Лев Кассиль - Том 3. Линия связи. Улица младшего сына
– Ты бы, мальчик, полегче толкался; если на месте не держишься, руками укрепись, – посоветовал ему пожилой сосед, рыбак. – А то колотишься – сил нет! – М-не-е-е… не-е-е-чем… дер-жа… жа-жаться!..
Тут автобус так тряхнуло, что Володя больно прикусил себе язык и уже молчал потом всю дорогу.
Но все его муки, все, что перетерпел он и в детском саду, и дома, и в дороге, – все было забыто, когда он вручил наконец Ване Гриценко круглую коробку под стеклом.
– Это что у тебя? – удивился Ваня.
– А вот то, что я в воскресенье говорил! – торжествуя, пояснил Володя и сдернул бумагу с коробки. – Ртутные часы! Раз сказал – значит, уж точка. Я не из таких, что обещают, а потом не делают. На, бери!
Ваня бережно принял из Володиных рук коробку, заглянул в нее, чуточку наклонил. Ртутная лепешечка, меняясь мгновенно в своей форме, словно гримасничая и подмигивая, покатилась по коробке и запала в одно из нумерованных отверстий.
– Восемь, – прочел Ваня.
Володя осторожно наклонил коробочку в другую сторону, ртуть побежала и затекла в другую дырку.
– Двенадцать! – объявил Володя. – Значит, я выиграл.
– Ну ладно, потом сыграем, а сейчас пойдем, куда хотели.
– Это туда?.. – понимающе и многозначительно, сразу переходя на шепот, спросил Володя. – Все припас?
– А то нет, тебя дожидался!
– Как уговор был. У тебя готово?
– За тобой дело, если не струсишь.
– Это кто? Я? Сам, гляди, назад не подайся.
– Чего? Ты говори, да не заговаривайся!
– Я не заговариваюсь. У меня раз сказано – все! Сказал я в прошлый раз: достану ртуть из градусника. Видишь – тут!
– Ну и у меня тоже: раз уговор был – точка.
Поговорив в таком духе минут пять, позадававшись друг перед другом сколько полагается и почувствовав себя окончательно достойными великих дел, на которые они решились, приятели наконец пришли к общему выводу.
– Ну и хватит! – отрезал Володя.
– И будет! – подтвердил Ваня.
Он осторожно огляделся, потом поманил к себе пальцем Володю, мотнул головой в сторону сарая, и оба мальчика исчезли в нем.
– Вова! Ваня! Пошли на море гулять, – позвала Валя, сбегая с крыльца во двор. – Дядя Ваня лодку обещал взять… Ребята, где вы?
Никто не откликнулся на ее зов, и она, обиженно пожав плечами, вернулась в дом.
Вышел сам дядя Гриценко, покричал мальчиков, обошел двор, заглянул и в сарай. Вани и Володи нигде не было. Не было их и в сарае. Но если бы дядя Гриценко пригляделся повнимательнее, он заметил бы, что из сарая исчезли также два фонаря «летучая мышь» и большой моток толстых бельевых веревок, обычно висевших на стене.
Тем временем приятели наши уже спускались по наклонной галерее, которая вела от обвалившегося шурфа в глубину каменоломен. Мальчики обвязали себя веревкой, зажгли фонари. Ваня, как старший, шел впереди.
После яркого солнечного дня подземный сумрак, сгущавшийся с каждым шагом, показался мальчикам непроглядным и зловещим. По мере того как они продвигались вперед, опускаясь и опускаясь под землю, мрак обступал их все плотнее. Светлое отверстие входа осталось уже давно позади, а сейчас вокруг друзей была сыроватая, чуточку затхлая темень. Тусклый свет фонарей вяз в этой тьме, метались по стенам крылатые тени, воздух становился все более холодным и влажным. Иногда казалось, что холодные лапы тьмы неслышно елозят по щекам. Тогда мальчики быстро поднимали фонари над головой, и черные щупальца отпрянувшей тьмы на мгновение выпускали ребят, соскальзывали в углы подземного коридора, таились за выступами камня, слабо освещенного фонарем. В одном месте Володя, подняв фонарь, увидел у самого своего лица два комочка, прицепившихся к стене. Они были похожи на крохотные сломанные зонтики, размером в кулак. То были летучие мыши – нетопыри. Вспугнутые светом Володиного фонаря, они закружились вокруг мальчиков. Щеки ребят чувствовали шелковистое касание воздуха, стекавшего с крыльев нетопырей. Мальчики отмахивались фонарями; тени и крылья, казалось, заполнили все пространство.
– Давай бегом! – крикнул Ваня, бросаясь вперед и увлекая за собой натянутой веревкой Володю.
Они добежали до поворота галереи, очутились в коридоре-штреке и остановились, чтобы отдышаться. Летучие мыши остались позади, в штольне.
– Слушай, – обратился Ваня к своему спутнику. – Мы верно пошли? Ты то место помнишь?
