достойных людей найдете у нас с избытком, долго искать не придется. Поезжайте, скажем, в колхоз…
Как всегда в таких случаях, Шулимов думал назвать колхоз «Маяк», но какое-то еще не до конца осознанное им самим побуждение остановило его. А между тем секретарю очень хотелось, чтобы в центральной печати с похвалой отозвались о его районе. Куда же направить корреспондента, если не в «Маяк»?
— Я понимаю, — начал Шулимов издалека, как бы вслух размышляя, — вам хотелось поехать в хороший колхоз, о котором вы могли бы рассказать что-нибудь действительно достойное описания. Есть у нас такой колхоз, есть…
— Я вчера вечером, — перебил секретаря корреспондент, — успел просмотреть в редакции комплект вашей газеты. Там уж очень часто пишут о колхозе «Маяк». Это что, ваш образцовый колхоз?
— Да, можно сказать…
— А разве в других колхозах, — опять перебил собеседника приезжий, — успехов нет?
— Нет, почему же? У нас немало хороших колхозов. Район наш, дорогой товарищ, за последнее время шагнул далеко вперед. Вот взгляните на сводки, — тут Шулимов пододвинул гостю какую-то бумагу, на которой тот мельком успел заметить стройные колонки цифр, — убедитесь.
— Сводки я могу и в газете найти, — отстранил бумагу корреспондент, — мне бы увидеть живых людей, поговорить с ними об их повседневной работе…
— У нас вы увидите богатырей, настоящих богатырей, поезжайте хоть в этот самый «Маяк», — повторил Шулимов то, что десятки раз говорил различным делегациям и корреспондентам газет и журналов.
— Ну, а кроме «Маяка» куда бы вы мне посоветовали поехать? — подавшись вперед, спросил приезжий.
Именно потому, что местная газета так расхваливала «Маяк», ему не хотелось ехать в этот колхоз. В целом ряде статей, посвященных его деятельности, корреспондент не нашел ни одного слова порицания даже по какому-нибудь незначительному поводу. Сплошные дифирамбы! Если дела — так уж обязательно подвиги, если люди — так богатыри. Совсем как в легендах или в былинах. В такие колхозы он уже ездил — все там как-то парадно, в каждом из них ему показывали только праздничную сторону жизни, а ему хотелось бы увидеть жизнь колхоза не прибранной специально к приезду гостей, а такой, какой она является перед непредубежденным взглядом свежего человека в страдные будни.
— Я не сомневаюсь, — сказал приезжий Шулимову, — что «Маяк» и на самом деле хороший, передовой колхоз. Но мне хочется увидеть самый обыкновенный колхоз со всеми его заботами, нуждами и успехами.
— Вам, как я вижу, не очень хочется ехать в наш «Маяк», — с невольной обидой сказал Шулимов. — Вы почему-то предпочитаете видеть у нас такое, что вы смогли бы с тем же успехом встретить в любом районе.
— Ваш «Маяк» и так уже захвалили и прославили свыше всякой меры. А что, если нам с вами подыскать другой колхоз, который заслуживает не меньшего внимания? — предложил корреспондент. — Ведь тысячи их в последние годы набрались сил и, так сказать, расправили орлиные крылья.
— Это-то верно, дорогой товарищ, — возразил задетый за живое секретарь, — да ведь эти тысячи хозяйств поднялись при помощи передового опыта таких исполинов, как наш «Маяк»…
— Э, нет, не только благодаря этому опыту, — почти резко перебил Шулимова приезжий, — это раньше «исполины», как вы их называете, играли роль парадного фасада, что ли, нашей действительности и заслоняли собой отставание десятков других захудалых колхозов. А теперь другое: теперь мы взяли курс на массовый подъем сельского хозяйства и вместо единичных героев с почетом встречаем сотни подлинных творцов новой жизни.
В глубине души Шулимов чувствовал, что гость прав: обо всем этом ежедневно писали газеты, но до сих пор секретарю казалось, что эти совершенно правильные соображения относятся к другим, менее преуспевающим районам, а к его району касательства не имеют. Кроме того, он привык к тому, что корреспонденты прислушиваются к каждому его слову, беспрекословно едут туда, куда он посоветует ехать, а этот…
«Он держится так, будто учить меня хочет. Хорош, видать, фрукт!» — раздраженно подумал секретарь.
Но гость — всегда гость, а тут еще и корреспондент центральной газеты, и Шулимову пришлось смирить свое ущемленное самолюбие и беседовать с приезжим спокойно и по виду доброжелательно.
— Так что же вы предлагаете, дорогой товарищ? — Подумав немного, он решил отложить затянувшийся разговор. — Сегодня должен вернуться из поездки в район один из наших инструкторов. Вот с ним мы и посоветуемся, куда вам направиться. Сумеете вы зайти сюда еще раз, немного попозже?
Корреспондент встал, собираясь уходить, но Шулимов еще немного задержал его, стал расспрашивать о том, как он устроился в гостинице, доволен ли номером, чем он, секретарь, может быть ему полезен.
Шулимов знал, что на заседании бюро обкома, для участия в котором он был срочно вызван, будет разговор о решениях последнего Пленума Центрального Комитета партии.
Секретарь райкома понимал, что на заседании бюро обкома будут обсуждаться причины отставания целого ряда колхозов области, и он тоже должен будет выступить по этому вопросу. А между тем сколько раз он искал выхода из трудного положения, в котором находились отстающие колхозы его района, и всегда заходил в тупик. Только теперь он понял, что все время бродил словно в тумане, был в ослеплении, от которого доныне не может по-настоящему освободиться.
Так и не додумав до конца, с чем он выступит в области, Шулимов собрал кое-какие нужные для заседания материалы и торопливо зашагал домой, чтобы подготовиться к отъезду.
Переступив порог своего дома, он с шумом бросил портфель на стол и сказал жене:
— Собери меня в дорогу, да поскорей, вызван в обком, срочно.
Ольга Никандровна, жена Шулимова, поспешно спустила ноги с дивана, на котором с увлечением читала какую-то книгу, и озабоченно спросила мужа:
— Надолго едешь?
Худое смуглое лицо уже немолодой женщины, на котором морщинки начали прокладывать пока еще малозаметные колеи, стало озабоченным; ее зеленоватые глаза, только что улыбавшиеся навстречу мужу, посуровели. Ольга Никандровна сосредоточенно обдумывала, что надо сделать прежде всего.
— Дня на два, на три, — услышала она спокойный голос мужа, перебиравшего какие-то бумаги.
Она принялась пришивать белоснежный воротничок, подала мужу чистую верхнюю рубашку и еще кое-какие необходимые в дороге мелочи. Затем с минуту постояла, вспомнила, что еще надо дать ему в дорогу, и, наконец тряхнув головой, слегка поправила черные как смоль волосы, кое-где тронутые сединой, и пошла в кухню, чтобы приготовить мужу поесть перед дорогой. И не успел еще Шулимов побриться, как на столе появилась румяная жареная картошка, рядом шипела на сковородке глазунья, стоял кувшин сливок и исходил паром стакан горячего кофе. Но Дмитрий Емельянович спешил, и, сколько ни просила его жена поесть как следует, он стоя, наскоро перекусил, схватил со стола портфель, поцеловал Ольгу Никандровну и заспешил к давно ждавшей его у подъезда машине.