Володя уже сам начал сомневаться, верно ли они идут. В прошлый раз он не успел хорошо осмотреться – не до того было. Сегодня, перед тем как спуститься, все казалось очень простым и легким. А сейчас, под землей, в темноте, он растерялся. Все у него перепуталось в голове. Он не смог найти ни одной своей заметы, сделанной в прошлый раз… Зря, пожалуй, полезли они вдвоем под землю. Так хорошо, солнечно сейчас там, наверху! И небо сегодня такое было ясное, и море гладкое. И ходят там автобусы, летают птицы, плывут корабли, и столько хороших добрых людей везде, а они вот тут, вдали от всех заблудились…
Оба почувствовали себя одинокими, заброшенными, отторгнутыми от всего живого. И тишина была вокруг такая, что страшно было громко говорить, – мальчики невольно разговаривали шепотом.
– Ну вот, – тихо произнес Ваня, – сказал, сразу дорогу узнаешь, а сам тычешься невесть куда. Да и, наверное, почудилось тебе тогда, что написано там про нас. Быть того не может!
– Ну как не может, как не может? – заторопился Володя. – Я все же такие буквы уже знаю. Своими глазами видел, так и написано: «В», потом точка поставлена. А потом написано «Дубинин». А потом «И» написано, опять точка и – «Гриценко». Разборчиво так.
– Ну и ищи теперь!
– Погоди, Ваня… Вот сейчас, я помню, надо повернуть налево, потом прямо, а там уж немножко светло станет. Там ведь как раз колодец, провал сверху есть. Вот я и разглядел, потому что свет сверху был. Понятно тебе это? Ну, пусти, я вперед пойду, а ты за мной.
Он оттеснил плечом Ваню и пошел впереди; Ваня плелся за ним. Володя повернул в левый коридор, прошел немного, остановился, убрал фонарь за спину.
– Видишь?.. – прошептал он.
Впереди чуть брезжил голубоватый, рассасывающийся в темени подземелья свет.
– Видишь? Раз сказал – значит, знаю где. Ваня схватил его за плечо.
– А может, это… Может там… то самое… – прошептал он на ухо Володе. – Знаешь, что люди про тот шурф говорят? Слыхал?
– Ну… а что? Ничего… Пойдем поглядим. Я в прошлый раз ничего такого не заметил. Идем, Ваня! Ну, пошли!..
И Володя решительно зашагал вперед, натянул веревку и потащил за собой Ваню.
С каждым шагом в коридоре становилось все светлее и светлее, и вот мальчики очутились в небольшой подземной пещере, куда сверху через отверстие провала, зиявшего над их головами, проникал дневной свет.
– Гляди, – сказал Володя и поднес фонарь к каменной стене.
Поднял свой фонарь и Ваня. Приятели склонились к буквам, которые были глубоко вырезаны в белесоватом камне-ракушечнике, но от времени сильно повыбились.
– Где же ты тут про себя-то нашел? Разве это буква «В»?
Володя молчал. Теперь, при свете фонаря, он уже и сам разглядел, что там вместо буквы «В», почудившейся ему в прошлый раз, была коряво вырезана на стене буква «Н», по краям осыпавшаяся. Но все же, все же Ваня мог теперь убедиться, что в остальном он не ошибся. Да и Ваня сам стоял пораженный. Уже десятый раз он читал, шевеля губами, надпись на стене:
Н. ДУБИНИН, И. ГРИЦЕНКО
– Володя, – вдруг тихо проговорил он, – глупые мы с тобой оба. То ж не про нас написано, где ж наши головы раньше были? То же мой папа да твой расписались. Они ж тут, когда была гражданская война, от белых скрывались. Они ж тут партизанами были. Вот видишь: И. Гриценко – значит Иван Гриценко, батька мой, а это видишь – Н. Дубинин, то дядя Никифор, папа твой. Понял ты теперь?
– Это они тут воевали? – задохнувшись от волнения, переспросил Володя.
– Ну ясное дело, что тут! Мне папаня как-то говорил… Да знаешь, он рассказывать не любит у нас. А в штольни эти никто не ходит. Тут где-то похоронены белые… ну, которых тогда поубивали в бою… Так, знаешь, всякие сказки ходят…
– Мы сейчас пойдем и расскажем, что видели, – предложил Володя.
– Навряд ли стоит, – возразил, подумав, Ваня. – Нам же сюда ходить не велели, приказывали, чтобы никогда не лазили.
– Нет, все-таки лучше сказать.
– А не выдерут?
– Ну вот еще, бояться… А разве тебя дерут?
– Не… В этом году еще ни разу, – припомнил Ваня.
– И меня тоже нет. Ну, бывает, когда мама очень уж на меня разозлится, так, случается, поддаст разок.
– Нет, лучше никому не скажем! – сказал Ваня мечтательно. – Тут не в том дело, что заругают, а пусть это у нас с тобой тайна такая будет. Мы про то никому не скажем, а сюда с тобой ходить станем, играть тут будем.
